Эффект присутствия

– Да, напал утром на Абельмана у памятника один мудак пьяный на женщину, изнасиловать хотел. Хорошо, хоть отбилась.

– Маштаков занимается?

– Он самый.

– Как он? – начальник РУБОПа легонько щелкнул себя по шее, повыше ворота свитера.

– Тьфу, тьфу, тьфу, – и.о. начальника КМ поплевал через левое плечо. – С октября месяца держится. Пашет, как конь.

– Вот судьба у мужика. Кем бы он мог стать со своей башкой, если бы не это дело. Как его сейчас в прокуратуре не хватает, – сожаление в голосе Давыдова было неподдельным.

– Жена у него ещё на развод подала.

– Жены, они такие.

– Привет, кстати, Ксении твоей. Передавай мои поздравления с праздником и пожелания всевозможные.

– Обязательно, Вадим Львович. Ну а я с вашего разрешения позвоню вам, как куранты пробьют, и Елену Сергеевну уж самолично поздравлю.

Птицын рассолодел от двух стопочек, ночью не удалось и пяти часов поспать. Он поглядывал на настенные часы, половина первого, с утра начальник объявил, что работаем без обеда, женщинам разрешил разойтись по домам в два, мужикам – в четыре. Дел уже сегодня не будет никаких, кроме дежурной смены никто не работает. Сотрудники затихарились по кабинетам, провожают потихоньку нелёгкий девяносто девятый год. Пусть выпьют втихую, лишь бы не косорезили. Начальникам служб придется сидеть до установленных шестнадцати ноль-ноль, выпроваживать подчиненных по домам. А то отдельные товарищи увлечься могут, забыть о домашних обязанностях.

– Денис, а ты с Шушариным беседовал? – вернулся к своим баранам подполковник.

Шушарин Викентий Ильич по форме являлся действующим председателем правления сельскохозяйственного кооператива «Первомайский колхозный рынок», а по сути, единоличным его собственником. История о том, как тамбовский мужик Шушарин приобрел в частную собственность недвижимое и движимое народное имущество, длинная и весьма тёмная.

– Не раз, Вадим Львович. Не идет он на контакт. Говорит, что кроме как государству никому не платит.

– У нас же запись одного разговора есть? Там, где Клыч.

– А как ее предъявлять? Человека спалим.

– Вот что, Денис, давай его выдернем третьего и вдвоём как следует покрутим. – Птицын открыл на первой странице новый ежедневник, только ему понятным почерком быстро сделал несколько записей. – Шушарин с Арчилом встречался, по крайней мере, два раза. Знает всю схему. Видел реакцию Клыча, когда того от кормушки отлучили.

– На Шушарина крюк нужен конкретный. Он скользкий, как жаба. – Давыдов прищурился, и впервые за весь разговор выражение лица его стало злым, даже хищным, правда, всего на одну секунду.

– Да, реальной компры на него нет, – признал Птицын. – Ну ничего, подключим СЭС, пожарных, участковых напустим. Целый рынок под ним, такое хозяйство… Чего он, нигде законов наших российских не нарушает?

– Долго это и нудно, Вадим Львович.

– А ты куда-то торопишься, Денис? – удивился подполковник. – Мы теперь с тобой всю эту бодягу много месяцев будем расхлебывать. Ну давай, капни мне еще капель пятнадцать.

– Извините, Вадим Львович, за назойливость, а друг-то наш Вова так и не открыл дверь представителям власти?

– Не-а. Сан Саныч как ни убалтывал его ночью, Вовка дверь не отворил. А с ранья Ленку с пацаном – под мышку, шапку – в охапку, в «Тойоту» свою крутую прыгнул и умчался, только пыль из-под копыт. Оно и к лучшему. А то какие-нибудь перцы из окружения убиенных захотят по горячему с ним сквитаться, испохабят нам праздник окончательно.

В заднем кармане брюк у начальника РУБОПа на высокой ноте залилась энергичная музычка. «Тореадор, скорее в бой!» Давыдов, не забывавший о субординации, извинился, достал мобильный телефон, откинул флип, закрывающий клавиатуру, нейтрально сказал: «Привет», и около минуты работал на прием.

– Через пятнадцать минут я за тобой заеду.

Отключившись, он посмотрел на Птицына.

– Вадим Львович, я дико извиняюсь, супруга звонила, надо по магазинам проехаться. Я с вашего разрешения отлучусь. Если что, я – на связи.

– Денис, ты сам себе начальник, чего ты спрашиваешься? – Подполковник пересел за свое место, в расшатанное крутящееся кресло, которое под ним накренилось и противно скрипнуло.

На стене за спиной и.о. начальника КМ висела выставка почетных грамот и дипломов, заключенных под стекло и в рамки. Больше других он гордился выцветшей грамотой с надписью «Награждается ученик 6-го “б” класса Птицын Вадик, занявший второе место на школьных соревнованиях по настольному теннису».

– Допивать не собираешься? – подполковник навел указательный палец на практически полную стопку Давыдова.

– Вадим Львович, эта доза меня с копыт свалит, – начальник РУБОПа поднялся, едва не задев макушкой светильник.

Птицын знал, что уговоры бесполезны.

– Ладно, ещё раз с наступающим тебя, трезвенник. Чтоб нам с тобой в этом году уже не встречаться, – подполковник протянул руку ладонью кверху.

– То есть в гости вы меня не пустите? – Давыдов лукаво посверкивал глазами, не прикалываться он не умел.

Выйдя из кабинета и.о. начальника КМ, он поднялся к себе. Проверил, закрыт ли сейф, опечатал его; не задерживаясь вышел из здания, прогрел двигатель служебной «шестерки», припаркованной во дворе УВД. Проехал через КПП, автоматические ворота которого снова не работали, свернул с Ворошилова на Советскую, миновал двухэтажное кирпичное здание межрайонной прокуратуры и остановился у магазина «Хозтовары». Посмотрел в зеркало заднего вида, у главного входа в прокуратуру движения не наблюдалось.

«Час дня, пора всем за стол садиться».

Дверь магазина открылась, на порожек вышла следователь Маша Шишкина. Стройная, в короткой заячьей шубке, с красивой праздничной прической, а поэтому без головного убора в двадцатиградусный мороз. Девушка, делая маленькие быстрые шажки, быстро обогнула спереди автомобиль, Давыдов, наклонившись вправо, уже открывал ей дверь. Усевшись на переднем сиденье, Маша холодной щечкой прижалась к щеке рубоповца, сказала: «Колючка». Её круглые колени, обтянутые блестящими колготками с лайкрой, имели идеальную форму. Лицо мужского пола должно обладать завидным самообладанием, чтобы, завидев такие коленки, не потянуться к ним рукой.

– Давно ждешь? – поинтересовался Давыдов, выруливая между сугробами на проезжую часть.

– За минуту до твоего приезда в магазин шмыгнула. Потом вижу, ты подъехал. – От девушки попахивало спиртным.

– Фу-фу, нерусским духом пахнет, – потянул чуткими ноздрями майор.

– Не ругайся, Дэн, с девчонками в отделе шампузика выпили. Ты до которого часа свободен?

– До восемнадцати тридцати. – Давыдов притормозил, пропуская бредущую через скользкую дорогу согбенную бабушку в старом пальто, опирающуюся на лыжную палку.

– Ура-а! У нас уйма времени! – возликовала Маша.

12

31 декабря 1999 года. Пятница.

11.30 час. – 14.00 час.

Вернувшись в управление с осмотра места происшествия, Маштаков не отдал, как обещал, пострадавшую дознавательнице, а поднялся с ней к себе в кабинет. Там он положил на стол перед женщиной два толстенных старомодных альбома, к картонным страницам которых намертво, чтобы не растаскивали, были наклеены фотографии лиц, ранее судимых. Фотки были разнокалиберные – и любительские, и с паспортных форм, попадались цветные, но преобладали чёрно-белые, большинство неважного качества. Пока женщина медленно перелистывала тяжёлые листы, Миха заварил чай из пакетиков. Гостевую кружку подвинул к Нине Анатольевне. Добросовестно пролистав учеты, женщина покачала головой: «Никто не похож». Она выглядела виноватой, милиция столько делала для нее, а она ничем не могла помочь.

Маштаков ногтем поддел кнопку, которой к коллажу на титовской стенке была пришпилена яркая открытка с Дедом Морозом, распахнувшим бушлат на татуированной груди, поднес карточку к глазам заявительницы.

– А этот не похож? – спросил на полном серьезе.

Женщина, конечно, поняла, что оперативник шутит, ее потрескавшиеся губы с полусъеденной дешёвой помадой шевельнулись в подобии улыбки.