Фрунзе. Том 2. Великий перелом

– Как твое самочувствие? – поинтересовался Фрунзе, входя к Дзержинскому.

– Не дождетесь, – шутливо ответил он, запомнив понравившуюся присказку Михаила Васильевича.

– И это хорошо, – расплылся в улыбке нарком. – Но выглядишь уставшим. Замученным. М-да. Уезжать на юг и бросать дела нам обоим чревато. Надо бы где в ближайшем Подмосковье сделать санаторий. С процедурами, бассейном, массажем и диетическим питанием. Чтобы и здоровье поправлять, и руку на пульсе держать.

– Не будет ли перегибом? – немного нахмурился Феликс Эдмундович.

– Так не только для нас. Что в РККА, что в ОГПУ и НКВД хватает людей, которые надорвали свое здоровье на работе. И их нужно лечить. Вот – подобрать врачей, процедуры, и вперед. Пускай оздоравливаются. Ну и мы заодно.

– Ну если так, то да.

– Я слышал, что в Сиаме или где-то в тех краях есть настоящие мастерицы массажа. Даром что женщины. И не смотри на меня так. Никакого разврата. У них культура массажа очень развита. А это, по сути, мануальная терапия, которая сильно улучшает состояние тела. Особенно при такой, как у нас, сидячей работе. К ним бы я еще добавил какой-нибудь спорт легкий. Плаванье регулярное. И так далее.

– Ничего в этом не смыслю, – покачал головой Дзержинский, – но я поддержу. Дело хорошее…

Дальше они перешли к кадровым вопросам.

К лету 1926 году в ОГПУ числилось чуть больше 1,2 тысячи сотрудников. При этом в центральном аппарате находилось порядка шестой части.

Вот с центрального аппарата Дзержинский чистку и начал.

Ягода все еще сидел в подвале. Менжинский отправился на пенсию по состоянию здоровья и был «сослан» на лечение на Кавказ. Остальные – почти все руководители и начальники этого аппарата – также либо «вышли на пенсию», либо «бежали», либо были прямо арестованы. Равно как и многие их подчиненные.

Для закрытия ответственных, ключевых должностей Феликс достаточно просто нашел людей. Подтянул из НКВД. Благо, что их требовалось немного.

А вот для должностей попроще людей уже у него не хватило. Во всяком случае, проверенных и более-менее подготовленных. Подтягивать кадры из регионов не хотелось. Они не были проверены. И, судя по всему, имели как бы не бо?льшие проблемы, чем в центральном аппарате. Он обратился к кадровому резерву армии, то есть к Фрунзе. И в самые сжатые сроки в ОГПУ стали поступать «фельдфебели» и «вахмистры» старой службы на строевые должности.

Да, это не их профиль.

Но их уровень образования и адекватности, как правило, заметно превосходил тех, позиции кого они замещали. И главное – они умели достаточно точно выполнять инструкции. Вплоть до режима «вахтера».

Спорный момент. Но он дал свой эффект. И центральный аппарат ОГПУ из шайки-лейки, по сути, случайных идей превратился в довольно жесткую и хорошо организованную структуру, которой можно было отдать приказ и не контролировать его выполнение вручную.

Для поднятия же уровня профильной компетентности все эти «унтера» уже к началу 1927 года прошли через краткие курсы. И продолжали учиться. В том самом центре, который Фрунзе и Дзержинский уже к тому времени создали. Более того, их всех обязали получить еще и подходящее профессии профильное гражданское образование. Хотя бы средне-специальное, но лучше – высшее. И нарезали сроки «дорожной карты». Причем унтера, получившие шанс, не стали воротить носа и ответственно взялись за дело. Со всем возможным рвением.

Самым первым результатом подобного решения стало то, что по Москве посыпались старые порочные связи. Бывшие унтера, не устроившиеся в новом мире, имели свои счеты как с партийцами, так и с уголовниками. Жили-то они все эти годы не сладко.

Старые сотрудники, конечно, остались. Единично. Как раз такие вот, как сам Феликс. Идейные. Но они этим «фельдфебелям» не мешали. Отнюдь. Даже помогали. Поскольку видели их рвение по работе и отсутствие «мутных схем», то есть принимали, по сути, за своих.

Партия, конечно, на все эти игры Дзержинского и Фрунзе смотрела крайне прохладно. Почему? Так ведь эта чистка привела к тому, что у многих партийцев, в том числе высокопоставленных, оказался сломан их маленький «бизнес». Из-за чего резко упал их уровень жизни до совершенно неприличного уровня – до зарплаты. К чему они оказались морально не готовы[3 - Впоследствии к середине 1930-х годов это было компенсировано специальным обеспечением и системой льгот, дававших партийным функционерам крайне привилегированное и материально благополучное положение. Хотя смычка их с уголовниками и мошенниками как сформировалась в 1920-е годы, так и просуществовала до последних дней Союза. И в знаменитом «Рыбном деле» Андропова рубежа 1960-х – 1970-х было вскрыта только малая часть подобного «грязного белья». Что сыграло особую роль в формировании ОПГ в Союзе и особого романтизированного культа вора в законе и уголовника в целом.]. Как и их жены. Особенно их жены.

Впрочем, пока они помалкивали, надеясь, что гроза отгремит и все вернется на круги своя. В конце концов, Дзержинский тряс только своих людей и разного рода воровские малины. Партийцев же если и привлекал к ответственности, то рядовых.

Вот они и мыслили – все люди хотят жить и жрать. Причем жить как можно дольше, а жрать как можно слаще. В партии считали, что, когда эта возня закончится, можно будет все вернуть на круги своя. А то, может, и больше отжать. И хоть и воспринимали деятельность Дзержинского очень прохладно, но открыто против нее не выступали. Тем более что он делал большое дело – чистил московские банды, которые представляли в 1920-х годах весьма нетривиальную и всеобъемлющую беду с прекрасно укрепленными малинами. И вероятность быть ограбленным, а то и убитым этими ухарями была даже у наркомов или членов Политбюро.

Да, конечно, его деятельность несколько ломала бизнес.

Их бизнес.

Ну это не беда. С мошенниками дела вести как-то проще, чем с тупыми и агрессивным мастерами гоп-стопа. И денег это приносило много больше. Так что параллельно с процессом чистки центрального аппарата ОГПУ всей верхушкой и средним звеном московской партийной организации шел поиск продуктивных мошеннических схем и исполнителей для их реализации…

К началу 1927 года первичную задачу Дзержинский решил. И готовился к чистке уже региональных аппаратов, поэтому нуждался в новых унтерах. Вот и обратился к Фрунзе, у того ведь тоже имелись определенные виды на этих ребят. Он их активно привлекал в армию. И требовалось согласовать столь щекотливый кадровый процесс. Чтобы не переругаться из-за них.

– И на заводы. Их нужно поставить на заводы, – заметил нарком.

– Так мы и так на все заводы военные поставили таких унтеров.

– Не только на военные. При каждом заводе должен быть особист, чтобы приглядывать за его работой и хищениями. Сам же уже понял, насколько все это сурово.

– С этими бы разобраться… – отмахнулся Дзержинский.

– А я и не говорю, что сейчас. Ты очень правильно поступил, что начал с центрального аппарата. Рыба, как говорится, гниет с головы. Приведешь в порядок его. Потом ключевые региональные аппараты. Потом остальные. И только потом уже можно будет создать сеть на всех более-менее крупных предприятиях и объектах. Тех же ключевых железнодорожных узлах.

– Ты представляешь, как это раздует аппарат?

– Его все равно раздувать. Люди не стальные. Их нужно умеренно нагружать, чтобы на долгой дистанции не упали как загнанные лошади. Это мы с тобой бессмертные пони, другие люди так не могут, – заметил Фрунзе, напоминая ему шутку, рассказанную уже не единожды. – Не сильно, конечно, раздувать. Но втрое – точно. Плюс отдельно группа спецназа и штат выездных бригад оперативников.

– Иногда мне кажется, что не я, а ты управляешь ОГПУ, – несколько раздраженно фыркнул Дзержинский.

– Так я просто говорю. Высказываю мнение, – пожал плечами Фрунзе. – Со стороны. И с удовольствием выслушаю твои соображения относительно армии. Все мы люди, все мы человеки. И у любого может глаз замылиться, или он от усталости что-то пропустит. Решение же принимать тебе и только тебе.

– Все верно, – покивал Феликс. – Это я так – ворчу. Устал…

Коснулись в беседе они и Тучкова[4 - Тучков Евгений Александрович (1892–1957) – сотрудник ЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД с 1918 по 1939 год. В 1922–1929 годах – начальник 6-го отделения СО ГПУ/ОГПУ. Был главным автором и проводником антицерковной политики СССР в те годы. Создал Общество воинствующих безбожников. Стремился максимально ослабить РПЦ, разбив ее на несколько враждующих осколков. Всячески при этом поддерживал сектантов и маргиналов. Автор и исполнитель волны массового террора и внесудебных расправ над священниками тех лет.].

Он оказался тесно связан с так называемым «ягодным делом». Через Генриха и его связи, оставшиеся еще со времен Свердлова, он реализовывал изъятые церковные ценности. Далеко не все, но весьма много. Те самые, что регулярно «пропадали» после конфискации. И Дзержинский не знал, кем его заменить, потому что он вроде как успешно занимался церковными делами.

– А успешно ли? – отхлебнув из кружки, спросил Фрунзе.

– А разве нет?

– Если хочешь, я тебе расскажу, как это все выглядит со стороны простых крестьян и обывателей. Если нет – то и помолчу. А то ты и так уже вон ворчишь.

– Ты обиделся, что ли?

– Шутишь? С чего? Ты просто устал, и я не хочу тебя пустой болтовней перегружать. Сам я в церковных делах не силен. И могу только пересказать, что слышал краем уха. Ты ведь знаешь, я с простым людом охочий поболтать.

– Знаю-знаю, – расплылся в улыбке Феликс Эдмундович. – Иной раз подойдешь к заводу и с каким-нибудь слесарем языками зацепишься. А у директора местного семь потов сойдет, пока он стоит и наблюдает за тобой в окошко. Мой человек думал, что у того сердечный приступ случится за время разговора.

– И ведь не зря беседовал.

– А кто говорит, что зря? Очень даже дельно. Да и этот «жучок» себя выдал с головой…

Немного пошутили. Посмеялись, вспоминая тот забавный эпизод. После чего Фрунзе перешел к куда более серьезной теме. К деятельности Тучкова.

– Если очень кратко, то его усилия ведут к тому, что РПЦ теряет централизацию.

– А это плохо?