Старый Петербург

Невдалеке от этого монумента поставил надгробие в память любезной и добродетельной супруги Ек. Як. Державиной, урожденной Бастидон, огорченный и благодарный муж Гав. Ром. Державин. При этом поэт не забыл сказать и стихотворной эпитафии:

Где добродетель? Где краса?
Кто мне следы ее приметит? Увы!
Здесь дверь на небеса…
Сокрылась в ней – да солнце встретит!

К числу лиц, причастных к литературе, нельзя не отнести и похороненного здесь на Лазаревском кладбище Петра Кир. Хлебникова, генерал-лейтенанта, служившего при графе А. Гр. Разумовском, умершего в 1777 году. Хлебников происходил родом из коломенского купечества; у него была собрана самая редчайшая библиотека, богатая многими очень ценными рукописями; впоследствии частью этой библиотеки владел известный библиограф С. Д. Полторацкий[41 - На могиле сестры Полторацкого – Агафоклеи, умершей в 1815 году и погребенной здесь же, в лавре, находим эпитафию, сочиненную В. А. Жуковским и не вошедшую в его собрание сочинений; вот она:Как радость чистая, сердца влекла она; Как непорочная надежда расцветала! Была невинность ей в сопутницы дана, И младость ей свои все блага обещала. Но жизнь ее – призрак! Пленил нас и исчез. Лишь плачущим о ней гласит ее могила, Что совершенное судьба определила Не для земли, а для небес.]. П. К. Хлебниковым изданы: «Древняя степенная книга», Москва, 1775 г.; «Японская история», Москва, 1773 г.; «Летопись Малыя России», 1777 г.; его же иждивением все гравюры приложены к книге Рубана «Описание С.-Петербурга». Сведения о жизни П. К. Хлебникова напечатаны в С.-Петербурге, в 1778 году.

На кладбище Невского монастыря лежат композиторы: М. И. Глинка[42 - В монументе вделан портрет его и над ним ноты из оперы «Жизнь за царя»: «Славься же, славься, святая Русь».], Серов, Даргомыжский и Мусоргский. Художники-граверы: Чемесов, Шубин; архитекторы: Старов и А. Н. Воронихин; могил актеров и актрис здесь нет; впрочем, из числа последних здесь похоронена на Лазаревском кладбище умершая в 1804 году первая тогдашняя танцовщица придворного театра Наст. Парфентьевна Берилова. На памятнике у ней следующая эпитафия:

Какое зрелище плачевное явилось!
Приятных дней ее теченье прекратилось,
Она уж мертвая, и все сокрылось с нею…

и т. д.

Здесь находим также могилы лиц, отличавшихся необыкновенным долголетием: монаха-молчальника Патермуфия, скончавшегося на 126 году своей жизни, затем могилу инока Авраамия, прожившего 115 лет, и известного елисаветинского и екатерининского героя, 107-летнего старика Василия Романовича Щегловского, сосланного в Сибирь Потемкиным из ревности; он пробыл в ссылке 49 лет.

На старом кладбище встречаем надгробные памятники следующих еще лиц, известных в истории: Адама Адамов, фон дер Вейде, одного из храбрейших генералов Петра I. Вейде был почти неразлучным спутником царя в его походах против шведов. Петр Великий почтил погребение Вейде своим присутствием; затем имена двух известных в истории грозного «слово и дело» графа Андр. Иван. Ушакова, генерал-аншефа, и не менее его известного нашим дедам Степ. Ив. Шешковского, прослужившего отечеству 56 лет и умершего в 1794 году в чине тайного советника. Много в лавре лежит министров, фельдмаршалов: граф Милорадович, адмирал Сенявин, Рикорд, граф Сперанский, Блудов.

Много на кладбище также встречается памятников, явно обнаруживающих невежество и малограмотность поставивших их; большая часть принадлежит умершему купечеству. Вот одна из эпитафий: «Здесь лежит, любезные мои дети, мать ваша, которая на память вам оставила последнее сие завещание: живите дружелюбно… притом помните и то, что Ириной звали ее, в супружестве была за петербургским купцом Васильем Крапивиным 19 лет и 44 года, 10 месяцев и 16 дней; к несказанной моей и вашей печали, разлучилась с вами, оставя мир с вами и благословение»; или другая: «Под сим камнем, воздвигнутым петербургским 2-й гильдии купцом Ник. Ив. Похотиным, погребено тело его, проведшего жизнь в Петербурге безмятежно 42 года собственными трудами и без покрова мнимых приятелей во славу же Божию и трудов своих» и т. д.

В числе эпитафий, невольно вызывающих улыбку, находим следующие: «Пров Константинович, князь Волосский, граф Австрийский, происходивший от рода греческого императора Иоанна Кантакузина, который царствовал в 1198 году (sic), и праправнук бывшего в Валахии господарем 1619 года Сербана Константиновича Кантакузина, родившегося в Трантавании (sic) от Погоны Михайловны, урожденной княгини Кантакузиной в августе месяце, пребывший в службе при российском императорском дворе пажем и имевший наследственное право на орден Константиновича Св. Велик. и победоносца Георгия, умер 4 м. 1787 года в цвете молодых своих лет. От роду имел 16 л. 8 мес.»; или: «Попов, Алекс. Сем., камер-фурьер подполковничьего чина, камердинер Екатерины II:

Царице Росских стран сей ревностно служил
И милости ея по смерть свою носил.
Днесь Вышнему Царю на службу преселился;
Но чтобы милостив к нему сей Царь явился,
Усердную мольбу, читатель, ты пролей,
И о жене его и дщери пожалей.
Когда родитель был ее уже во гробе,
Во матерней тогда была она утробе.
В дни сетования произойдя на свет,
Отцова вида зрит единый сей предмет;
С скорбящей матерью она по нем рыдает,
А мрамор сей печаль сердец их представляет.

На могиле генерал-майорши Екатерины Алексеевой, умершей в 1804 году, читаем:

От горестей отшедшая к покою
Сокрыта здесь под мраморной доскою.
Любя истину и добродетель,
Воздвиг сей монумент ее невинности свидетель.

Над могилой иерея Андрея, мужа отменного благонравия и примерного жития, красуется следующая эпитафия:

Под камнем сим лежит тот пастырь и отец,
Кой двадцать девять лет словесных пас овец;
Пучину жития толь свято преплывал,
Что кормчим всяк его себе иметь желал.

На одной могиле отца находим лаконическую надпись сына: «Кого родил, тот сей и соорудил». Весьма загадочны надписи на могилах трех жен подполковника Деласкари[43 - См. подробности об Деласкари в книге С. Н. Шубинского: «Рассказы о русской старине».], похоронившего их в течение девяти месяцев: первая жена Деласкари умерла 16 августа 1772 года, а последняя – 29 апреля 1773 года. Читая их, можно смело подумать, что Деласкари был опереточный герой Рауль Синяя Борода. Самый роскошный памятник в Невской лавре был некогда Демидова: в огромной мраморной нише колоссальное и хорошо исполненное распятие итальянской работы. Теперь этот памятник запродан и привезен в другое место. Замечательны еще обелиск адмиралу Ханыкову, памятник графу Завадовскому, где гений жизни угашает светильник свой; мраморные гробницы Измайлова, графини Салтыковой, Чичерина, с простой, но прекрасной фигурой возрождающегося феникса; Охотникова, Муравьева, прелестный мавзолей Яковлевой с гнездом, в котором семь голубков просят пищи и печальный голубь сидит на ветке; ионический храм над гробом графини Потемкиной – работы Крылова, с превосходными барельефами, изображающими разлуку матери с детьми и христианскую покорность добродетельной женщины: доверчиво опираясь левой рукой на символ спасения, она спокойно предается Вере, против нее стоящей (произведение известного ваятеля Мартоса). Памятник Турчанинова, вылитый из чугуна, и огромный саркофаг Кусова, кубическая масса чудесного гранита, на котором черный мраморный пьедестал поддерживает гробницу с крестом; по углам бронзовые канделябры. Памятник этот обошелся в 60 000 рублей.

На новом Лазаревском кладбище лежит прах известного схимонаха Александро-Невской лавры Алексия; с этим схимонахом беседовал в келье император Александр I перед своим отъездом в Таганрог. Вот рассказ об этом посещении[44 - См. «Историко-статистические сведения о С.-Петербургской епархии», т. VIII, с. 511. Рассказ этот записан со слов известного иподиякона Прохора.]. Император был у него вместе с митрополитом Серафимом. При входе государя Алексий, пав пред распятием, пропел тропарь «Спаси, Господи» и в то же время, обратясь к высокому гостю, сказал: «Государь, молись!» Государь положил три поклона. Схимник, взяв крест, прочел отпуск и осенил императора. После этого монарх сел с митрополитом на скамью и, посадив схимника, вполголоса разговаривал с митрополитом и, между прочим, сказал: «Все ли здесь имущество его? Где он спит? Я не вижу постели его?» – «Спит он, – отвечал митрополит, – на том же полу, пред сим самым распятием, пред которым и молится». Схимник, вслушавшись в эти слова, встал и сказал: «Нет, государь, и у меня есть постель. Пойдем, я покажу тебе ее». С этими словами он повел императора за перегородку в своей келье. Здесь на столе стоял черный гроб, покрытый черным покрывалом, в гробу лежала схима[45 - Схима – монашеское облачение.], свечи, ладан и все принадлежащее к погребению. «Смотри, – сказал схимник, – вот постель моя, и не моя только, а постель всех нас. В ней все мы, государь, ляжем и будем спать долго»; государь несколько времени стоял в размышлении. Когда государь отошел от гроба, то схимник обратился к нему со следующими словами: «Государь, я человек старый и много видел на свете: благоволи выслушать слова мои. До великой чумы в Москве нравы были чище, народ набожнее, но после чумы нравы испортились; в 1812 году наступило время исправления и набожности, но по окончании войны сей нравы еще более испортились. Ты – государь наш и должен бдеть над нравами. Ты – сын Православной церкви и должен любить и охранять ее. Так хочет Господь Бог наш». Государь обратился к митрополиту и сказал: «Многие длинные и красноречивые речи слышал я, но ни одна так не нравилась, как краткие слова старца. Жалею, что я давно с ним не познакомился». Затем, приняв благословение, государь сел в экипаж и прямо отправился в путь. После этого посещения государь не возвращался в Петербург и вскоре скончался в Таганроге.

Посетившая в двадцатых годах нынешнего столетия лавру г-жа Янкова (см. «Рассказы бабушки, записанные ее внуком Д. Благово») говорит, что монашествующей братии в то время было там немного, и все больше люди средних лет и молодые послушники; стариков же всего было три или четыре. Про одного из них она рассказывает следующую историю. Он был гвардейским офицером, служил при императоре Павле I; вместе с ним находился в том же полку его родственник. Этот последний полюбил одну молодую девушку и задумал ее увезти. Но девушка хотя и любила его, но хотела сперва обвенчаться и потом уже бежать из дому родительского; влюбленный же офицер был женат, стало быть, ему венчаться не было возможности. Что делать в таком затруднении? Он открылся приятелю, тот и придумал сыграть комедию – обвенчать приятеля своего на дому, одевшись священником в ризу. Предложили молодой девице венчаться по секрету дома, под предлогом, что тайный брак в церкви священник венчать не станет. По неопытности своей девушка не поняла, что тут обман, согласилась и, в известный день обвенчавшись, со своим мнимым мужем бежала… Он пожил с нею некоторое время, она родила дочь, и потом он ее бросил. Нашлись люди впоследствии, которые помогли ей напасть на след ее мужа, и она узнала, что он уже женатый и от живой жены на ней женился. Она подала прошение на высочайшее имя императора Павла, объясняя ему свое горестное положение. Император вошел в положение обманутой молодой девушки и положил следующее замечательное решение: похитителя ее велел разжаловать и сослать, молодую женщину признать имеющей право на фамилию соблазнителя и дочь их законною, а венчавшего офицера постричь в монахи. В резолюции было сказано, что «так как он имеет склонность к духовной жизни, то послать его в монастырь и постричь в монахи».

Кроме описанных нами кладбищ лавры, целая церковь Сошествия Святого Духа наполнена памятниками, весь пол церкви состоит из продольных квадратов с надписями имен похороненных под плитами знатных и богатых особ. В этой церкви покоятся петербургские митрополиты Михаил (под жертвенником), Серафим (по правую сторону Царских врат), Антоний (налево от них), Никанор (в Царских вратах, перед крестом), Григорий (у южной стены алтаря). В числе множества памятников в Духовской церкви видна одна надпись на могиле княгини Евдокии Голицыной, урожденной Измайловой, 1780–1850 годы, со следующими словами: «Прошу православных русских и проходящих здесь помолиться за рабу Божию, дабы услышал Господь мои теплые молитвы у престола Всевышнего, для сохранения духа русского». Лежащая здесь княгиня в свое время была замечательная личность в петербургском высшем обществе. Княгиня была красавицей до старости: красота ее напоминала древнее греческое изваяние. Про нее говорит ее современник[46 - См. «Русский архив», 1875 г., т. II, с. 174.]: «Не знаю, какова была она в первой своей молодости, но и вторая и третья молодость ее пленяли какою-то свежестию и целомудрием девственности. Черные выразительные глаза, густые темные волосы, падающие на плечи извилистыми локонами, южный матовый колорит лица, улыбка добродушная и грациозная: придайте к тому голос, произношение необыкновенно мягкое и благозвучное – и вы составите себе приблизительное понятие о внешности ее».

Княгиня жила в своем богатом доме на Большой Миллионной[47 - Летом, на своей даче, на Неве.], убранном, как музей, редкими художественными произведениями. Избранное петербургское общество собиралось к княгине ночью и вело свои беседы вплоть до рассвета.

В Петербурге княгиню называли «ночной», Princesse Nocturne; по рассказам, она боялась ночи, так как ей когда-то известная девица Ленорман предсказала, что она умрет ночью… Салон этой русской г-жи Рекамье посещали все знаменитости того времени, как приезжие, так и отечественные. Беседы у княгини отличались большой свободой и непринужденностью. Это тогда хоть не подходило к уставу светского благочиния, но репутация княгини осталась безупречною. Княгиня жила врозь с мужем, но в границах чистейшей нравственности. В числе многих известных поклонников княгини были наш поэт Пушкин, Карамзин, М. Ф. Орлов и князь И. М. Долгоруков; последний долго искал руки княгини, но упрямый муж не давал развода. После 1812 года княгиня сделалась ярой патриоткой и явилась в Москву на бал в благородное собрание в кокошнике и сарафане. Отстаивая все русское, позднее княгиня объявила войну входящему в сельское хозяйство картофелю; в этом немецком овоще она видела посягательство на русскую национальность и упорно вела войну с министром государственных имуществ графом Киселевым. В последние годы своей жизни княгиня занялась высшею математикой и метафизикой и стала писать брошюры на французском языке; жила она тогда по большей части в Париже; при ней всегда находилась в качестве секретаря дочь С. Н. Глинки. Под старость княгиня отличалась большою набожностью.

Как мы уже выше говорили, торжественное освящение главного собора лавры во имя Св. Троицы состоялось 30 августа 1790 года. В этот же день праздновался мир с Швецией. На освящение в 10 часов утра в лавру прибыла императрица с августейшим семейством. Высокие посетители отправились в Благовещенскую церковь, из которой надлежало перенести мощи св. Александра Невского. Мощи несли кавалеры ордена св. Александра Невского, балдахин – кавалеры ордена св. Владимира. За св. мощами шла императрица, а по сторонам ее кавалергарды под начальством Зубова. Во время шествия производились колокольный звон и пальба из пушек; последняя – из лаврской верфи, основанной еще при Петре Великом. Освящение собора совершал митрополит Гавриил в сослужении с архиепископами Евгением Булгаром и Иннокентием. Накануне освящения императрица пожаловала Гавриилу розовую панагию с изумрудами и приказала ваятелю М. Козловскому сделать из белого мрамора барельефный поясной бюст митрополита, который и был поставлен в нише против мощей 9 августа 1790 года; за работу бюста было заплачено 10 000 рублей. Еще в 1752 году императрица Елисавета украсила мощи св. благоверного князя богатою ракою[13 - Рака – ковчег, гробница с мощами святого угодника.] из серебра, в первый раз добытого на Колыванских заводах. Всего серебра здесь употреблено было девяносто пудов. В барельефах серебряной раки виднеется стихотворная надпись сочинения Ломоносова. Всех драгоценностей, хранящихся в соборе, мы не выписываем, так как перечисление богатств лавры займет не один том. Из художественных произведений здесь: «Спаситель» – работы Ван Дейка, «Богоматерь» – кисти Гверчино, «Воскресение Лазаря» – работы Бассано, «Воскресение Христово» – Рубенса; его же работе приписывают и «Снятие со креста». Из работ русских художников там имеются образа Угрюмова, Мошкова, Дрождина, Вельского, Пустынина, Уткина и других.

В соборе находятся четыре напрестольные Евангелия, напечатанные в Москве в 1644, 1663, 1681 и 1698 годах; напрестольный золотой крест с драгоценными камнями весом 1 фунт 82 золотника, – крест сделан в 1660 году для церкви Богородицы в Кирилловом монастыре; золотые священные сосуды, пожертвованные Екатериною в 1791 году, один золотой дискос и потир[14 - Дискос – блюдце на низком подножии, потир – литургический сосуд для освящения вина (греч.).]