Сын Петра. Том 1. Бесенок

Никто не перебивал.

Никто не возмущался.

Просто слушали.

Внимательно.

А потом, когда царевич замолчал, закончив свое выступление, тетя спросила:

– А дальше? – Причем с таким видом, что Алексей даже как-то растерялся. В какой-то момент ему даже показалось, будто бы Наталья Алексеевна тоже гость из будущего.

– Все.

– Как все?

– Вот так, – развел руками Алексей.

– И где ты сей вирш занятный прочитал?

– Сам выдумал.

– Сам?

И тут завертелось.

Посыпалась масса вопросов, на которые даже и отвечать не требовалось. Присутствующая компания в этом не нуждалась. Во всяком случае, не сейчас. Но главное это не форма стихотворения, а содержание. Гости тети к нему прицепились, словно блохи к псине, и стали «обсасывать».

Внезапно для Алексея выяснилось, что Лукоморье – это старинное название побережья моря. У реки. И таким словом разные места называли. Но, учитывая указание на дуб, локализовали Северным Причерноморьем. Сам же дуб опознали как достаточно известное старинное дерево Запорожской Сечи. То самое, под которым казаки писали знаменитое письмо турецкому султану. Ни того ни другого царевич, разумеется, не знал.

Дальше – больше.

Припомнили всякие байки и сказки о колдунах и о том, будто бы Сечь заговорена. Оттого ни ляхи, ни татары, ни сами османы порушить ее не могут. И не из-за недостатка сил, а от того, что вечно есть причины этого не делать. Каждый раз не понос, так золотуха. Словно черти их от нее отваживают. Хотя всем она давно поперек горла.

Плавно эти географические подробности перешли в политические. Такого вполне себе кухонного формата. Иными словами, к банальному промыванию и перемыванию костей. Отчего царевич совсем растерялся. Вот что-что, а политические дебаты ему тут хотелось спровоцировать меньше всего. Да и вероятность эта никак не просчитывалась. Они ведь увлеченно обсуждали только вещи, связанные с литературой, музыкой, живописью и так далее. И это все оказалось крайне неожиданным. Так что Алексей, тихо спустившись с табурета, забился в угол комнаты и старался не отсвечивать.

Да, ошибки у всех случаются. Тем более что профильного исторического образования или каких-то специфических знаний у него не имелось. И оттого ему всегда казалось, что Пушкин выдумал все от и до. Однако местные считали иначе. Впрочем, Алексей не кручинился и, пользуясь моментом, впитывал эти политические сплетни, прикидываясь ветошью. Когда еще удастся послушать?

Наконец, где-то через час увлекательных дебатов, собравшиеся вспомнили о царевиче. И попросили вновь продекламировать стихотворение. Повторить. Что он с определенной неохотой и сделал, понимая, что в их просьбе явный подвох.

И верно.

Как только он закончил, на него набросились с новой волной расспросов. И в этот раз ответы давать требовалось. Потому что присутствующим было интересно – что конкретно он имел в виду и кто его надоумил.

А вот к этому он готовился и выдал им заранее подготовленную легенду. Дескать, выдумал он это стихотворение по мотивам услышанных сказок. Ну и добавил уже в рамках импровизации, будто о том, что называют Лукоморьем, слыхом не слыхивал, полагая, что это просто луковое море из какого-то старого поверья. Название красивое, вот и использовал.

Все посмеялись забавной логике Алексея. В крайнем случае поулыбались. И в целом от него с этой темой отстали, перейдя к технике самого стихотворения. На Руси так в те годы не писали.

Да, в Западной Европе силлабо-тоническое стихосложение уже практиковали. Местами добрый век. Однако на Руси активно действовала школа совсем иного, тонического стихосложения. А до того старинные былины бытовали в форме силлабического. Вот Алексей и заявил, что попытался их скрестить. Так-то скучно грамматику зубрить. Вот и развлекся…

– Славно, славно, – похлопала Наталья Алексеевна, когда импровизированный допрос племянника завершился. – Новое слово в русской поэзии. Надеюсь, ты не оставишь этого своего увлечения. Только впредь лучше разузнать, о чем ты стихи слагаешь.

Царевич вполне искренне смутился.

Он слышал, что Пушкин был озорник. Но думал, что это проявлялось во всяких выпадах против неприятных ему людей. О каком-то политическом контексте в его, казалось бы, не связанных с этими вещами стихах, парень даже не догадывался. Из XX или XXI века обывателям этого было уже не видно. А тут… да, действительно. Нужно крепко думать с такими вот выходами.

Впрочем, дело сделано. И он перешел к следующему этапу.

– Оно, тетя, больше шалость, – произнес Алексей. – Мне больше по душе механика, арифметика и прочие науки о естестве, сиречь о природе.

– Зря. Мне было бы отрадно, если бы время от времени радовал нас своими шалостями стихотворными.

– Да… да… – раздалось отовсюду.

– Я даже не знаю. Попробую, но ничего не обещаю, – теперь уже наигранно смутившись, ответил Алексей. Слишком наигранно, чтобы все это поняли.

– В науках о природе, как ты сказываешь, такой изящности сложно добыть.

– Без всякого сомнения, но там есть и иные вещи. Не менее увлекательные.

– Увлекательные? – удивилась тетя. – Мне всегда казалась, что вся эта цифирь и прочее крайне скучное дело.

Алексей заверил ее в том, что это не так. И показал простейший фокус со свечкой и змейкой.

Делается он быстро. Берется листок бумаги, из которого вырезается бумажная спиралька. За центральную часть подвешивается куда-то. На спицу или там ниточку. А снизу подносится свеча.

Поднесли – спиралька закрутилась.

Убрали – остановилась.

– Дивно? – спросил Алексей присутствующих.

– Занятно, – согласилась тетя. – А от чего же эта полоска вертится?

– Огонь свечи нагревает воздух. Он начинает подниматься вверх. Получается этакий ветерок. Теплый. Вот он и шевелит.

– И как ты до сего опыта додумался?

– Наблюдая за огнем, – как можно более беззаботно ответил царевич и улыбнулся. – Да и сами вы видели много раз, как тлеющие кусочки улетают из костра. Вот я и стал расспрашивать учителя. Оказалось, мои наблюдения верны. И хотя мы это еще не изучали, он охотно перескочил на этот вопрос. И я, закрепляя урок, выдумал сию поделку. Я мню, что ветер близким образом давит на паруса кораблей, гоняя их вперед. Но то еще надобно проверить…

А дальше царевич стал жаловаться, что изучение механики довольно сложно без небольшой мастерской. Такой, чтобы опыты там ставить всякие. Вот вроде такого. И какого-нибудь ремесленника толкового туда бы. Чтобы не ему самому руки свои сбивать. Царевич все-таки.

Наталья Алексеевна, вполне благодушно расположенная к племяннику, особенно после такого шоу, устроенного им, охотно поддержала эту просьбу. И пообещала и помещение выделить, и денег, и позволить нанять подходящего работника. Причем самому царевичу. Лично.

На чем тот и успокоился.

Он, собственно, и задумывал этот тщательно подготовленный «экспромт» только для того, чтобы расширить свои возможности. Опять же, с банальной целью – получить ресурсы для шагов, позволяющих набрать очки репутации у отца, как прямо, так и косвенно.

Гости Натальи Алексеевны разошлись по домам. И вместе с ними стали расползаться по столице и новые слухи о молодом царевиче. Что явно в отца пошел. И про стихотворение озорное и провокационное. И про фокус его, явно не по годам разумный. А уж то, что он упомянул корабли, вообще вызывало умиление. Но не у всех… Те же Лопухины на будущий день собрались у царицы и весьма неодобрительно об этом всем стали отзываться. И это мягко говоря. Сказывая, что мальчик-то одержим…