Трое неизвестных

– Да уж…

– Ты проводишь меня домой, хотя бы в благодарность за кино?

Сергей задвигал руками, показывая возмущение: «Как ты могла подумать, что не провожу?»

На следующий день она просто и естественно предложила ему:

– А поедем в выходные в Мелихово.

К своему стыду Сергей не знал, что это имение Чехова, и хорошо, что не ляпнул ничего про Шолохова. А то обрушил бы весь свой авторитет.

Встретились в субботу на вокзале. Ксанка была в резиновых сапожках и с рюкзачком, Садофьев не располагал большим обувным парком и экипировался как обычно. Чувства неловкости, которое часто сопровождает такие ситуации поначалу, совсем не было, Ксанка взяла руководство в свои руки, у нее были выписаны все подходящие электрички, станция, до которой надо было добираться. Сергей с трудом настоял на том, чтобы сам оплатил билеты. Сели, поехали. За окном была ранняя весна, уже в той стадии, когда земля освободилась от снега и явила миру всю неприглядную изнанку зимы. Мир был неуютен и нелицеприятен, солнце светило немного лихорадочно, но в обществе пока еще малознакомой девушки Садофьеву было почему-то просто, раскрепощенно.

Они поговорили о Чехове. Когда Сергей обнаружил, что она очень даже в курсе предмета и ничем ему ее не удивить, заговорили о рассказе вообще. Ксанка в институте числилась пишущей именно рассказы. Он осторожно и вежливо поинтересовался, каковы успехи. Она свернула разговор о себе, наверное, из скромности, и перевела почему-то на Акутагаву. «Видимо, она его сейчас читает», – решил он. Хорошо, Акутагаву он тоже любил, особенно рассказ «В чаще». Она тоже любила именно этот рассказ.

Так и ехали по российской голой весне под беседу о былой Японии. Прибыли на станцию.

До дома-музея Чехова ходил автобус, но до его отправления было примерно полчаса. Нашли скамейку неподалеку от станции.

– Давай перекусим.

Дома ей навертели роскошные бутерброды, не кокетливые канапе, а настоящие по полбатона с колбасой, котлетами, солеными огурчиками. Они действительно проголодались, если аж трещало за ушами. «Неплохо», – подумал Садофьев.

– Это кто? Мама, наверное, бутерброды?

– Нет, Кириллыч, – ответила Ксанка, впиваясь в еду.

Сергей немного смутился. Он знал одного Кириллыча, ответственного за базу отдыха, и ему показалось маловероятным, чтобы в обязанности старика входила также еще и подготовка бутербродов для Ксанки. Но переспрашивать не стал.

Пришел автобус. Поехали.

Вот оно, Мелихово.

Не надо забывать, на дворе 1970-е годы, теперь-то там все заросло древесами, а тогда трепетало на легком ветерке собрание жалкой растительности. Отсвечивал прямоугольный пруд. Вот и дом, одноэтажный, с невысоким крыльцом, здание больнички, где доктор Чехов вывешивал флаг во время эпидемии, идите, мол, спасаться. Лечил холеру горячими соляными клизмами. А этот домик с высоким крыльцом специально воздвиг Шехтель для писательских занятий классика. Краем уха от проходящего экскурсовода они услышали, что имение было в 213 десятин и стоило 15 тысяч рублей. Много это или мало? Выгодной была покупка или писатель проторговался.

Дальше все в обратно порядке.

Только расстались не на вокзале, проводил до дому.

– До завтра.

– Да, до завтра.

Не удержался, спросил:

– А кто это Кириллыч?

Она потупилась.

– Дворецкий.

Сережа и Ксения посетили еще несколько мероприятий в режиме сдержанной приязни. Причем каждый раз это были чрезвычайно популярные в Москве выставки и спектакли. Однокурсники Садофьева страшно гордились, если им удавалось попасть на них после нескольких часов в очереди. В Ксюшином исполнении это выглядело просто, почти небрежно и места оказывались не на галерке, а в самом натуральном партере.

После выставки «Москва – Париж» Садофьев решил, что пора ее поцеловать. Хотя бы в знак благодарности.

Кстати, жила Ксюша в доме напротив института, солидном цековском строении, где обитал, страшно сказать, сам Суслов. Сергей попал туда однажды в качестве агитатора по каким-то выборам в паре со Светкой Василенко, своей однокурсницей. Побыли они и в жилище Суслова, и, надо сказать, были поражены спартанскими условиями, в которых обитал серый кардинал отечественной идеологии. Он сам вышел к явившимся агитаторам, с совершенно серьезным видом предъявил свои документы, дожидаясь, пока его найдут в списочной ведомости. Сухо, деловито попрощался. Сергею долго помнился вытертый коврик под ногами. На одно короткое мгновение они оказались на одной волне, и он потом часто приводил этот аргумент при возмущенных беседах своих товарищей о жутких привилегиях партийцев.

Они с Ксенией часто шли к ее дому окружным путем, как везут провинциальных лохов столичные таксисты, чтобы сорвать максимальную плату. Таким образом, получалось, что их роман, если это был роман, разворачивался на глазах всего института, вроде как под контролем общественности. Эти отношения молодого человека и симпатичной девушки были продуктом, имеющим некое государственное значение.

Итак, Садофьев решил: «Сегодня я ее поцелую в конце Тверского бульвара. У памятника Тимирязеву». Тимирязев здесь был ни при чем, но все равно в известном смысле освящал новый этап в отношениях пары.

Они сели на скамейку. Была поздняя весна второго курса.

Поговорили про экзамены. Почему-то Ксанку они довольно сильно волновали. Ей казалось, что будет неудобным, если она произведет не блестящее впечатление на экзаменаторов. Она и так уж была персональной стипендиаткой и собиралась ею оставаться. «Отнюдь не из материальных соображений», – подумал было Сергей. И ошибся. Ксюша гордилась, что у нее есть «свои» деньги.

– Неохота брать у дворецкого? – весело спросил Сергей и испугался, что вторгается на засекреченную территорию.

– Да, – серьезно ответила собеседница.

И в этот момент он почувствовал, что не только должен ее поцеловать, но и имеет некую санкцию с ее стороны.

Поскольку он уже давно примеривался и проигрывал этот эпизод в голове много раз, поцелуй получился не смазанным, а, наоборот, акцентированным. Долгим, сочным. Когда они отлипли друг от друга с осознанием выполненного долга, мимо как раз прошла дама с собачкой. Сергей был благодарен даме за то, что она предоставила ему тему для разговора.

– Тебе нравятся таксы?

– Да, они остроумные.

И она рассказала несколько эпизодов из жизни своих такс, которые проживали где-то на даче.

– Совсем как у Чехова, – ввернул Сергей, намекая, что у их отношений с Ксанкой уже есть какая-то история.

– Пойдем попьем чаю, – вдруг предложила.

– Да где тут на Тверском бульваре можно выпить чаю?

– У нас, – просто сказала она.

Ноги у Садофьева немного ослабли, он даже не отрефлектировал тот момент, что это предложение выглядело как плата за проделанную работу. Поцелуй был выполнен все же старательно и страстно.

Они поднялись по Большой Бронной. В окнах Лита уже зажглись кое-где огни, заметно вечерело. Охрана, насколько помнил Сергей, состояла из бдительных молодых людей, долго возившиеся с его удостоверением личности агитатора. Ждал чего-то подобного и в этот раз, но в обществе Ксанки он, оказывается, пользовался неприкосновенностью.

Что он ожидал увидеть? Было два ориентира, первый задало посещение квартиры Суслова, второй – ассоциации на слово «дворецкий», то есть, коврик и колоннада на входе. Оказалось, ничего особенного. Вытертого коврика не было, вместо него под ногами оказался коврик обыкновенный. На нем стоял невысокий мужчина средних лет в пиджаке с галстуком, и с мягкой улыбкой на губах.

– Здравствуйте, Владимир Кириллович.

– Здравствуйте, Ксения Богдановна.

– Это мой друг Сергей.