Большая литература

У меня трое детей? Нет?

Пятеро внуков? Нет?…

Я давно-давно-давно-давно их не видел? Нет?…

Ну хоть что-то вас во мне интересует?! А, это… Кончились сосиски.

Кончились…

Все сосиски кончились!

До конца!

Так что беги, песик, беги…

В первый раз

Двуспальная кровать была готова к бою: что характерно, обе стороны готовились к нему весьма обстоятельно. Были заготовлены соответствующие напитки и еда, соответствующая напиткам, в пределах имеющихся в наличии денежных купюр. Он был весьма вальяжен и одет не без претензии: на нем были шевиотовые брюки-галифе мышиного цвета производства США, сорочка-апаш в горошек и роскошный черный бант. На ней – крепдешиновое красное платье с небольшим вырезом на груди, коричневые фильдеперсовые чулки на пикантных подвязках и роскошный красный бант на черной с блеском косе. Она была очаровательна в своей невинности, а он глядел на нее с улыбкой опытного ловеласа.

Он разлил по темно-зеленым бокалам напиток, соответствующий потраченным средствам, и разложил по тарелкам севрского фарфора еду, соответствующую напиткам. Они чокнулись бокалами, слегка отставив мизинец. Он – левый, потому что был левшой. И выпили. А потом закусили. А потом он отнес бутылку из-под «Дюшеса» и тарелку из-под эклеров со Столешникова переулка на трюмо. После чего он посмотрел в ее ждущие глаза и взял ее за дрожащую, слегка влажную ручку. И так они сидели долго-долго, и им этого было вполне достаточно для счастья. А потом пришли родители и развели их по разным домам. Через пятнадцать лет он и она снова встретились. Была та же самая двуспальная кровать, были напитки… была еда… Он был весьма… Она… Мизинец… И всё произошло, как это и положено для двадцатилетних молодых людей. Но это было уже совсем не то… Как в первый раз… Пятнадцать лет назад…

Битва

И в воздухе сверкнули два ножа. Пираты затаили все дыханье…

Иеринарх Владимирович и Панегирик Николаевич сошлись в споре по поводу принадлежности строения № 8 дома 287/124, что на углу улицы Брандмайора Никитина и Второго Большого Смазочного переулка к ДЭЗу № 16 (позиция Иеринарха Владимировича) и ЖКГБ № (секретно) (позиция Панегирика Николаевича).

Младший главбух Мариелина Мордасовна с учащенным дыханием наблюдала за схваткой. Ее маленькая, но трепетная душа был всецело на стороне Иеринарха Владимировича, а большое, но тоже трепетное тело жаждало победы Панегирика Николаевича. И все это будет отдано победителю – равно трепетные душа и тело.

Ну и весь Отдел Перекрестного Межевания Управы Департамента Городского Регистрата тоже затаил: потому, как кто – кого, тот и будет Первым Заместителем Второго. А это – первый шажок! ТУДА! И, что не менее важно, – СЮДА. Не хрен собачий, между прочим.

Вот за все это вот (помимо интеллектуального наслаждения) и бились Иеринарх Владимирович и Панегирик Николаевич.

Сверкали молнии Параграфов, громыхали громы Статей, сталкивались в клокочущем страстью битвы воздухе Входящие и Исходящие.

Победа, как былинка в ковыльной степи, колебалась то тудое, то сюдое.

И весь Отдел Перекрестного Межевания Управы Департамента Городского Регистрата колебался то тудое, то сюдое. Ровно линия партии в старые добрые времена. Сладко!

И когда все уже подустали, когда патронташи аргументов и колчаны сарказмов иссякли, в кабинет на Вороном Коне въехал Странный Человек в Странной Одежде, в Странной Шляпе, с Исжеванным Куском Сигары в Левом Углу Рта, Со Странным Прищуром Глаз. Он Бесстрастно Оглядел Поле Боя, Бойцов, Зрителей… Странный Прищур Глаз на лишнюю секунду задержался на Мариелине Мордасовне…

Но этой секунды оказалось достаточно, чтобы ее маленькая, но трепетная душа соединилась с ее большим, но тоже трепетным телом.

Странный Человек в Странной Одежде, в Странной Шляпе с Исжеванным Куском Сигары в Левом Углу Рта, Со Странным Прищуром Глаз (кстати, его звали Гарри) кивнул Ей на позади себя…

Легким движением гибкое тело Красотки Мэри взметнулось в воздух и опустилось на седло Вороного Коня.

И все Трое исчезли в Бушующем Океане Прерий Большого Города.

И весь Отдел Перекрестного Межевания Управы Департамента Городского Регистрата с завистью вздохнул. Такого уже давно не бывало. Точнее, никогда…

Обвисли стапеля наших Бригантин. Подгнили фарватеры наших Каравелл. Ковбои зачехлили своих Вороных Коней.

А чего еще ожидать от Отдела Перекрестного Межевания Управы Департамента Городского Регистрата?

Политика, политес…

В вопросах межполового совокупления в интеллигентной среде невозможно обойтись без тонкой политики, изяшного политеса и некоей толики ненавязчивого политиканства. Потому что не всякая Дама, имеющая в этом вопросе хоть какой мало-мальски небольшой опыт, в том числе и с излишествами, не всякий раз допустит ваше вторжение в свое интимное пространство. Ей приятно осознать, что ее не просто хотят использовать в качестве зауряд-партнерши, в смысле вошел-вышел и удалился быстрыми шагами в сторону моря, леса, Театра. doc, постоянного места жительства, – нет, она желает, чтобы хоть на одну маленькую-малюсенькую секунду ее желали не только по части телесной составляющей женского существа, но и в смысле душевной наполненности, которая находится у нее не между прекрасных ног, а в каком-то другом, неопознанном в веках месте, до коего можно добраться при помощи тонкой политики, изяшного политеса и некоей толики ненавязчивого политиканства.

И тогда Дама, которая, возможно, и проходила всевозможные способы пенетрации в область малого таза с детских лет и, возможно, в грубой форме, но в какой-то степени не утратившая способности шуршать шелками и туманами, в глубине души, местонахождение которой во внутреннем женском пространстве мы не установили, жаждет незлего тихого слова, чтобы поверить ему, признать правдой самую наглую ложь, типа никогда, никого я так не желал, и прикрыть свои волоокие, или какие они у нее имеются, очи, поцеловать горячими губами вашу ладонь, и в сто тысяч солнц закат пылал.

Согласитесь, друзья мои, это очень даже прекрасно. А всего-то для этой красоты-красотищи и нужна тонкая политика, изящный политес и некая толика ненавязчивого политиканства.

И вот ничем этим Ахтунг Мартиросович Полуян не обладал. Ни тонкой политикой, ни изящным политесом, ни некоей толикой ненавязчивого политиканства – так что наша Дама именем Лика Артемьева, выпускница Академии Дизайна и Фронтальной Орфографии, в свое интимное пространство Ахтунга Мартиросовича не допустила.

Ограничились минетом.

За пятьдесят североамериканских баксов.

В мужском туалете Театра. doc.

О-хо-хонюшки…

Сирень

У меня под окном расцвела Сирень.

Это банально.

До липкой слюны во рту.

Но Сирень расцвела.

Под моим окном.

На двенадцатом этаже билдинга,

В котором я живу.

В городе Нью-Йорк Сити.

В Соединенных Штатах Америки.

Я впервые за двадцать лет жизни в этой стране увидел под своим окном сирень.

Ее развел на балконе одиннадцатого этажа какой-то Русский.

Сирень он привез из России.