«В порядке обязательном и добровольном». Опубликованные источники по истории государственного страхования в Нижегородской губернии в 20-х гг. ХХ в.

Кадровый вопрос

К ноябрю 1922 г. в системе губернского Госстраха работало 75 человек, однако из числа страховых деятелей с дореволюционным стажем «в намеченных достижениях лучшего (…) не сомневались лишь немногие». [Док. № 10].

Одним из них являлся оценщик бывшего Русского страхового общества и Нижегородского страхового агентства Промбанка Павел Тимофеевич Зотов. Как отмечала М. В. Моисеенко, когда после революции в государстве стала создаваться единственная государственная страховая компания Госстрах, «профессия оценщика, освоенная до революции, пригодилась П. Т. Зотову, он поступил на службу в огневой отдел Нижгубстраха, где и закончил свою карьеру в конце 1920-х годов».

Какое-то время инспектором Госстраха трудился даже бывший председатель Нижегородской губернской земской управы П. А. Демидов (1858–1927), который, по свидетельству современников, являлся до революции носителем лучших земских традиций и принес немалую пользу нижегородцам. С 1923 г. Павел Аркадьевич работал в Нижгубплане и разработал Генеральный план коммунального хозяйства губернии[10 - НК. 1927, 5 февраля.].

П. Т. Зотов с семьей

Удостоверение П. Т. Зотова

Страхование, как до революции, так и в первые годы Советской власти, было делом мужским. Согласно хранящемуся в ЦАНО списку сотрудников уездных агентств Госстраха за 1923–1924 гг., агентства возглавляли следующие работники: Богородское – П. К. Болотов, Починковское – Ф. Ф. Турухтанов, Красно-Баковское – М. Д. Брагин, Лысковское – М. И. Чернов, Городецкое – И. В. Елесин, Сормовское – П. Я. Ефимов, Семеновское – Н. Е. Шишкин, Канавинское – Р. Я. Шепте. Места заведующих в Павловском и Воскресенском уездах на тот момент были вакантными. Агентства в Ветлужском, Арзамасском, Сергачском, Лукояновском и Выксунском уездах находились в организационной стадии. Заведующие имелись только в Сергаче (И. А. Хвостов) и Лукоянове (В. А. Гоголев)[11 - ЦАНО. Ф. р-2373. Оп. 1. Д. 1. Л. 157.].

По данным на 1924 г., управляющим Нижегородской конторой Госстраха являлся Агеев, но по газетным статьям его инициалы установить не удалось. Встречаются публикации просто за подписью Агеев либо В. Агеев, в большинстве случаев С. Агеев. Имя, отчество руководителя не указывались даже в сообщении с сессии Губисполкома (август 1926 г.), где он выступал с докладом о положении дел в государственном страховании. Там он обозначен как «т. Агеев». В этом случае на помощь пришли архивные источники. Согласно предоставленному в ОГПУ полному списку сотрудников Нижегородской конторы госстрахования за 1926 г., ее управляющим был 33-летний выходец из крестьян, член ВКП(б) Семен Федорович Агеев[12 - ЦАНО. Ф. р-2373. Оп. 2. Д. 8. Л. 59.].

Как и в любой другой сфере, в страховом деле работали разные люди, и результаты их деятельности оценивались по-разному. Губернская пресса не раз отражала работу страховых агентов на своих страницах. Иногда со знаком плюс, но чаще со знаком минус.

В качестве положительного примера в 1926 г. «Нижегородская коммуна» отмечала работу авторитетного среди крестьян страхагента Борского участка Нижегородского уезда О. Я. Кузнецова. Он не только хорошо, доступно продвигал идеи страхования, но и помогал местным жителям практическими советами по полеводству и огородничеству. [Док. № 160].

Логотип «Нижегородской коммуны». 1923 г.

Логотип «Крестьянской газеты». 1924 г.

Что же касается отрицательных примеров, то они в основном были связаны с чванливостью, необязательностью и нерасторопностью некоторых участковых агентов, за что на них накладывались дисциплинарные взыскания. Не раз фиксировались и куда как более серьезные факты мошенничества, растрат, присвоения страховых сумм. Ряд агентов Госстраха попали под уголовное преследование. [Док. № 161, 162, 164].

Не случайно в сведениях о состоянии аппарата Нижегородской конторы госстрахования, подготовленных в июле 1925 г., отмечалась необходимость увольнений и перемещений ряда имеющихся работников, а также «прием новых страховых сотрудников для более рациональной и квалифицированной силы и возможной подготовки новых страхработников из пролетарской среды». На тот момент в штате было 65 человек, в том числе девять членов ВКП(б) и два комсомольца. По социальному положению выходцами их рабочих являлись только пять сотрудников. Остальные были выходцами из крестьян (22 человека) и из служащих (38 человек).[13 - ЦАНО. Ф. р-2373. Оп. 2. Д. 2. Л. 65.]

Агитация за Госстрах. Взаимодействие с общественными организациями

Огромная роль в пропаганде страхования принадлежала газетам, по сути, единственным общедоступным средствам массовой информации в 1920-х гг. Радио появилось во второй половине двадцатых и внедрялось постепенно.

При ведении агитации упор делался на то, что государственное страхование есть нечто прочное, создающееся в интересах населения, а не коммерческая затея, навеянная текущим моментом в целях наживы. «Среди нашего крестьянства в настоящее время требуется самая широкая пропаганда страхования движимости и товаров, – призывала «Нижегородская коммуна» в феврале 1922 года. – Сельские власти и агенты Государственного Страхования не преминут внедрить в самосознание сельского населения, что Советское Народное правительство ввело Государственное страхование не с целью получить барыши, как это делали частные акционерные страховые общества, развивающие такого рода страхования среди менее опасных в пожарном отношении городских местностей, а с единственною целью – поднять экономически хозяйственную жизнь страны, и в первую очередь обеспечить сельское хозяйство нашего крестьянина». [Док. № 1].

Противопоставление государственного страхования с дореволюционным не было случайным. Мужики относились к внедрению государственной страховки с немалой опаской. Поэтому пропаганда советского страхования строилась на культивировании исключительно редких случаев банкротств «царских страховщиков». Целью этого противопоставления было внедрение в сознание крестьян случаев обмана со стороны страховых компаний, которые изредка случались при прежней жизни. «Крестьянин думал, что это страхование частное, вроде бывшего акционерного общества «Русь», которое собрав во многих уездах нашей губернии с крестьян страховые сборы, было закрыто и прекратило выдачу страхового вознаграждения погорельцам», – поясняла главная губернская газета. [Док. № 8].

Почти все публикации 1920-х гг. носили разъяснительный и пропагандистский характер. Они отличались обстоятельностью, упором на действительное положение дел, содержали множество важных цифр и правильных слов, но им все же не хватало креатива и легкого журналистского слога. Публикации с мест, написанные на конкретных примерах понятным малограмотному мужику языком, встречались нечасто. В газетах отсутствуют данные о самодеятельных театральных постановках на тему страхования, как это было в других регионах страны, об использовании с этой целью плакатов и фильмов. В какой-то степени все эти недочеты компенсировалось публикацией большого числа коротеньких информационных сообщений, разъяснений в форме вопросов и ответов в рубрике «Крестьянский справочник», а также незатейливых рифм, стишков и картинок с характерными названиями: «Госстрах рубли с крестьян берет, а сотни погорельцам выдает», «Чтоб без хлеба не остаться, надо всем застраховаться», «Чтоб в беде не горевать, – надо все застраховать». Вот одно из агитационных стихотворений, опубликованное в «Крестьянской газете» 12 июня 1924 г.:

«Маша с Ваней поженились,
В новый дом переселились
Ваня хвастает избой
Под кирпичною трубой
– Вишь, крылечко расписное,
Вот окошечко резное,
А на ставеньках цветы намалеваны!
– А постройки сверх оклада застрахованы?
– Как же, глянь-ка на крылечко.
Видишь красную дощечку?»[14 - «Красная дощечка» – страховая доска. Страховая доска – металлическая табличка, которая вручалась страховой компанией «Госстрах» хозяину застрахованного дома и размещалась на фасаде здания на видном месте. Цветовая гамма страховой доски: на красном фоне белые буквы «Государственное страхование от огня». Ассоциации от красного фона – «красная дощечка». Прим. автора.]

Немало публикаций было направлено на разъяснение того, что страхование – это не налог, а добровольное страхование в дополнение к обязательному (окладному) – важная необходимость. Настолько важная, что о нем заботится само государство, снижая, к примеру, тарифы или полностью освобождая беднейшее крестьянство от уплаты по обязательному страхованию.

Страховая доска. Жесть. 13,3 ? 26,5 см. 20-е гг. ХХ в. Из коллекции М. В. Моисеенко

«В нынешнем году страховые нормы по трем видам обязательного окладного страхования по сравнению с прошлым годом значительно повышены; страховые же платежи понижены, – писала «Крестьянская газета» в 1925 г. – Помимо подлежащих убытков Госстрах должен освободить беднейшее население от уплаты страховки, оставляя в то же время застрахованными их постройки. (…). Это освобождение выразится в сумме 58.000 рублей». [Док. № 21].

Как информировал Нижгубстрах, на средний крестьянский двор согласно нормам 1925 г. приходилось 150 руб., а страховые платежи составляли 1 руб. 40 к. со 100 р. [Док. № 25]. Для сравнения, в конце августа 1925 г. ржаная мука с крестьянских возов продавалась на базарах по цене до 1 руб. 35 коп. за пуд, пшеничная – до 2 руб. 25 коп. за пуд, говядина высшего сорта и сметана – до 20 коп. за фунт, куриные яйца – от 8 до 30 коп. за десяток, картофель – до 60 коп. за пуд, капуста – до 10 коп. за вилок, арбузы – до 30 коп. за шт. Но цены быстро менялись в обе стороны в зависимости от привоза и урожая.

Реклама Госстраха. 1924 г.

Любопытно смотрелись и статьи, в которых советская система страхования сравнивалась с прежней земской или акционерной. Естественно, аргументация сводилась к тому, что при новой системе страхование стало более выгодным. «Тарифы (платежи) Госстраха против бывш. земских тарифов ниже почти на половину, а страховое обеспечение на 100 проц. выше, – разъясняла в октябре 1925 г. «Крестьянская газета». И добавляла: – Нужда крестьянина – также нужда советской власти, ибо советская власть олицетворяет рабочих и крестьян, защищает их интересы». [Док. № 21].

Реклама Госстраха. 1926 г.

Чтобы приблизить страхование к народной массе, в 1920-х гг. в Нижегородской губернии активно обсуждался вопрос привлечения к этому делу активных членов профсоюзов, которые, с одной стороны, сами олицетворяли народ, а с другой, будучи деятельными людьми, могли бы легко доносить идеи государственного страхования своим товарищам по работе. Примерно такие же планы существовали в отношении взаимодействия Госстраха с ККОВами (крестьянскими комитетами общественной взаимопомощи). А вот идея передачи страховых функций волостным исполкомам (ВИК) в 1926 г. была однозначно отвергнута. Во-первых, страховую работу невозможно было вести правильно без соответствующей практики и надлежащего опыта. Во-вторых, сам по себе принцип организации страховой деятельности как по добровольному, так и обязательному страхованию носил «чисто хозяйственный характер, рассчитанный на самоокупаемость», что никак не соотносилось с задачами, стоявшими перед местными органами власти. [Док. № 37].

Никак не способствовали идее передачи страховых полномочий ВИКам примеры «вопиющей расхлябанности и отсутствия финансовой дисциплины» с их стороны. За этой фразой скрывались факты незаконного расходования ВИКами страховых сборов. «С подобными безобразными явлениями необходимо покончить самым решительным образом», – писал в марте 1928 г. руководитель Нижгубстраха С. Агеев. [Док. № 51, 56].

Не в меньшей, а может быть, и в большей степени, чем печатная агитация, укреплению веры в страхование способствовала незамедлительная и полная выдача вознаграждения за пожарные и прочие убытки пострадавшим страхователям. Эта мысль хорошо осознавалась руководством Нижгубстраха и проходила красной линией через все 1920-е гг..

Заинтересованность руководителей Госстраха в этом хорошо просматривалась в их желании наладить рабочее взаимодействие с корреспондентами сельских газет (селькорами). Как отмечал С. Агеев в номере «Крестьянской газеты» от 21 февраля 1925 г.: «Вполне понятно, в новом деле, каковым является государственное страхование, имеется целый ряд технических недочетов. Из-за них возникает недовольство и излишняя волокита, что, безусловно, не в интересах Госстраха и местного населения. Вот на что можно примерно указать: 1) беспричинная задержка агентами выдачи страхового вознаграждения пострадавшим; 2) возможность злоупотреблений в составлении подложных актов на падеж скота, как агентами, так и представителями сельсоветов, а также и со стороны самих граждан; 3) оторванность местных страховых работников от населения, грубое и чиновничье обращение с населением; 4) укрытие гражданами своего имущества от регистрации: построек, скота и т. п., с целью ускользнуть от страховых платежей и т. п. Подобных фактов можно бы привести еще целый ряд, но для примера достаточно и этого».

Страховая квитанция обязательного окладного страхования. 1926 г.

По мысли С. Агеева, «выявлением и устранением тех или иных ненормальностей на местах (…), селькоры, безусловно, могли бы сыграть большую роль в деле оздоровления страхового аппарата». [Док. № 20].

В наше время ценность газетных публикаций 20-х гг. ХХ столетия о государственном страховании возрастает, так как в них опубликован богатый статистический материал о состоянии экономики Нижегородской губернии, в том числе и по сельскому хозяйству.

Страхование от огня

Первоначальный упор на «огневое страхование» был вполне объясним. Пожары в Нижегородской губернии, как и в целом по России, носили катастрофический характер. По статистическим отчетам бывшего Нижегородского губернского земства, за период с 1903 по 1915 г. в уездах ежегодно в среднем сгорало 4120 жилых и 4376 холодных построек. И удивляться таким цифрам не приходится. В начале 1920-х гг. 52 % всех крестьянских построек в губернии были крыты соломой, 31,5 % – тесом и только 16,5 % имели железную кровлю. [Док. № 58].

Интересные данные о том, каким образом крестьяне сохраняли свое имущество от этой напасти, описаны в номере «Нижегородской коммуны» от 22 февраля 1922 г.: «(…) крестьяне многих сел и деревень с наступлением весны весь свой домашний скарб, за исключением только самого необходимого, (…) выносят из домов в особо приспособленные и сравнительно безопасные от пожара каменные и глинобитные кладовые, погреба и амбары, построенные отдельно от домов. Главную же свою ценность – хлеб в зерне и в муке – наш крестьянин никогда не хранит в жилых помещениях или вблизи их, всегда держит в своих амбарах, вдали от своих дворов, которые сплошь и рядом крыты у него соломой, а потому и весьма опасны в пожарном отношении».

В Нижегородской губернии государственное от огня страхование было введено постановлением Президиума Губисполкома от 17 января 1922 г. Оно делилось на добровольное и обязательное. В обязательном порядке страховалось, к примеру, государственное и муниципализированное имущество, переданное «в пользование на арендном праве и на иных основаниях частным владельцам, коллективам, кооперативам и прочим организациям».

Согласно постановлению Президиума Нижегородского Губисполкома от 23 марта 1922 г. таковое имущество необходимо было застраховать до 15 апреля. Лица и организации, не выполнившие этого требования, подлежали административной и судебной ответственности. [Док. № 57].

В 1920-х гг. данные о «горимости» в губернии печатались регулярно. Счет пожарам шел на тысячи, в некоторых населенных пунктах за раз сгорали десятки и сотни дворов (см. приложение № 5). К примеру, только за 10 месяцев 1926–1927 гг. в губернии произошло свыше 3 тысяч пожаров и огонь уничтожил до 6 тысяч домов. В качестве страхового вознаграждения Госстрах выплатил погорельцам около двух с половиной миллионов рублей. [Док. № 82].

Среди причин пожаров обычно назывались: неисправность печей и труб, усиленная топка, неосторожное обращение с огнем, шалость детей, сушка хлеба и льна, и даже «гонка самогона». Но на первое место зачастую выходили поджоги. Их были сотни. [Док. № 65, 69]. Стоит предположить, что они являлись не столько проявлением классовой борьбы в деревне, сколько следствием зависти, мстительности, пьянства и массового, неуемного хулиганства. Газеты тех лет буквально пестрели сообщениями о такого рода безобразиях. «В дер. Березове-Враге, Богоявленской вол., гр-н В. Л. Гоглев пьяный ходил по улице и кричал: «У меня дом дополнительно застрахован и бояться мне нечего, я сожгу его и всю деревню». Такие угрозы гр-не слышат от него не первый раз и очень обеспокоены», – рассказывала «Крестьянская газета» в номере от 16 июня 1926 г. «Поджоги – бич деревни, – прямо писала в 1927 г. «Нижегородская коммуна». По ее данным, в губернии из каждых ста пожаров 28 приходилось на поджог, а в Лукояновском и Сергачском уездах из 100 случаев на поджог падало от 40 до 50 пожаров. «Вообще поджог является одним из величайших зол нашей деревни, с которым необходимо вести серьезную борьбу», – считала газета. [Док. № 79].

Как обычно, на крестьян больше действовали не уговоры застраховать свое имущество, а правда жизни, порой весьма суровая. Показательной в этом смысле была заметка о пожаре в с. Таможникове Нижегородского уезда, опубликованная в «Крестьянской газете» 30 декабря 1925 г. под характерным названием «При страховке и пожар не так страшен»: «В селе Таможникове прошлой весной сгорело 12 домов. То же повторилось и весной нынешнего года. Все сгоревшие дома оказались застрахованными. Результаты страхования теперь налицо. Все пострадавшие получили страховку, и построили дома даже лучше прежних.

Бывшее раньше некоторое недоверие к добровольному страхованию среди населения, теперь полностью устранилось». [Док. № 70].

Необходимо отметить, что Нижгубстрах не только покрывал убытки от пожаров, но и занимался их профилактикой, так называемыми предупредительными мероприятиями. Среди такого рода мероприятий в различных публикациях назывались: приобретение за счет своих прибылей пожарного оборудования для экономически слабых городов, содержание разъездных монтеров по ремонту пожарного инвентаря в уездах, премирование лучших пожарных дружин и даже устройство в Нижнем Новгороде телефонной пожарной сигнализации. [Док. № 78, 83].

В 1927 г. Госстрах выделил внушительные средства на проведение 3-недельных пожарных курсов для начальников сельских пожарных дружин и пожарных старост. [Док. № 84].