«Москва, Москва! …Люблю тебя как сын…»

Твой сын душою закипит.
Свершит блистательную тризну
Потомок поздний над тобой
И с непритворною слезой
Промолвит: «Он любил отчизну!»

    1836

«Посреди небесных тел…»

Посреди небесных тел
Лик луны туманный:
Как он кругл и как он бел,
Точно блин с сметаной.
Кажду ночь она в лучах
Путь проходит млечный:
Видно, там, на небесах,
Масленица вечно!

    1836

1837–1841

Бородино

– Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Москва, спалённая пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!

– Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри – не вы!
Плохая им досталась доля:
Не многие вернулись с поля…
Не будь на то Господня воля,
Не отдали б Москвы!

Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
«Что ж мы? на зимние квартиры[15 - Зи?мние кварти?ры – в старину в зимнее время войска отходили в тыл для пополнения, переобмундирования и размещались в домах («на квартирах») у мирного населения. Существовала так называемая квартирная повинность, обязывающая жителей предоставлять жильё для солдат.]?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?»

И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
Построили редут[16 - Реду?т – полевое оборонительное сооружение, обычно четырёхугольное, с земляным валом и рвом.].
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки –
Французы тут как тут.

Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат мусью[17 - Мусью? – месье? (искаж.), вежливое обращение к мужчине во Франции.]!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою!

Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день.
Повсюду стали слышны речи:
«Пора добраться до картечи[18 - Карте?чь – артиллерийский снаряд, заполненный крупными пулями или небольшими ядрами.]!»
И вот на поле грозной сечи[19 - Се?ча – битва, сражение (устар.).]
Ночная пала тень.

Прилёг вздремнуть я у лафета[20 - Лафе?т – станок, на котором закрепляют артиллерийское орудие.],
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.
Но тих был наш бивак[21 - Бива?к – лагерь, место расположения войск на отдых под открытым небом.] открытый:
Кто кивер[22 - Ки?вер – высокий военный головной убор.] чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус.

И только небо засветилось,
Всё шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рождён был хватом[23 - Хват – удалец.]:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
Он спит в земле сырой.

И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! не Москва ль за нами?
Умрёмте ж под Москвой,
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.

Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И всё на наш редут.