Кладовая солнца

– Будет всем хорошо, – отвечал Яков Иванович, – Сибирь будет как Америка.

– Вы бы на эту тему речь за ужином сказали, – попросили Мюллера.

– Да, я собирался сказать маленькую речь, – ответил немец.

Аукин душевно открывался:

– Я своего мнения не имею, у меня одиннадцать номеров, и я не могу иметь мнения, я – не я, надо мной одиннадцать номеров!

– Саша, друг, – сказал управляющий Россошных, – лучше расскажи потихоньку, как он тебя в Иртыше искупал.

Аукин боязливо оглянулся на Ивана Астахова и ответил:

– Кто вымочил, тот и высушил.

Все курили и постепенно скрывались в облаках вместе с бочкой икры. Но это было только началом пира – в это время Марья Людвиговна в другой комнате готовила другой стол для ужина в стиле сибирских степей, вкладывая в рот целому жареному барану букет с ковылем. Тут пир открыл Яков Иванович Мюллер своей маленькой речью о значении предстоящего проезда наследника по Сибири и связанной с этим железной дороги.

– Сибирь тогда будет, – говорил Яков Иванович, – совершенно как Америка.

Директор громко хрюкнул и пробормотал:

– Что, к нам Америка из Петербурга приедет?

– Ну конечно, – ответил Яков Иванович, – из Петербурга. Сибирь-колония совершенно соединится с метрополией, и всем будет хорошо, очень даже хорошо.

В середине ужина тонкий учитель словесности начал говорить длинную речь просветителю края Ивану Астахову. Но у него затянулось, и вдруг ловкий Косач-Щученко вырвал у него всю силу, крикнув:

– Выпьем за лейденскую банку!

Все крикнули «ура» и принялись качать Ивана Астахова.

Порядок исчез, места перепутались, капитаны сбились к одной стороне и запели «Вниз по матушке по Волге», учителя – «Не осенний мелкий дождичек». Те, кто не пел, обменивались через весь стол невозможными криками, взятыми, наверно, у кочующих в степях полудиких народов.

– Эй, бер-ге-ле-гет! – кричали с одной стороны.

– А ба-ба-ба-гыыы! – кричали с другой.

Усердно работая на той и другой стороне по восстановлению порядка, любитель застольного пения Косач-Щученко наконец захватил всю власть. Ему помогала Марья Людвиговна.

– Через тумба, тумба – раз! – пел Косач.

– Через тюмба, тюмба – два! – пела Марья Людвиговна.

– Через тумба, тумба – три! – схватили другие голоса.

– Телеграфный столб! – грянули все.

Мало-помалу из всего этого хаоса определилась любимая всеми «Зимушка» и, наконец, ее знаменитый куплет:

Как у нашего патрона
Черт стащил с башки корону.
И на нашем славном троне
Село чучело в короне!

Начали пощипывать Марью Людвиговну. Иван Астахов даже извинился:

– Это я по-стариковски.

Аукин давно лежал под столом. Из кучи красных, потных, волосатых рож Алпатов заметил, как дядя манит его к себе, протягивает ему двадцатипятирублевую бумажку и необыкновенно сердечным голосом говорит:

– На-ка вот, съезди, пора, брат, я сам начал с двенадцати лет.

Потные рожи советовали дяде:

– Вам бы надо самим – в первый раз страшно.

– Ну что же, я и сам свезу. Вели-ка заложить Червончика. Только надо бы директора вперед спросить, как он смотрит на это. Ступай-ка найди его.

Алпатов идет искать и верит, твердо верит, что директор этого не допустит. Только бы поскорей найти его. Проходя коридором, в полутемном углу он заметил и поскорее, испугавшись, что его заметят, бросился в темную комнату: он заметил – в углу Марья Людвиговна целовалась с Косачом. Алпатов приблизил лицо к окну, и там ему за окном открылся мир совершенно другой – там над степью открыто правил месяц и дрожала Алена-звезда, его Алена.

«А что, если, – схватился он, – дядя, не дождавшись директора, велит ехать? Да и непременно же велит. Одно спасенье – найти поскорее директора».

Возле кабинета он слышит возню.

– Это ты, Александр? Чего ты кряхтишь?

– Помогите, – просит Александр, – директора вынести, вот только ноги маленечко попридержите.

Тяжелы ноги директора, но Алпатову очень хорошо, он рад помогать ему, директор очень хороший, и много хороших неведомых тайн, кажется ему, скрыто в его огромной, волнистой, волочащейся теперь внизу бороде.

По винтовой лестнице они спускаются вниз, и там на помощь приходит еще желтый капитан с сумкой за плечами и нагайкой в руке; все вместе переносят директора на пролетку, и Александр, даже без шапки, садится проводить его на квартиру.

– Директор, должно быть, хороший человек, – говорит Алпатов. – Только почему он напился?

– Умный человек любит выкинуть штуку. А вы видели хороших людей? – спрашивает желтый капитан.

– Раньше их было много, – ответил Алпатов.

– Их и теперь довольно, только все они несчастные. Вот и директор такой.

– И я думал так.

– Вы много думаете?

– Да, я много думаю. Я постоянно думаю. Но бывают пустые минутки, и тогда мне бывает страшно.

– Чего вам страшно?