Агент ливийского полковника

Но ладно, к черту этих везунчиков, которые после обеда возвращались на работу – сыто рыгать и перекладывать с места на место бумаги, – пора снова браться за работу, выискивая среди прохожих даже не лица, а напряжение в них как таковое. Это трудно объяснить, но такое вполне возможно.

Томас Роджерс, заступивший на дежурство сегодня утром, в числе прочих полицейских ознакомился со вчерашней сводкой, тема которой – все тот же ар-Рахман Салех. «Если он идиот, – подумал тогда Роджерс, – то появится на улице в клоунском прикиде, состоящем из кожанки с десятком молний и сотней заклепок, фуражки приметной восьмиугольной формы, фанатского шарфа и нацистской символики на шее. Но ар-Рахман далеко не кретин. И все же на людей, одежда которых состояла хотя бы из одной из вышеперечисленных в сводке вещей, стоило обращать особое внимание».

– Ты не видел никого со свастикой на шее?

– Ты знаешь, – встрепенулся напарник Роджерса, – этот образ полуфашиста-полуфана не выходит у меня из головы. Прямо глаза застит и мешает сосредоточиться.

– Ладно, не стану отвлекать твоего внимания.

И Роджерс сосредоточился на облике очередной пары. Мужчина славянской внешности, испачкавший брюки о бампер «БМВ», грязно выругался в адрес полицейских.

– Я тебя запомнил, – сверкнул на него глазами Роджерс. Он недолюбливал поляков: они ели тут жареное мясо, забывая, что черствый хлеб дома лучше.

* * *

Натан Паттерсон в оперативном режиме получал доклады от полицейских, и на подъезде к Бидон-роуд у него сложилась четкая картина: ни Руби Уоллес, ни Андрей Рахманов из квартиры номер 16 не выходили. Наблюдение за квартирой было установлено за минуту до того, как первый полицейский наряд взял под контроль часть улицы – то есть через семь минут после звонка Руби Паттерсону. Она могла ускользнуть за это время, но никакого прока в этом сам Паттерсон не видел. В телефонном разговоре он не сумел уточнить, свободна ли Руби в своих передвижениях по комнате, есть ли на окнах решетки, есть ли выход с балкона на пожарную лестницу. Запертая в квартире, Руби и сейчас там. Другой не менее важный вопрос – успел ли вернуться Рахманов? Паттерсон понадеялся на удачу: да, успел. Тогда мышеловка захлопнется за обоими преступниками. Именно так классифицировал он сейчас эту парочку. Впрочем, его устраивал любой из двух вариантов. Он не собирался гоняться за двумя зайцами. Равно как отказался от идеи маскировать действия силовых подразделений – на маскировку ушла бы уйма времени.

– Поехали! – в стиле Юрия Гагарина отдал он команду, когда его «Ягуар» с Ахмедом Джемалем за рулем заехал на тротуар и перекрыл пешеходное движение.

На его команду откликнулись два десятка спецназовцев. Не имея возможности ознакомиться с планом здания заранее, они действовали по стандартной схеме. Задняя сторона здания в их коде – черная. Капитан Нэш-Вильямс отрядил туда пять человек. Правая – красная; за угол дома повернули трое, вооруженные пистолет-пулеметами «Хеклер и Кох MP5SD», позволяющими действовать в самой разной обстановке; один из тройки держал в руках дробовик.

Левая стена здания – зеленая. Еще три человека завернули за угол и заняли места согласно плану. Шкала приоритетов колебалась в привычном диапазоне: жизнь заложника, жизнь других гражданских лиц; жизнь офицеров полиции и бойцов спецподразделений; жизнь самого злоумышленника.

Конечно, план операции строился по принципу войсковой операции и состоял из нескольких разделов. Первый – ситуация. Эта часть содержала информацию о возникновении инцидента, террористе, заложнике. Второй – задача. Ключевая цель – уничтожить террориста; исключение – спасти жизнь заложнице. Третий раздел – исполнение. Четвертый – обеспечение. Пятый – система подотчетности и сигналы, в том числе сигнал на штурм.

Фасад по коду – белая сторона. Парадная дверь открыта наполовину. Головной спецназовец, облаченный в черное, распахнул ее и, припав на одно колено, взял оружие на изготовку. Тотчас внутрь здания ворвалась первая пара штурмовиков и остановилась, «растекшись» по стенке, давая дорогу другой паре. Прошло всего несколько секунд, а очередная двойка спецназовцев уже заняла места сбоку двери в квартиру номер 16. Капитан Нэш-Вильямс отдал команду, и в дело вступил внушительных габаритов боец, вооруженный «мастер-ключом» 12-го калибра. Прицелившись из дробовика в замок, он выстрелил; невольно зажмурился, когда в его бронированное забрало стукнули щепки. Ударив ногой в дверь, он открыл путь товарищам.

Саму квартиру бойцы штурмовали пятеркой. Первый и второй номера проникли внутрь и стали расходиться под прямым углом. Остальные следовали за ними, контролируя короткий коридор. Всего нескольких мгновений им хватило на то, чтобы удостовериться: ни заложницы, ни террориста здесь нет.

Паттерсон, выслушав доклад Нэша-Вильямса, передал ему по телефону:

– Ничего там не трогайте.

– Мне идти с вами, шеф? – напросился было Джемаль.

Паттерсон смерил его тяжелым взглядом из-под нахмуренных бровей. Усилием воли он отказался от идеи высказать подчиненному злую иронию; заготовка вертелась на кончике языка: «Смотрю на тебя, и мне хочется что-то починить». В сложившейся ситуации, которая напрашивалась на определение «очередной провал», вины Ахмеда Джемаля он не видел. Она могла повернуться по-другому, и тогда отпадала бы надобность в очередной провокации, направленной против ливийского террориста, – а так Джемалю придется-таки изготовить еще одну адскую машинку.

– Дай мне ключ.

Когда Джемаль вынул из замка зажигания «Ягуара» ключ и передал его шефу, тот продолжил, не замечая попытки подчиненного задать вопрос:

– Возьми такси, Ахмед, и поезжай домой. Займись делом. Делом! Понимаешь, о чем я говорю?

– Да.

– Вот и отлично. Здесь тебе торчать нечего.

Паттерсон припомнил английскую поговорку: «Сплошная работа без развлечений превратила Джека в угрюмого парня». Так вот, относительно Ахмеда – изготовление взрывного устройства и являлось развлечением. Хорошо что Джемаль не мог подслушать мысли шефа, иначе ему пришлось бы проглотить и вторую обиду подряд.

* * *

Напряжение в воздухе нарастало – но уже позади Андрея и Руби. Они дошли до паба «D&B», название могло означать что угодно, «Собака и медведь», например, или «Диана и Боб». Когда в районе трехэтажки, приютившей их, разом взвыли несколько полицейских сирен, Андрей развернулся и повел Руби в обратную сторону. На языке женщины вертелся вопрос: «Это не опасно?» Но она предвидела парочку пространных ответов: «Для кого как» или «Главная опасность осталась позади». После пережитого за последние четверть часа, вместившего в себя полноценный нервный день, можно безбоязненно ехать в Багдад, сравнила Руби, или в ливийский Триполи, на который продолжали сыпаться бомбы союзников. Испуг, паника прошли. Рядом с ней снова человек, уже во второй раз поддержавший ее в трудную минуту. Без него она чувствовала себя беззащитным ребенком и могла натворить глупостей. Перечисляя свои недостатки, Руби перемежала их с достоинствами Андрея. Она слабая – он сильный, она вареная – он живой... Он потрясающе быстро принимает решения, из любой гиблой ситуации выходит с честью. Он упрям и настойчив, он последователен. Последователен? Да. Он умелый импровизатор – вот удачное сравнение. Он находит тему (или она сама находит его) и начинает обыгрывать ее, как джазовый музыкант. Конечно, он талантлив. Руби не могла точно, как абд-Аллах, и сжато дать характеристику Андрею Рахманову, что он живет действительностью, к работе относится без эмоций, а действия его основаны на логике, – но в одном сравнении она переплюнула абд-Аллаха, назвав Андрея «приверженцем традиций». Изощренные авангардистские методы его противника разбивались о его традиционализм. В его последовательности угадывалась школа. Он наверняка окончил школу... разведчиков.

Руби, неожиданно для себя, привлекла внимание Андрея, сжав его руку:

– Скажи, а цветок на окне – это не художественный вымысел?

Он понял ее, хотя Руби фразу недосказала.

– Да, цветок на окне – знак опасности. Закрытый зонтик – тоже. И наоборот, открытый зонтик – в дом можно войти.

Они подошли близко к бело-синей полицейской ленте с предупреждающей надписью «Не пересекать». Их отделял от нее ряд молодых в основном людей. Хорошая позиция для наблюдения: им видно все и всех, они же – часть толпы. Вдруг Руби заметила человека в штатском и с компактной видеокамерой. Он медленно поворачивался, снимая сектор за сектором; еще несколько мгновений, и в кадр попадут Руби и ее спутник. «Спокойно! – скомандовала она себе самой. – Не дергайся, иначе при просмотре тебя вычислят. Это все лишь рождение полицейской хроники». Руби подумала о том, что неплохо было бы снова показать полицейским свои ноги. Но в частоколе впередистоящих людей она могла продемонстрировать лишь свое фотогеничное личико.

Краем глаза она заметила движение Андрея. Свободную руку он поднял к мокрой от измороси шляпе, как если бы хотел скрыть свое лицо от объектива. Сдали нервы? Но нет. Кажется, что однажды он перенес операцию по удалению нервных окончаний.

Оператор закончил съемку и, опустив видеокамеру, начал что-то оживленно обсуждать с коллегой. Вовремя: Руби выдала бы себя широко открытыми глазами. Она увидела Натана Паттерсона в компании Ахмеда Джемаля. Вид убийц (теперь она в этом не сомневалась) произвел на нее сильнейшее впечатление; ноги у нее едва не подкосились, и она крепче взяла Рахманова за руку.

– Ты тоже увидела их?

– Да.

– Не расслышала, что сказал Паттерсон Джемалю?

У него еще остались силы для шуток. Кстати, откуда он знает в лицо Паттерсона? С Джемалем-то все понятно – Андрей нокаутировал его в апартаментах Кэмпбелла. Хотя... он мог видеть его по телевизору, когда Паттерсон впервые показался широкой публике, а сразу после этого – отдал Джемалю приказ убить главного свидетеля. «Но позвольте, – остановила себя Руби, – ведь в то время Рахманов находился буквально за спиной Джемаля». И она решила расставить все точки над «i» прямо сейчас.

Андрей остался невозмутим.

– Я знаю в лицо всех начальников отделов британской разведки и некоторых агентов. Это часть моей работы. Их фото я собирал в том числе и в открытых источниках информации. Но фото Джемаля в моем сборнике нет. Так что сказал Паттерсон Джемалю?

Рахманов тоже не расслышал, но сделал вывод, что короткие фразы, похоже, сплелись в исповедь, что подтверждала опущенная голова Ахмеда. Вот он пошел прочь, разрезал толпу, приподняв полицейскую оградительную ленту и поднырнув под нее, и направился... куда глаза глядят. Такое впечатление сложилось у Андрея. Агент прошел двадцать, тридцать метров, остановился. Постояв секунду-другую, шагнул на проезжую часть и жестом руки остановил такси. Дверца черного «Остина» захлопнулась, и машина тронулась в путь.

Андрей потащил Руби за собой. И в том же месте, где и Джемаль, привлек внимание другого таксиста. Заняв место на заднем сиденье такси, он стукнул в перегородку между водителем и пассажирами:

– Полицейское расследование. Поезжайте вон за тем «Остином». И поторопитесь.

Водитель-индус не стал вступать в пререкания. Полицейское оцепление ударило по его кошельку: он не смог довезти клиента по указанному адресу. И его мало интересовало, серьезное здесь расследование или не очень, главное – заработать.

Ехать пришлось довольно долго. Индус остановил машину в семидесяти метрах от «Остина», на котором приехал Ахмед Джемаль. Рахманов расплатился с таксистом через лоток в перегородке, дав ему чаевые. Оказавшись на улице, он помог выйти Руби и уверенно назвал не только район, но и улицу. Они находились в тихом квартале Бромптона, в полумиле от знаменитых Кенсингтонских садов и Гайд-парка, разумеется.

Последние двадцать-тридцать минут, что он находился в пути, не привели Джемаля в чувство, отметил Андрей. Ахмед еще не вышел из заторможенного состояния. Он приблизился к своему дому, забыв закрыть за собой калитку, поднял почту в полиэтиленовом пакете, открыл дверь ключом и скрылся внутри. Проходя мимо, Андрей чуть слышно обронил:

– Теперь мы знаем, где живет агент британской разведки.

* * *

Впереди много работы, целое море, в котором можно было утонуть. Тем не менее поведение Натана Паттерсона не выходило из головы Джемаля. Обиженному и оскорбленному Ахмеду потребуется время, чтобы прийти в себя, положить на одну чашу весов свои мысли и чувства, на другую – мысли и чувства своего шефа. Перевесит, конечно, «чаша Паттерсона». Хотя бы потому, что чувства у него сильнее, а мысли острее. Но к черту это дерьмо, выругался Паттерсон и пожелал Ахмеду удачи.

Будучи сам сотрудником спецслужбы, он все равно не мог привыкнуть к кодам спецназовцев, у которых все шиворот-навыворот. Вот и сейчас он, встретив у подъезда капитана Нэша-Вильямса и уточнив у него: «Квартира на третьем этаже?» – получил такой ответ, от которого у него в голове помутилось: