Цитадель тамплиеров

Дорога была присыпана белой, горячей пылью, слева шумел ручей, над ним нависали кроны сирийских чинар, справа порос сухою травой пологий подъем на отроги Антиливана.

Дервиш решительно зашагал к меловым вершинам, схожим с грядой облаков.

Он шел полдня, и никто ему не встретился, никто его не перегнал. Дорога выглядела заброшенной. Ручей ярился и грохотал в своем каменистом ложе. У опушек кедрового леса мелькнули серебристые спины косуль. Кедровник сменили влажные цветущие луга с травами по колено. Дервиш вошел в сухое ущелье, как в коридор с шершавыми стенами. И услышал дальний цокот подков. Лошади приближались.

Опершись на палку, дервиш остановился.

Из-за поворота показались всадники в белых тюрбанах и белых кафтанах с красными поясами. Двое всадников отделились и неспешно подъехали к дервишу.

– Кто ты и что здесь делаешь? – высокомерно спросил один.

Дервиш молча развязал пояс и что-то достал из него.

– Передай своему господину.

Всадник вскинулся:

– Это – чечевица. Ты смеешься надо мной!

– Во имя отца нашего и повелителя, – тихо произнес дервиш.

Всадник уставился на зернышко, потом на дервиша, развернулся и поскакал к своим.

– Отдай ему своего коня, – сказал старший, увидев зерно.

Фидаин выполнил приказание и спешился, дервиш взлетел в седло. Разъезд двинулся вспять – вверх по ущелью.

К вечеру показался замок Алейк, высвеченный закатным солнцем. Он был угрюм и высился над рекой, клокотавшей в разломе плосковершинной горы. Над ним неслись облака.

Всадники остановились у края разлома. В замке раздался протяжный крик и оттуда медленно опустился мост через шумевшую речку.

Дервиш спрыгнул с коня и вбежал по широким ступеням на каменную веранду. За короткими лестницами и алебастровыми сооружениями павильонов завиднелся крепостной сад, обнесенный каменным кружевом стен. Дорогу тут перекрыл невысокий толстый старик.

– Погоди, Исмаил, – сказал евнух. – Тебе приготовлена баня. Хвала Аллаху, ты цел. Отдохни.

– У меня важные новости, Сеид-Ага.

Евнух всплеснул руками, все еще загораживая дорогу.

– Неужели ты думаешь, Исмаил, что есть на свете такое, что можешь знать ты, но не знает имам?

Исмаил понял, что евнух действует по воле господина.

* * *

Распластавшись на мраморной скамье и предоставив себя заботам дюжего банщика, Исмаил размышлял о капризе повелителя. Каждый раз, выполнив очередное смертельно опасное поручение, Исмаил попадал в теплые объятия имама, не успев сбросить грязный плащ.

Перевернув Исмаила на живот, банщик надел ковровую рукавицу и занялся его спиной…

Не могло быть, чтобы кто-то его опередил, и повелителю уже известно, что эмир Хасмейна не посмел углубиться в горы. Никто не мог его опередить. Он покинул шатер эмира в полночь и на рассвете был уже на большой Дамасской дороге. Здесь какая-то загадка…

В сопровождении улыбающегося Сеида и двух фидаинов Исмаил прошел через пышный сад, поднялся по узкой, шириной в одну грудь, лестнице на просторную веранду. С нее уводили три коридора. У входа в каждый стоял фидаин со спрятанными за спиной руками. Сопровождающие тоже молчали. Еще не отвыкший от шума и суеты внешнего мира, Исмаил заново пережил ощущение здешней тишины. В замке, где находилось несколько сот человек и столько же лошадей, где готовили пищу, стирали одежду, упражнялись с оружием и пытали людей, всегда было тихо, как в склепе.

Сеид-Ага сделал знак четырехпалой рукой (у него на обеих руках не хватало мизинцев) и, оставив сопровождающих, повел Исмаила по левому коридору.

Комната представляла собой полусферу с прорезью в сторону священного камня Каабы. По крайней мере, так решил Исмаил. На каменном полу лежала квадратная циновка из морской травы. На ней Исмаил увидел лежащего ничком человека. Ноги подогнуты, руки распластаны.

Фидаин смутился, он впервые видел повелителя в таком положении. Время вечерней молитвы давно прошло. Впрочем, Исмаил догадывался, что имам и его наместники в других замках Антиливана молятся как-то по-своему. Говорить об этом не было принято. И вот имам Синан открывает ему один из секретов высшего обряда. Не хочет ли старик приблизить его?

Такие мысли являются прежде, чем подозрения.

Лежавший приподнялся. Постоял на коленях. Затем встал в полный рост. Сердце фидаина застучало сильнее. Его преклонение перед этим человеком не знало пределов.

– Ну что ж, говори, Исмаил, – сказал имам.

– Твое повеление выполнено, – взволнованно, громко произнес фидаин.

Имам повернулся к нему. Он был широколицый, безусый, со шрамом на подбородке. Его правое веко замерло в вечном прищуре – как и шрам на подбородке, следствие падения с лошади в юности.

– Ты говоришь, мое повеление выполнено?

– Аллах свидетель! – поспешил сказать Исмаил. – Завтра дюжина вестников примчится сообщить, что войско Хасмейнского эмира повернуло вспять.

– И что, эмир Бури мертв?

Фидаин смешался.

– Ты молчишь?

– Эмир Бури жив.

Имам прошелся по своей странной молельне, шаркая подошвами расшитых мелким жемчугом туфель по каменному полу.

– Надо понимать, что ты уговорил его не нападать на замок Алейк?

– Можно сказать и так, повелитель.

– Продолжай.

– Я мог его убить. Я проник в его шатер и воткнул кинжал рядом с его головой.

– И ушел?

– Да, повелитель.

– Почему ты решил ослушаться моего повеления?

Исмаил сложил молитвенно руки.