Лжедмитрий. Том 2. Новая заря

– Постараюсь тебя переубедить.

– А если я не поддамся уговорам?

– Я… не знаю, – как-то подавленно ответил Иов. – Наверное, продолжу свои попытки.

– Не лукавь, – холодно произнес Дмитрий. – Ты предашь меня. Признайся, ведь ты считаешь, что я сошел с ума?

– Нет, что ты!

– Неужели тебе так страшно признаться? – оскалился государь.

– Хорошо, – примирительно произнес Муцио. – Мы не хотим знать твоих планов.

– Что? – удивился Иов.

– Не хотим, – с нажимом произнес иезуит. – Наш интерес выглядит подозрительно. И если допустить, что мы тебе враги, то делиться с нами планами – фатальная ошибка. А никаких способов узнать, на чьей мы стороне, пока не случится задуманное, невозможно.

– Я рад, что ты это понимаешь, – довольно мягко произнес Дмитрий.

– Но то, что ты сделал… признаться, я не понимаю тебя. Зачем? Что тобой двигало? Неужели только чувство мести? Ты же установил такие жуткие законы, что я и помыслить не могу.

– Друзья, – примирительно произнес государь, – я понимаю ваше беспокойство. Но доверьтесь мне. Чего вы боитесь? Что меня убьют? Так Земский собор выберет кого-нибудь еще. Вон Михаил Романов – прекрасный кандидат. В голове так пусто, что аж звон стоит… колокольный. Нерешителен. Глуп. Что может быть лучше для монарха? Он вернет все к старине. Ну, как сможет. Шапку Мономаха-то и прочие старые наряды я уже совсем в дело пустил. Но как-нибудь управится. И продолжит трудовой подвиг моего блаженного брата. И ты, отче, получишь то, чего так страстно желаешь, – тишь, да гладь, да божью благодать. Ну, на сколько-то лет.

– А ты разве этого не хочешь?

– Упаси Боже!

– Что?! Но почему?

– У народа хань, проживающего в державе Мин далеко на востоке, есть проклятие: «Чтобы тебе жить в эпоху перемен!» Они считают, что это самые грустные и тяжелые годы. Но я так не считаю. На мой взгляд, эпоха перемен – самая замечательная пора. Королеве Англии Елизавете приписывают высказывание, которое точнее всего характеризует эту эпоху. Звучит оно так: «Когда надвигается буря, каждый действует как велит ему его природа. Одни от ужаса теряют способность мыслить, другие бегут, а третьи – словно орлы расправляют крылья и парят в воздухе». Звучит, не правда ли? Может быть, дело в природе этого народа хань?

– Ты думаешь? – задумчиво задал риторический вопрос иезуит.

– Почему нет? Ты думаешь, викинги хоть чего бы достигли, если бы сидели и млели от покоя? Да чего далеко ходить? Конкистадоры! Горстка безумцев бросилась через Атлантический океан и завоевала целых два континента!

– И многие из них погибли, – назидательно заметил Муцио.

– Все мы смертны, – безразлично пожал плечами Дмитрий. – Сколько живет простой селянин? Лет двадцать пять – тридцать? Счастлив ли он в спокойной жизни? Тяжелый труд, голод, холод, лишения, боль, унижения… вот, в общем-то, и вся гамма его житейских радостей. Еще есть женщины и вино. Но по любви он себе позволить жениться не может. Ведь за него все решает отец. Какая радость от жизни с женщиной, которая тебе противна? Что же до вина, то… много ли он его себе может позволить? Ведь он беден… Нравится вам эта сказка?

– Такова жизнь, – грустно пожал плечами патриарх.

– Если ее не менять. Если не пытаться наше «завтра» сделать лучше, чем «вчера». Всеми силами. Конечно, с людьми трудно. У них всегда сначала штаны дырявые, а потом бриллианты мелкие. Но как по мне – это неплохо. Такими нас сотворил Создатель. Что скривились? Или вы считаете его криворуким недоучкой?

– Что?! Нет! – хором ответили иерархи, вскинувшись.

– Хорошо, – произнес с холодной улыбкой Дмитрий. – Ступайте. И если вы союзники мне – посидите тихо. Ах да, Муцио, чуть не забыл. Я планирую перестраивать Успенский собор. Он слишком мал и неказист. Мне бы очень пригодился хороший архитектор. Дерзкий, но толковый. Ты не мог бы мне такого порекомендовать?

– Я напишу своим друзьям. Возможно, они смогут кого-то присмотреть.

– Буду благодарен.

Иерархи встали и, поклонившись, направились к двери, где, выходя, услышали едва слышный шепот Марины:

– Почему ты не хочешь им сказать про дары?

Они резко обернулись с очень напряженным видом.

Дмитрий недовольно скосился на Марину, а потом, прямо и очень жестко посмотрев на иерархов, произнес:

– Потому что Мельхиор[35 - Мельхиор – имя одного из волхвов (магов), что принесли дары Иисусу.] просил не спешить. А они еще не готовы.

– Дары? – попытался продолжить разговор Муцио, но государь не проронил ни слова, окинув его давящим взглядом. Впрочем, отвечать было и не нужно. Фантазия иезуита, думавшего все эти дни над причинами крайне странных поступков царя, сработала безупречно. – Дары? Мельхиор? О Боже! Ну конечно!

– Ступайте, – с нажимом повторил Дмитрий.

И два ошарашенных иерарха, поклонившись, вышли. И если иезуит буквально кипел от переполнявших его чувств и эмоций, то патриарх откровенно завис. Во-первых, он банально не знал имен, принятых в латинской практике для обозначения волхвов. А во-вторых, как-то не провел нужных ассоциаций у себя в голове… Для него все сказанное Дмитрием было бессмыслицей. Впрочем, ненадолго. Муцио уже через несколько минут все ему расскажет…

– Думаешь, их проняло? – поинтересовалась задумчиво Марина. Она ведь не случайно проговорилась, а вполне нарочно.

– Проняло. Мне даже интересно, как они теперь будут виться и что танцевать. Будет забавно, если объявят еретиком или пособником дьявола. Хотя на это они вряд ли пойдут, хотя бы потому, что это им не выгодно. Обоим. Муцио ладно. Без году неделя на Руси – ни влияния, ни связей здесь нет. Но Иов – он да, он станет теперь куда покладистей.

– Ты же понимаешь, что теперь дары нужно будет показать?

– Да. Понимаю. Но покажу только после войны. Если переживут. Очень надеюсь, что теперь, пусть и на время, они прекратят мне мешать из благих побуждений.

Марина посмотрела на него напряженным взглядом. Вздохнула. И, подтянув ноги на мягкий диван, прижалась, словно кошка.