Игра по своим правилам

Сон не шел. Не спалось и оперативникам из Управления контрразведывательных операций. Они поставили машину с прослушивающей аппаратурой напротив знаменитого дома на Арбате. Через огромное окно в спальне министра утекала информация в акустическом канале. Машина была напичкана акустическими, радиоэлектронными, лазерными сканерами. Каждое слово Любови Левыкиной жадно поглощалось записывающей аппаратурой. Периодически старший смены докладывал по телефону лично генералу Романову:

– Борис Петрович, она только что позвонила гендиректору REN TV и попросила прислать к семи утра съемочную группу по своему арбатскому адресу.

– Хлещите ее дальше, – коротко распорядился Романов, зная о тесном сотрудничестве министра информации и телеканала с определением Liberty. Он довольно легко просчитал шаги Левыкиной, обладающей оперативным складом ума. Он видел ее эмоциональный след, подчеркнутый ее кожной «заразой». Собственно, она взяла за основу визит Романова. Отталкиваясь от него, она выделяла главный момент – это якобы похищение ее дочери. Этот факт она решила преподнести широким массам, а заодно спецслужбам, которые после интервью телеканалу не смогут увильнуть от этого дела. Министр уповала на широкую огласку – свободно, словно читая мысли Левыкиной, рассуждал контрразведчик. Ей придется ответить – но не за дезинформацию, а за предание огласке непроверенных фактов. Одним из ключевых моментов в выступлении министра будет следующий: после вчерашнего разговора с высокопоставленным представителем ФСБ она так и не смогла дозвониться до своей дочери. «Дозвонится», но… поезд уже тронется.

Борис Петрович в очередной раз посетовал на свой опрометчивый шаг: «За каким чертом я поперся к Левыкиной?! Не учел министерской заносчивости, материнского сострадания, бабской взбалмошности. Как вообще можно найти общий язык с обладательницей таких разных амбиций? В одном человеке – средоточие трех пороков, целая секта в одном лице!»

В восемь утра ровно, еще до приезда любовника Левыкиной к ней на Арбат, съемочной машине телеканала REN TV преградил дорогу громадный черный «Шевроле». Старший опергруппы в чине майора резко открыл заднюю дверцу ничем не примечательного «жигуленка» и едва протиснулся в салон, пододвигая к противоположной дверце оператора и его помощника.

– Кассету! – потребовал он. И осадил редактора, занявшего место переднего пассажира: – Даже не дергайся! – Он дал возможность редактору и оператору обменяться взглядами и принять правильное решение. Отснятый материал находился в сумке. Оперативник на всякий случай проверил рабочий багаж и камеру, изъяв еще пару кассет.

Романов на ходу принял их и, не скрывая, постучался в дверь особняка.

– Все-таки ты дернулась, – начал с порога генерал. – Все, дело не в дружбе, дело зашло слишком далеко. Ты – дилетант, ты бросилась с эмоциями на холодный расчет. Это сулило проигрыш с самого начала. Неужели ты не представляла, что начнется после выхода в эфир этой лажи?.. – Романов потряс кассетами. – Я тебя, твою репутацию спасаю, Люба! Этот репортаж поднял бы на ноги генпрокурора, директоров ФСБ и СВР. Пять минут – и они сообща выясняют, где именно находится твоя дочь. И последний удар по твоему безрассудству: распечатка твоего звонка в Грецию, где ты интересуешься местонахождением своей дочери, с указанием точного времени состоявшегося разговора. Ты ввязалась в борьбу с борьбой. Я работаю в контрразведке, и моя задача на корню пресекать разного рода провокационные кампании. В общем так, Люба, бери отпуск, бери больничный. Если еще раз дернешься, замучаешься нанимать адвокатов.

Левыкина долго молчала. Она проиграла давно, еще не вступив в «борьбу с борьбой». Она сделала все, что могла, «хоть что-то». Прошла этот короткий путь, а не посмотрела на него со стороны. И могла откровенно признаться себе, что для нее это было важно.

На ее глаза навернулись слезы бессилия:

– Я познакомилась с такими сволочами, как ты, когда расселяла семьи из этого особняка. Он мне был дорог историей, а не площадями. Тем, что он соседствует с кремлевскими стенами, а не с толстосумами, окопавшимися за ними. Я спасала то, на что всем было наплевать. Одна семья затребовала с меня две трехкомнатные квартиры – и получила их. Другая потребовала загородный дом – я построила его. Третья унесла с собой даже обои и половые доски для дачного сральника. Четвертую семью мне пришлось выкуривать: подпрягла ребят с хваткой бультерьеров… Я затратила бешеные деньги на ремонт. Теперь это мой личный памятник. Он стоит на том месте, куда его поставили в прошлом веке. Но там мог оказаться очередной шедевр Зураба – засранный голубями двухсотметровый монумент человеческому идиотизму. Я бы расселила и вас, будь у меня такая возможность! Все, пошел к черту, гад!

– Эмоции… – обронил генерал.

– Да, и это прекрасно! Это против вашего холодного расчета.

– Я не понимаю тебя.

– Надеюсь, что это так. Я только сейчас разобралась: если бы ты меня понял, то превратился бы в монстра. Ты чудовище, ты отстал от своих товарищей, Боря. Лучше бы ты прятался вместе с ними по подвалам и смолил бычки. А теперь уже поздно. Ты плохой человек, потому что у тебя нет вредных привычек. Как называют сотрудников территориальных подразделений «Альфы»? – неожиданно спросила Левыкина. – Кажется, «тяжелые фейсы». Им выдают документы прикрытия на чужое имя. Советую и тебе взять эту практику на вооружение. Не мочаль красивую фамилию!

– То, что сделал для тебя я, не сделал бы никто другой.

– Сильно сомневаюсь, – с вызовом ответила Любовь Юрьевна.

Первым делом она позвонила Михаилу Фрадкову и извинилась за то, что не сможет прийти на совещание кабинета. Во вторую очередь встретила своего знакомого.

– Подбрось меня до Внешторгбанка, возьмем кредитную карту на имя одной моей знакомой и завезем ее в «Пекин». Потом отвезешь меня на дачу.

Глава 3

Дом с привидениями

5

30 мая, понедельник

В начале девятого вечера служебная черная «Волга» остановилась напротив новостроя – так флотский разведчик Александр Абрамов называл возведенную коробку коттеджа и возвышающуюся над ней стропильную ферму – эту будущую крышу будущего дома. Глядя на это, Абрамов был близок к разгадке вселенной.

– Спасибо, Володя, – поблагодарил водителя капитан. – Смотайся к себе на дачу и подъезжай через часок.

– Понял, Александр Михайлович.

Абрамов редко пользовался служебной машиной. Но вот уже третий день его «Форд» стоит на «жестянке»: капитан не заметил арматуры, торчащей из бетонного блока, и пропахал металлическим прутком крыло и дверцу. В сервисном центре он на вопрос «Я на сколько влетел?» получил ответ: «На сколько мы оценим».

Абрамов вышел из машины и несколько мгновений стоял неподвижно. Некуда идти, вдруг подумал он. Домой? Так можно будет сказать через пару месяцев, не раньше. Можно будет добавить: к себе в кабинет, по плану – на втором этаже, окнами на заходящее солнце. Капитан запланировал поставить рабочий стол так, чтобы видеть и лесок за речкой.

Он прошел во двор по щебню. Его начищенные ботинки тут же запылились. Ему навстречу шагнул бригадир и первым протянул руку:

– Здравствуйте, Александр Михайлович!

– Здорово! – отозвался капитан. – Что слышно? Нет желания бросить все к чертовой матери?

– Никак нет! – по-военному отрапортовал строитель.

– Докладывай, что наворотили за день, что собираетесь наворотить. Не сдует ветром ферму?

– Для вас все сделаем как по учебнику, – улыбнулся чернявый бригадир в синей куртке и потертых джинсах. – Завтра в поперечном направлении устроим пару диагональных связей в каждом скате крыши – это для противодействия ветровым нагрузкам, – объяснил он, показывая руками, – как раз то, о чем вы спрашивали. Прибьем доски к основанию одной стропильной ноги и средней части соседней. В наслонных стропилах раскосы лучше делать между двумя соседними стойками. Это как у вашего соседа, – строитель указал на пограничный коттедж, окруженный высоким кирпичным забором.

Абрамов слушал бригадира, не переставая хмуриться. Ему выделили участок под строительство дома по соседству с Любовью Левыкиной. Капитан не мог толком объяснить, почему его не радует этакая смежность. Он стремился к покою, уединению, а Левыкины – шумная семейка. Флотский разведчик не мог понять свое состояние. Ему придется слышать голоса их многочисленных гостей, нюхать выхлопные газы их иномарок, припаркованных вплотную к его забору. И еще много чего сопутствующего. Эту сложную тему Абрамов необдуманно вынес на обсуждение своей агентурной группы. 24-летний Николай Кокарев выслушал начальника и изрек: «Да, кто куда, а капсула нашего капитана снова в канализацию угодила. Может, вместо пистолета тебе разводной ключ дать?»

Сейчас дом Левыкиных отчего-то безмолвствовал. Он стоял словно заколоченный досками. «Дом с привидениями», – пришло определение его немоты.

Бригадир продолжал объяснения:

– Послезавтра начнем ставить обрешетку, загрунтуем и настелем рубероид. На следующей неделе, если погода будет сухая, начнем покрывать крышу. Вы определитесь, Александр Михайлович, красить кровельное железо или нет. Надо покупать грунтовку, краску… Вы обещали своего печника привезти. Где он? Воротник вокруг дымовой трубы надо по месту делать, а не резать потом металл и обрешетку.

Капитан не слышал строителя. Он смотрел на женщину, вышедшую из ворот соседнего дома. Это была министр Любовь Левыкина собственной персоной, и направлялась она сюда.

– Извини, – прервал собеседника Абрамов.

Он пошел навстречу женщине и чуть ли не столкнулся с ней возле фонарного столба: Левыкина сделала лишний шаг, словно намеревалась обнять соседа. Она не была пьяна, но координация ее была нарушена.

– Привет соотечественнику! – поздоровалась Левыкина, обдав капитана коньячным духом, и, не оборачиваясь, дала отмашку двухметровому опекуну: «Отстань!» – Как дела на морских просторах?

– Нормально, товарищ министр, – в духе советского времени доложил капитан.

– Слушай, давай перейдем на «ты», – предложила Любовь Юрьевна. – Ну какие мы будем соседи, если будем все время выкать. Пойдем ко мне, угощу тебя коньячком. Пьешь «Белый аист»?

– Извини, – принял новую форму общения Абрамов, наслышанный о независимой манере министра информации, – я на минутку заскочил, скоро водитель должен подъехать. Да и с бригадиром толком не успел пообщаться.

– А у меня новости, – глаза женщины вдруг увлажнились. И дальше она сказала так, что по телу Абрамова пробежал холодок. – Говорят, Марина вроде бы жива. – Любовь Юрьевна стала растерянной, руки ее дрожали, когда она доставала сигарету и неумело прикуривала на ветру.

– Она что… – с запинкой спросил Абрамов, – числилась в списке мертвых?

– Целый месяц от нее не было известий.

– Ее кто-то видел? – вынужден был спросить разведчик, ничего не понимая.

– Никто, – покачала головой Левыкина. – Говорят… попала на содержание к боссу латиноамериканского клана. Слушай, Саня, может, я тебя задерживаю?