Битва за страну: после Путина

«Николай Дмитриевич, я к вам еду», – предупредил Столбов губернатора за два часа перед вылетом. Николай Дмитриевич скоро убедился: хотя лидер страны и направился во вверенный ему край, но именно с хозяином общался меньше всего. Поговорил немножко в аэропорту, потом поехал в город, и губернатор, не знавший маршрут, оказался вроде как группой сопровождения.

Гость заглянул в университет, в ЦБ. Оттуда на Машзавод, где бродил больше часа. Одновременно со звонком губернатору из президентской администрации позвонили директорам всех более-менее крупных производств. Понятно, у каждого день расписан, но ради такой встречи можно похерить любой график. Поэтому, к трем часам дня в ДК Машиностроительного завода примчались все, кто обеспечивал областной валовой продукт.

Такое импровизированное совещание губернатору очень не нравилось. Если бы, как полагается «по-нормальному», знать за две недели, отфильтровать людей, отфильтровать вопросы, чтобы кто-нибудь ничего лишнего не ляпнул. Впрочем, к чему такие мечтания? Сегодня для Николая Дмитриевича, главное, чтобы его самого не отфильтровали по итогам визита.

Поэтому он ни во что не вмешивался, а шел в сторонке, стараясь не попадаться на глаза, будто и не главный в области. Но все равно не выдерживал и время от времени приближался к президенту, пытаясь понять, с кем и о чем он говорит на этот раз.

«Суетливый товарищ, как и все, кого не избирали, – думал Столбов, поглядывая на губернатора. – Пришел в управленцы при Ельцине, назначен Медведевым. Назначен, конечно, не за какую-то особую подлость, но, скорее всего – есть свои скелеты в шкафу».

В остальном – область, как область, со средним уклоном в воровство. Театр отремонтировали на федеральные деньги, отпилив процентов десять. Снег убран хорошо, правда так, что облицованную площадь придется восстанавливать уже весной – городскому бюджету трата, а кому-то доход. Городом, кстати, управляет сити-менеджер, переведенный из губернаторской администрации, так что за все городские беды и победы отвечать губернатору…

Но это все мелочи. Важнее – Машзавод. Вот по нему принимать решение – труднее, чем по пяти губернаторам. Двенадцать лет предприятие убыточное. Живет на кредитах, погашать которые приходится федеральному правительству, да еще сдает в аренду треть площадей под оптовые товары. От советской власти остался подарок – громаднейшие корпуса, которые толком не согреть, даже если топливо бесплатное. В любом случае, треть завода лучше оставить под склады.

Если спасать, то с пониманием: кто купит погрузчики и краны? Если закрывать – что делать с трудовым коллективом? Кстати, его кормил обещалками не только Ельцин и Путин. Людям и прошлой осенью говорили: победит Столбов – все будет хорошо…

Столбов скрыл гримасу. Или не скрыл, потому что следивший за его лицом губернатор вздрогнул: ну точно, суки из аппарата все рассказали визитеру!

Не замечая губернаторских страданий, Столбов вошел в ДК, говорить с производственниками.

* * *

Татьяна осталась в Москве. Во-первых, беременным дамам без нужды лучше не летать. Во-вторых, подготовка к большому интервью. Ну, и втретьих… Третья причина была важнее всех. Она вторгалась в мысли, отвлекала от работы, заставляла замереть возле монитора. Как и сейчас.

Еще прошлой осенью вопрос, лететь или не лететь, просто бы не возник. Куда Столбов – туда и она, его единственный-незаменимый пресс-секретарь и спичрайтер. Тогда, кстати, когда каждый день был скандалом и сенсацией, на нее не обращали внимания.

Когда-то Татьяна слышала от друга – провинциального пиарщика такую версию: в России кандидат без жены никуда не изберется. Столбов опроверг самодельную мудрость. Историю о погибшей жене и дочери не тиражировал, но и не скрывал, стала одним из козырей кампании.

Уже потом, после скоротечных и победных президентских выборов, стало понятно: нужна первая леди. Был короткий визит в районный загс – персонал даже не успел удивиться. И скромный свадебный ужин, среди немногих друзей и в отсутствии родни. «Горько» чуть ли не шептали со смехом.

Ужинали в резиденции на Рублевке – ее новый лидер игнорировал, так что при всем профессионализме обслуги мелкий налет переполоха был. Гуляли по мелкоснежному парку, Татьяна не поняла, то ли убирают даже под деревьями, то ли снежные тучи обходят эти места стороной. Посмеивались над официальным статусом Татьяны. Та говорила, что готова играть роль первой леди по традиционной программе: посещения школ, благотворительность, поощрение художеств. Пусть только ей дадут адекватные финансовые возможности. Столбов предлагал нарушить традицию и заняться популяризацией «Домостроя»: интересно, оригинально. Татьяна в ответ снова посмеивалась, говорила новобрачному: «Домострой» – это книга для бояр и их жен, так что перед тем, как ее внедрять, надо подарить каждому гражданину России трех-четырех холопов.

Разговор завершился пятнашками и снежками. Играли, конечно, бережно, помня не столько о статусе Татьяны, сколько о беременности.

Больше к тому вопросу не возвращались. А Татьяна сама пыталась понять, как же ей держаться: как первой леди, как боярской жене – теремной затворнице, или чтобы все, как прежде?

Как прежде не получится в любом случае. Носиться не то, что по стране, по этажам, засиживаться у монитора скоро будет преступлением. Непросто быть и первой леди: проплывать вальяжной павой по вернисажам и благотворительным концертам. Такие царские развлечения, когда с полсотни объективов не на мужа, а на тебя – еще тот наркотик. Через полгода появится что-то вроде книжки «Раиса Горбачева, кто она?». Была такая блеклая брошюрка, появилась в конце 80-х, продавалась на каждом углу, насыщала общественный интерес к супруге первого и последнего президента СССР.

Татьяна прервала размышления, оставив один вопрос: насколько она сама интересна и нужна Столбову? Вопрос, ответить на который очень и очень непрос то. Она теперь часть статуса и государственная условность. Муж ее не бросит.

Поэтому-то она и не должна навязывать ему свое общество чаще, чем положено по церемонии.

А любовь? Татьяна понимала: логика логикой, а любовь свое возьмет.

* * *

Губернатор на встрече в ДК Машзавода вел себя уж совсем, как практикант-недотепа, опоздавший на совещание, проскользнувший в кабинет и притаившийся в углу, как мышь под веником. При всяком другом визитере глава региона зыркал бы на производственников то умоляюще, то грозно, мол, гость уедет, а я останусь. Сейчас же лишь скользил взглядом по залу, иногда делал записи в блокнот. Включить айфон не рискнул, вдруг президент подумает, будто губернатор по старой привычке балуется твиттерным щебетом на совещаниях?

Губернатор Столбову был неинтересен. Он смотрел исключительно на приглашенных – директоров крупных и средних областных производств. Никому из них примчаться не приказывали, даже не звали, просто сообщили ранним утром, что в пять вечера – встреча с президентом. Кто хочет – пусть приезжает. Захотели почти все.

Насчет повестки встречи тоже никакого насилия. Каждый мог выступить на пять минут, и если тема была очень интересной, попросить лишние три минуты. Предложения приветствовались, жалобы разрешались, благодарности и прочие славословия обрывались без права продолжения.

Впрочем, дураков в зале не было. Производственники – пожалуй, самая, уязвимая российская управленческая каста. Все они под прессингом и местного начальства, и надзорных структур: выпускай продукцию и соблюдай сто регламентов. Нужно и показатели по области не опустить, и областную статистику по безработице не подпортить. Есть, конечно, наместники столичных олигархов, есть директора совместных предприятий – русский Иван при немце. Но таких директоров в зале не было: с первыми говорить не о чем, с хозяевами надо. Во втором случае наш директор всегда будет о чем-то просить через партнера; иноземцев у нас принимают вне очереди.

Столбов слушал очередную жалобу и глядел в зал с сочувствием и восхищением. Этих людей он видел впервые, но как класс знал еще с начала девяностых, когда взялся за производство стройматериалов. Встречал как партнеров и конкурентов в кабинетах, в цехах, на губернаторских приемах. За двадцать лет эти директора и собственники заводов научились за день менять политические убеждения, обходить бесконечные регламенты и нормы, снижать зарплату рабочим без официального снижения.

Но они делали свое дело. Выпускали оборудование, трикотаж, доски, колбасы. Никому из них не пришло в голову продать оборудование на металлом, сдать площади под торговые центры с пятью долби-залами, купить квартиры на Кипре или в Черногории, чтоб, напившись, на ночном пляже тянуть караоке: «Что же будет с Родиной и с нами…». Фанаты.

– Все высказались? – спросил Столбов. Тон был такой, что ушлые директора поняли: лидер государства хочет говорить сам.

– Вот что, дорогие мои, хорошие, – начал президент. – Все, о чем вы говорили, я знаю сам. Выпускал и бетон, и деревянные конструкции, и прочую выделанную древесинку, и пиво, и разные колбасы. Сам мучился, и проблемы решал, ничем меня не удивишь. Прежде всего, вам спасибо. За то, что не бросили производства. Теперь попробую вас удивить.

Короткая пауза. Недоумевающие, даже рассерженные взгляды: и чем же нас сейчас удивят? Новый налог, новая форма социальной ответственности, а по-русски – новый побор?

– Обещать ничего не буду, просто, отчитаюсь о сделанном. О законах, принятых за последние две недели и тех, что будут приняты в ближайшие дни. Во-первых, налог на прибыль и страховые отчисления снижены почти на четверть. Это вы знаете. Во-вторых, каждому новому производству, новой площадке, новому цеху – три года налоговых каникул. На новое производство можно брать кредиты, проценты погасит государство. В-третьих, оборудование ввозится без пошлины. Я бы приплачивал за экспорт некоторых производственных линий, если в России своего аналога нет, но денег не хватит. Буду медали вручать таким экспортерам.

Зал расслабился, заулыбался. Кто-то приводил примеры разорения от пошлин на импорт оборудования: «купили линию, сразу восемнадцать процентов НДС».

– Дальше. Монополистам придется какое-то время поработать в убыток, хотя бы без сверхприбылей. Газ и электричество будут дешевле для всех, для промышленности – особенно. Примерно на четверть. И будет полегче с внешней конкуренцией. Во-первых, уже сейчас прикрыты некоторые таможенные калитки, через которые дешевый импорт тёк, минуя всякое обложение. Во-вторых, будем ставить барьеры. Уточняю: временные. Чтобы наши товары успели укрепиться на рынке и никто бы их не подвинул.

Зал замер, охваченный радостным недоверием: неужели такое возможно.

– А сейчас хочу вас спросить: кто из присутствующих член партии «Вера»?

Половина присутствующих подняла руки. Потом еще несколько. Осторожно, будто тянулись к нагретой железяке или кусачему грызуну – успеть отдернуть.

– Понял. А кто вступил в партию ДО моей победы?

Руки начали опускаться. Не сразу, с раздумьем, с оглядкой на соседа. Но сосед за вранье заложить может. Не сейчас, так потом. Осталось явно меньше четверти.

– Честность – лучшая политика, – вспомнил Столбов рекламный слоган. – Вот вы зачем вступили в партию, когда она уже победила?

Директор местного мясокомбината (Столбов вспомнил рекламу на въезде в город: «Колбаса – это страшная сила!»), полноватый дядька, поднялся, нервно оглянулся. Понимая, что под президентским взглядом не следует долго молчать, промямлил.

– Так и в «Единую Россию»…

– Мотивация понятна. Вообще-то, вступая в партию, надо смотреть уставные документы. Там четко указано, что партийное членство никаких преференций не дает. Но мне и повторить не трудно. Лояльность новой власти не нужна. Нужна честная работа, с уважением к закону. Понимаю, не я первый это говорю…

Пауза. Аудитория слегка напряглась. Напрягся и губернатор, ведь он тоже покинул «Единую Россию», едва партия «Вера» взяла парламентское большинство.

– Так вот. Обращаюсь к членам партии «Вера». К членам партии «Единая Россия». К членам партии КПРФ. Забудьте о партийности. Забудьте о том, что вы хорошего сделали для меня, для губернатора, вообще для любого должностного лица. Правила общие, живем по закону. Любимчиков не будет, и прошу в экспериментальном порядке это не проверять. Вот так, дорогие мои, хорошие. Вопросы будут?

Зал молчал. Конечно, свои связи, свои ходы-выходы есть у каждого, кто в бизнесе. И всегда думаешь: вдруг у конкурента схвачено лучше и надежней? Но новость о больших льготах перевесила любые опасения.

Поднялась рука. Пожилой дядя, небось был начальником еще при Хрущеве, спросил:

– Товарищ президент, а деньги-то откуда на все это? Чтобы и тарифы снизились, и налоги меньше стали, и беспроцентные кредиты?

– Стабфонд пригодился, – ответил Столбов. – Основа государственной стабильности – не миллиарды, работающие на иностранные экономики, а крепкая национальная промышленность. Плюс, возвращаем в казну разную украденную мелочь.