Мне говорили, что дважды два – четыре.
Что скоро сгину я и буду трижды проклят.
Пугали байкой о потустороннем мире,
бросались фразами из Маркса и Софокла.
Меня травили сном и второсортным словом.
В моё сознание вживили мысль о смерти.
В своём же доме жил я вроде домового,
шурша по кухне в полудрёме предрассветной.
Я выходил из дома с птичьими правами
и семя зла клевал с общественной кормушки.
Сырую брешь в законе я топил дровами
и ночевал в ней без подушки и подружки,
и видел сны о социальном гуманизме,
о том, что боги вместе с нами пили водку,
и это так же на бессмертном организме
их отражалось, как на нашем, и походке.
И сам Зевес нам был весёлый собутыльник…
Но – что-то грянуло потом, все протрезвели.
Как папин выговор, как мамин подзатыльник, —