Олеся

– Барахлит чего-то, надо проверить, – ответил он на мой вопросительный взгляд. Наконец, справился с креплениями, кряхтя поднял тяжеленный двигатель и перенес на берег. Подумал немного и извлек из лодки канистру с бензином. Потом достал весла, отнес к домику и там прислонил к стенке. Вернулся к лодке, постоял.

– Там это, ключи гаечные в рундуке под сидением на корме, достань, будь добр. А то мотор разбирать надо. Я лодку придержу, чтобы не шаталась.

Я залез в лодку и стал пробираться к корме, переступая через скамейки. Резкий толчок повалил меня на дно. Оглянувшись, я только увидел, как Силантьич с неожиданной для его щуплой фигуры силой оттолкнул лодку от берега. Ее мгновенно подхватило течением, завертело и поволокло на стремнину.

Силантьич перекрестился, отвернулся и, ссутулившись, побрел к сторожке.

Глава V

«Вечер перестает быть томным», – эта дурацкая фраза первой пришла мне в голову. Страшно болела правая рука, на которую я навернулся в лодке. Похоже, сломана. С одной левой на таком течении у меня никаких шансов не было, даже имей я весла, которые уволок подлец Силантьич. Прыгать в бурную ледяную воду этого сибирского Стикса – чистое самоубийство. Быстро темнело, я уже с трудом мог разглядеть проносящиеся назад крутые скалистые берега. Неуправляемая лодка вертелась и подпрыгивала на бурунах, часто, с характерным звуком, задевая торчащие из воды круглые камни. Силантьич, тоже мне, Харон хренов, что-то говорил про опасные пороги ниже по течению.

Внезапно я увидел какие-то отсветы на деревьях впереди по правой стороне. На такой скорости долго гадать не пришлось. Уже через несколько секунд я разглядел горящий на берегу костер и две темные фигуры, сидящие возле огня. Река не давала мне времени на раздумья. Я отчаянно закричал, пытаясь перебить шум реки, и перевалился через борт лодки. Та, словно лошадь, потерявшая в бою седока, взбрыкнула с перепугу и резво унеслась в темноту. Холодная вода немного притупила боль в сломанной руке, и я изо всех сил устремился к правому берегу. Очень скоро я убедился в том, что силы у меня и у реки, конечно, неравные. Костер исчез за поворотом, а ноги сковала судорога. Конец моим мукам положил чудовищный удар головой обо что-то твердое. Сознание мгновенно покинуло меня, избавив от страданий.

Обратную дорогу сознание преодолевало гораздо дольше и болезненней. Первое, что я почувствовал, было страшное жжение в легких и тошнота. Меня вырвало речной водой. От этого действия в голове раздался ядерный взрыв боли, а неосторожная попытка схватиться руками за раскалывающийся череп тут же напомнила о сломанной руке. В такой ситуации организм счел самым благоразумным тихонько застонать и вновь отключиться.

Второе мое пришествие в этот мир уже не сопровождалось такими эффектами апокалипсиса, но голова все еще раскалывалась от боли.

– Попей, парень, это хорошие травки, помогут, – я почувствовал край кружки у своих губ, сделал глоток какой-то горячей горькой жидкости и открыл глаза. Вернее, один глаз, потому что второй не открывался. Видимо, заплыл после удара головой о камень в реке. Надо мной склонился мужчина лет сорока, его длинные темные волосы были перетянуты очельем. У него было простое открытое лицо, из тех, что сразу вызывают доверие и симпатию. Похожий на него, только с короткой стрижкой парнишка хлопотал неподалеку у костра.

Моя правая рука была упакована в самодельный лубок.

– А можно такой же на голову? – пробормотал я. – А то, боюсь, расколется сейчас.

– Шутишь, – улыбнулся мужчина, – значит, жить будешь. Мы совсем чуток не успели. Собрались сразу, как Олеся сказала, что беда с тобой. Спешили, как могли, но все равно опоздали. Если б ты не закричал да с лодки не выпрыгнул, не спасли бы. Там дальше страшное место, размолотило бы тебя с посудиной твоей в щепки.

– Спасибо, а вы кто? И что за Олеся? – спросил я, хотя по поводу этой самой Олеси у меня вдруг мелькнула догадка. – Погоди, не отвечай. Олеся – это такая офигенно красивая барышня с длинными черными волосами и огромными глазами?

– Ну вот, видишь, ты уже в курсе, оказывается. А Олеся говорила: «Вы его не напугайте только, он не в теме пока».

– Я и правда не в теме. Но и не пугливый. Так что, будь добр, давай по порядку.

– Ну, по порядку так по порядку. Я, значит, Федор, это мой сын, Никитой звать. Из Заречной мы.

Глава VI

Родина моя малая совсем не простой оказалась. Ох какой непростой. Дорогу в Заречную тоже не просто так не смогли проложить. Не нужна она была предкам моим – ведьмам и ведьмакам, вот и не дали построить. Сил своих на это положили немало. То оползень сойдет, то трещины в земле образуются. А когда вдруг выяснилось, что геологи и картографы ошиблись направлением градусов на девяносто, строители сдались окончательно. В Союзе как было? Кончился бюджет, сели работяги в свои тракторы с грейдерами и уехали восвояси. Потом с перестройками и путчами и вовсе позабыли о деревне такой – Заречье. Зареченцам только того и надо было. Не могли они жить с людьми. Их боялись, ненавидели, преследовали. Вот и отгородились как могли от мира те, кто уцелел. Убежал сюда, скрываясь сначала от попов, позже от НКВД-КГБ разных, а с недавнего времени опять от попов и ФСБэшников, причем зачастую уже в одном лице.

От таких новостей мне следовало бы впасть в ступор, испугаться, ну, или хотя бы сильно удивиться. Ничего из положенного я вовремя не сделал, слушая увлекательный рассказ Федора, а когда собрался, оказалось, что уже не очень хочется. Вместо этого я спросил:

– Скажи, Федор, а я тоже, получается, ведьмак? Ну, раз родом отсюда?

– Это необязательно, может, и вовсе нет. У нас детишки не все со способностями рождаются. Есть и обычные люди. Хотя, если Олеся во сне до тебя достучалась, то что-то в тебе есть. Иначе бы не вышло у нее ничего. А бывает и так, что этот дар дремлет внутри, проявляясь только в самые критические моменты. В общем, у всех по-разному.

«Так вот, – подумал я, – какой у тебя, отец, оказывается „ангел – хранитель“. Просто ведьмак ты, батя, только слабенький. Латентный, так сказать».

– Слушай, вы ведь меня из реки вытащили, так? Мокрого. На мне сто одежек было, а очнулся я сухим. Это тоже ваши штучки?

– Это чепуха. Вон – даже Никитка такое умеет. Ему и костер разжечь спички без надобности. А тебя высушить и согреть первым делом надо было, а то так и воспаление легких схватить недолго. Водичка тут злая, не Сочи. Вот с рукой и головой твоей – это к Олесе надо. Только она тебя починить может. Нам не дано.

– Подождет рука, Федор, видно, травки ваши помогли, уже не так болит. За мной должок остался, а я отдавать привык. Должен я человеку тому, кто меня в это увлекательное плаванье на тот свет отправил. Может, застанем его еще в сторожке этой, вроде я не очень далеко уплыть успел?

Федор задумался, что-то прикидывая в уме.

– Да напрямик – рядом считай. Это река петляет долго, а мы часа за два через эту горку доберемся. Только надо ли, Александр? Знаю я этого Силантьича. Дрянь-человек, но в душегубстве вроде замечен не был. Может, ну его?

– Надо, Федя, надо! – я рассмеялся от случайной цитаты, но тут же скривился от приступа головной боли. – Не привык я быть должным, да и отец бы не понял. Сейчас еще чайку вашего ведьмовского выпью и двинем, ладно?

– Ну, надо так надо. Олеся сказала, ты парень толковый, знаешь, что делаешь, хоть не всегда и понимаешь. Да, так она и сказала.

Пока я пил, обжигаясь, горячий отвар, который приготовил по своему колдовскому рецепту Никита, мои спасители быстро собрали импровизированный лагерь. Все хозяйство уместилось в два средних размеров рюкзака. Туда же перекочевала большая часть постиравшейся прямо на мне одежды, потому что мой собственный рюкзак со всеми вещами теперь покоился на дне реки, где-то ниже по течению, среди знаменитых местных порогов. Так что определение «голь перекатная» подходило сейчас ко мне даже лучше, чем к Силантьичу на момент его выгодной женитьбы.

Вдалеке от ледяной реки становилось жарко, будто выключили мощный кондиционер. Я, как выжившая, но не до конца уцелевшая жертва кораблекрушения, шел налегке. Сказывалась слабость от сотрясения мозга, пот заливал единственный открытый глаз, и зверски мешала рука, висящая на куске ткани. Словом, тот еще рейнджер. С моими частыми остановками на отдых, скорее напоминавший обмороки, путь занял гораздо больше обещанных двух часов, но к полудню мы все-таки вышли к сторожке. Силантьич был еще здесь.

Глава VII

Он уже успел спустить на воду вторую лодку, которую так внимательно осматривал вечером, и навесил двигатель.

– Федор, подождите с Никитой здесь, ладно? Я сам.

Федор кивнул, и они с Никитой остановились. А я двинулся дальше. До сторожки, возле которой возился с вещами Силантьич, было еще метров сто. Как ни старался я не шуметь, Силантьич меня все-таки учуял. Поднял голову, присмотрелся. По его изменившемуся от ужаса лицу я понял – узнал. Он резко вскочил и бросился к лодке, где поверх поклажи лежало его ружье. Я понял, что свалял дурака и ничего не успеваю сделать. И вот тут я сам застыл с открытым ртом. Федор, который остался за моей спиной, теперь спокойно стоял между Силантьичем и лодкой. Несмотря на его расслабленную позу и добродушное лицо, всем как-то стало очевидно – мимо Силантьичу не проскочить. Тот заметался в панике, потом развернулся и побежал ко мне.

– Не погуби, Саша, не со зла я, не погуби, – запричитал Силантьич, бухнувшись передо мной на колени и в суеверном ужасе косясь на стоящего у реки Федора.

Я опустился на землю рядом с Силантьичем. Что-то мне немного поплохело.

– Хватит, Силантьич, кончай сельский спектакль устраивать. Не люблю самодеятельность. Рассказывай.

Силантьич замолчал, тяжело перевалился с коленей на задницу.

– Говорил я Мишке – не сдюжу, не убийца я. Вот и не смог своими руками, реке доверил дело это поганое. Ей-то не привыкать. Да оно и к лучшему, что не вышло. Не хочу я крови на своих руках. Мне уж скоро перед Ним ответ держать, – Силантьич поглядел на ярко-синее небо, – и так не святой, куда мне еще этот грех.

– А Мишке зачем моя смерть понадобилась?

– Да не ему, он мелочь в этом деле. Иванычу ты дорогу перешел, вот он и заказал.

– Что еще за Иваныч?

– Терехов Виктор Иванович. Из самой Москвы. О нем Мишка спьяну упомянул. От него и деньги, и заказ. А больше не знаю ничего. Наследник, мол, ты богатый, мешаешь кому-то.

Вот так. Виктор Иванович. Дядя Витя. Нянька моя любимая. Член, мать его, семьи.

Силантьич замолчал в испуге, видя мое изменившееся лицо. Неслышно подошли Федор с Никитой.

– Что, Саша, плохо дело? – Федор тоже почувствовал мое состояние.

– Хуже некуда. Мне обратно надо. Мне связь нужна. Срочно.

– Нельзя тебе в Крестовский, – Силантьич попытался подскочить, но Федор не церемонясь усадил его на место.