Белое солнце России

– Если нам до утра кишки не выпустят.

В гостиной на первом этаже двое комбедовцев, шатаясь и ругаясь, пытались подтащить к окну пустой шкаф, а еще двое чистили ружья. Остальные сгрудились вокруг Витьки Топорова и Кольки Савельева, присевших на полу.

– Давай, начинай сначала. Комаров еще не слышал, – сказал Сенька.

– Значится, так. Идем по селу, вдруг какие-то бандиты выскочили, – запинаясь, лепетал Витька. Так может говорить или сильно побитый, или сильно выпивший человек. Впрочем, в данном случае было и то, и другое.

– Откуда выскочили? – спросил кто-то. – В канаве, что ли, хоронились?

– Может, и в канаве. Нам смотреть времени не было. Да, Колька?

– Да, – икнул Савельев.

– Наставили винтари и давай бить прикладами. Оружье наше отняли, решили, что с нами покончено, бросили и ушли. Они, видно, шуметь не хотели. А было их человек семь. Нет, скорее десять.

– Козинские? – спросил Комар.

– Не-е! – несколько голосов опередили Витьку. – Козинские их на месте убили бы. Особенно Топора. Виктор Топоров пять малолетних кулацких девок перепортил.

– Вроде не козинские, – сказал Витька. – Да, Колька?

– Ик, да.

– Другая банда, что ли, объявилась? – спросил Комар.

– Видать, другая. Я даже одного признал. Это кривой конокрад с монастырской ярмарки.

Комбедовцы возмущенно зашумели. Надо же, уголовная шпана добралась до их села, путается в ногах революционных бойцов.

– Чудной конокрад попался, – раздался сзади нежный женский голосок. Уже одевшаяся Дашка спустилась в гостиную. – У тебя же, Витька, два золотых перстенька, как у цыгана. Хорошие были воры: винтовки взяли, золотишко – оставили.

– Ну я почем знаю? – недовольно сказал Топор. – Правда, Колька, они нас сразу бросили?

– Конечно, он мужик честный, зачем ему твои кольца, – пробормотал Савельев.

– Это кто честный мужик? – тотчас же крикнул Слепак, схватив Кольку за шкирку.

– Ну этот, которого все знают. Назаров.

Если рядовые комбедовцы только ругались, их командиры тотчас перешли к действию. Слепак по-прежнему держал за шиворот Кольку, а Комар – Витьку Топорова. Потом они, не сговариваясь, потащили свои жертвы к столу, будто выискивая, куда их ткнуть мордами.

– Нет, хороши бойцы! – орал Сенька. – Один двоих обезоружил!

– Вот я сейчас тебя в кадке с огурцами мордой искупаю! Чтобы знал, как пьяным в патруль ходить! – кричал Комар.

Он подтащил Топорова к упомянутой кадке. В последнюю минуту Витька сообразил, какой новостью можно выторговать пощаду.

– Филя, я Барыньку нашел.

Комар отпустил Витьку, и тот рухнул на пол. Рядом свалилось тело Савельева.

– Где она?! – одновременно заорали Слепак и Комаров.

– В той избе, где мы были. Я видел на лавке книжечку из Усадьбы. Старик и старуха читать не могут, – тараторил окончательно протрезвевший от страха Топор. – Значит, она там прячется.

Слепак заметался по гостиной в поисках своей шинели, но наткнулся на опрокинутый стул и упал. Его поднял Комар.

– Сеня, ты куда собрался?

– За Назаровым и этой.

– Погоди, – сказал рассудительный Комар. – Посмотри, ты же свою шинель найти не можешь. И ребята, ну видишь, как осенние мухи. А у него два винтаря и револьвер. Он нас всех из окна пощелкает. С тебя, кстати, начнет.

– Избу спалю!

– Спички по пути обронишь, – сказал Комар, умевший трезветь, когда дело касалось реальной опасности. – Он, безоружный, двоих скрутил, которые час назад пошли. Я-то этот час с Дашкой провел, а ты сколько еще выпил? Не торопись. Утром придем, на рассвете. Из кроватки вытащим.

– А вдруг он уйдет?

– Ну и черт с ним. Она-то останется.

Слепак подумал, понял, что Лариса никуда не денется, и внезапно успокоился.

– Ладно. Хватит гулять. Утром дел хватит.

* * *

Назаров правил Сивкой, насвистывая солдатские песенки, а Тимоха Баранов, развалившийся на телеге, рассказывал приятелю об окрестных местах.

– Вот на той развилке, что мы сейчас проехали, купца зарезали. Я тогда был мальцом, помню, сколько разной полиции в село съехалось. Месяц почти вели дознание, чуть всех курей у нас не подъели. А все из-за одного мертвого тела. Ты и вправду умно сделал, в Зимино заночевав. А то пошел бы ночью и с ним повстречался. Он к тебе подойдет, будет ассигнациями трясти и просить: «Возьми все, добрый человек, только душу не губи». Потом золотишком зазвенит. Вроде все как настоящее. Но упаси тебя Бог хоть монету положить в карман. Сразу купчик закричит: «Вот кто мой погубитель!» И задушит. А за перелеском Филаретова чаща начинается. Жил здесь когда-то старец Филарет, в скиту, круглый год один. Ходил босой, питался лесными дарами, от людей мирскую пищу не брал, разве огородную овощь. Со зверем лесным уживался. С медведем дружил. Откуда пришел, почему поселился здесь – никому не ведомо.

А потом к нему стала барыня наезжать, вроде как жена деда Владимира Ивановича. Он ее наставил на ум в каком-то житейском деле, она хотела отблагодарить его. Старец долго никаких даров не брал. Наконец, видно, чтоб отстала, согласился принять сапоги – за валежником ходить. Надел, залюбовался, идет по лесу, поскрипывает. Навстречу медведь. «Посмотри, Михайла Иваныч, какая у меня обновка». А Михайла старца и задрал на месте. Видно, его, возгордившегося, в мирской обувке за приятеля не признал.

Назаров рассеянно слушал болтовню Тимохи. Не перебивал. Перебьешь – так Баранов сразу начнет расспрашивать про разные фронтовые истории. А для таких рассказов сейчас у Назарова настроения не было. Взбодрив лошадь, он начал насвистывать любимую военную песню:

Среди лесов дремучих
Разбойнички идут
И на плечах могучих
Носилочки несут.[4 - Эта старинная солдатская песня является одним из «революционных трофеев». На ее музыку была сочинена красноармейская песня «Все пушки-пушки грохотали…».]
Носилки не простые —
Из ружей сложены,
А поперек стальные
Мечи положены.

– Вот здесь, – самые грибные места в округе, – продолжал Тимоха. – Особо богато ближе к осени. Волнушки россыпями в папоротнике, рыжики на полянах, березового гриба – хоть косой коси, груздя навалом, ну, а сыроег как грязи. Тут еще у нас глухаря на вырубках бьют – барин дозволял. Но и других охотников хватает. Иногда волки забредут. Помнится, раз у Семки Кривоступова лошадь из саней выели – сам не помнит, как ушел. Или Егорка-пастушок…

Припомнить историю пастушка Тимохе не удалось – помешали.

– Стой! Тпрру!