Фрунзе. Том 2. Великий перелом

И Михаил Васильевич, сделав пару решительных шагов, подхватил ее за талию и закружил в танце.

Никогда в прошлой жизни не танцевав, он вдруг обнаружил свой интерес к этому делу. И редкую неделю не вальсировал с молодой женой. Раз от раза улучшая свои показатели.

Да и романтика какая-никакая. Пусть и топорная. Но им она нравилась. Обоим. В эти сложные годы она была на вес золота внутри семьи.

Пластинка закончилась.

И Любовь Петровна нехотя отлипла от мужа, давая ему возможность завести граммофон заново. Брак по расчету, заключенный ими изначально, довольно быстро трансформировался.

Да, Михаилу Васильевичу не хватало дворянского воспитания. И это сразу бросалось в глаза. Но и бескультурным его нельзя было назвать. И уж тем более необразованным. Он удивлял свою супругу. И чем дальше они жили, тем больше. Тем сильнее она к нему привязывалась. И даже потихоньку влюбляясь. Даже несмотря на существенную разницу в возрасте.

Сам нарком не отставал.

И удобная девочка, взятая, чтобы «закрыть кейс» одинокого мужчины, становилась в его глазах все более и более ценной особой. Любовь или нет, но привязанность нарастала. Ему с ней было хорошо. Не только и столько в сексуальном плане, сколько в житейском.

Она старалась быть хорошей женой.

И у нее получалось.

И даже с детьми она сумела поладить.

Секс, правда, был не так чтобы и блестящий. Но откуда молодой женщине быть в нем опытной? Она ведь не практиковала «дополнительные услуги» во время работы в театре. Да и до того тоже…

Вновь заиграла музыка.

Вновь они закружились в танце.

Тактильный контакт потихоньку заводил и разогревал. Пока наконец после в очередной раз остановившейся композиции они не предались более интересным делам. Заходя издалека и медленно раздеваясь. И это разогревало и тревожило только сильнее…

– Ты не дуешься на меня? – спросила она, когда все закончилось и они лежали обнаженными на постели.

– Дуюсь?

– Из-за книги.

– «Сказки на ночь»?

– Да.

– Все совершают ошибки, – чуть помедлив, ответил Михаил Васильевич, прижав ее посильнее. – А эта вроде бы даже и не ошибка. Вон какой от нее эффект. Я слышал, что даже Надя купила эту книжку и читает детям.

– Надя?

– Аллилуева. Жена Сталина. А это показатель. Значит, пронесло.

– Слава богу, – выдохнула женщина.

– Я даже подумал, что нужно подготовить второе издание и обеспечить сказки иллюстрациями. Подберешь художников?

– С радостью…

Так они и провели первую половину выходного дня. Предаваясь тактильным и любовным утехам. Болтая. И в целом наслаждаясь обществом друг друга. После обеда их ждало посещение кинотеатра и небольшая рабочая поездка мужа. Выделять на отдых совсем уж весь день он не мог себе позволить…

Подмосковный стрелковый полигон снова шумел.

Бойцы в новом зимнем обмундировании громыхали из тяжелых 13-мм винтовок. Тех самых, Mauser, которые мало-мало собирали в Союзе. Но в этот раз они стреляли не для научных или статистических изысканий, а ради учебного процесса.

– Бей! – не очень громко, но четко произнес мужчина с биноклем, стоящий рядом со стрелком.

Жахнул выстрел.

– Поспешил. Полкорпуса.

Стрелок чертыхнулся.

– Смена позиции.

И тот вместе со вторым номером, подхватив винтовку, пригибаясь, метнулся в сторону…

По полю же на тягах катилась мишень мотоцикла. Сейчас отрабатывался огонь по ней. А так-то имелись грузовики и легковые авто. Причем двигались они либо с приближением, либо с удалением. И с разной скоростью. Чтобы научить стрелков самих оценивать упреждение в зависимости от ситуации. Это было второе учебное поле. Продвинутое. На первом работали по неподвижным мишеням, имитирующим пулеметные гнезда, орудия и так далее. Где обучение и начиналось. Там цели не двигались, но поднимались, дистанционно. По команде инструктора. Третье поле – самое продвинутое – смешанное. Там и силуэты техники двигались, и мишени поднимались. Только тут перед каждой сессией инструктор «заказывал» сценарий, к которому техники готовились. Включая те или иные цели по секундомеру.

И тут важно понять – Михаил Васильевич готовил не снайперов. Отнюдь. Да и оружие не позиционировал как снайперское. С его-то угловой точностью. Противотанковыми или бронебойными эти винтовки тоже не считались и не назывались. Нарком прекрасно понимал – толщина брони очень быстро подрастет до неприличных размеров. Совершенно непригодных для поражения таким вот видом оружия. Вот и задумывал его как некое легкое «антиматериальное» средство, называя просто «тяжелой винтовкой».

Бойцов гонял соответственно. Выделив по нормативу две тысячи выстрелов на каждого. Не бог весть что[13 - 2000 боевых патронов для XXI века недостаточно для удовлетворительной подготовки даже обычного линейного стрелка. Адекватные нормы выходят за 20 тысяч на одного стрелка мотопехоты. Меньше просто недостаточно для получения устойчивых навыков стрельбы.]. Но это было радикально лучше линейной стрелковой подготовки в царской армии или, допустим, предвоенной РККА. Мало-мальски стрелять можно было научить. Да с поддержанием квалификации ежегодным расходом по триста патронов на брата.

Хотя, конечно, в глазах Политбюро и прочего руководства РККА такие учебные стрельбы выглядели расточительством. Даже такие скромные, по мнению Фрунзе. Так что наркому пришлось их продавливать. Слишком уж высока была ценность таких бойцов в текущих реалиях.

Политбюро, скрепя сердце, уступило. Все-таки Михаил Васильевич обычно так не делал. А тут вот прямо ни на миллиметр не отступал. Доверились. Хотя в их понимании особой нужды в таком перерасходе боеприпасов попросту не имелось. Даже в относительно благополучном в материальном плане 1938 году на весь курс обучения стрельбы рядового стрелка в РККА тратили 35 боевых патронов[14 - КОП-38 (1938 года) РККА подразумевал расход 35 боевых патронов на учебный курс стрелка, 141 боевой патрон для курса пулеметчика, 354 боевых патрона для курсов снайпера.]. В 1927 году отпускалось обычно и того меньше. Даже с оглядкой на «прогрессивную общественность», то есть тех же англичан и французов. Но даже там не шло речи о двух тысячах выстрелах. О том же, что даже этого количества патронов недостаточно для формирования устойчивого навыка, они даже слышать не хотели.

Се ля ви.

И Михаил Васильевич был вынужден довольствоваться таким вот скромным результатом. Пока, во всяком случае…

С крупнокалиберной винтовкой Mauser история получилась очень занятная и показательная. Фрунзе ведь не просто договорился о закупке готовой технологии, а заказал доработку. Что, согласно Версальским ограничениям, компания сделать попросту не могла.

Ну открыто.

Понятно, что для себя они там пилили что-то потихоньку. Но даже в этом случае где-то в районе 1929 года были вынуждены купить швейцарскую компанию Solothurn Waffenfabrik AG. Да, не сам «Маузер», а «Рейнметал», но пользовались ее услугами все подряд. Однако на дворе был 1926 год. И никакого «Солотурна» у немцев под рукой еще не имелось. Задание же Фрунзе было очень интересным. Не только и не столько в финансовом плане, сколько в военном и политическом, позволяя разом помножить на ноль все эти орды легких французских танков, которыми Париж регулярно угрожал Берлину. Из-за чего тема эта курировалась на самом высоком уровне, находясь на личном контроле у Гинденбурга.

Что и неудивительно.

Реваншизм в Германии никто не отменял из-за крайне странного завершения Первой мировой войны. Немцы чувствовали себя преданными и обманутыми. По всем признакам они войну выиграли, а им засчитали поражение. Как тут не начать подозревать обман? Так что их элиты увидели в этом нарастающем сотрудничестве с Союзом надежду. Особенно на фоне того, что уровень радикализма в СССР стремительно снижался. Уткнувшись в юридический тупик, немцы создали в июле-августе 1926 года целую россыпь компаний в СССР. И перенесли в них часть своих научно-исследовательских подразделений, работа которых блокировалась Версальскими ограничениями. Наплодив этакие «Солотурны» рязанского разлива.

Так вот – винтовка.

В силу обстоятельств время поджимало.

Тем более что оживились американцы, которых заинтересовала сама идея особого налогового режима в Союзе для подобного рода предприятий. Особенно их ВПК, сидящего на жесткой финансовой диете с момента окончания Первой мировой войны. Так что дойчи действовали предельно быстро.