Время дарить любовь

– Скажите, пожалуйста, – было заметно, что Вера волновалась, но всё же ей не хотелось отступать, – а это правда, что со временем любовь проходит, остаётся только привязанность, привычка…

– Никому не верь, дочка, – перебил дед Пахом. – Если любовь прошла, значит, это была не любовь, а так… игра в любовь. Настоящая любовь не проходит. То, что не вечно, не имеет права так называться.

– А что, по-вашему, такое любовь? – не унималась Вера. – Хочется услышать мнение мудрого человека.

– Мудрого? – язвительно спросил дед и рассмеялся. – А ты знаешь, что такое мудрость?

– Наверное, в первую очередь жизненный опыт, – предположила она.

– Всё гораздо проще, Верушка. «Мудрость – это когда уже не считаешь себя умнее всех, а стараешься быть не глупее других»[1 - Цитата Бориса Крутиера.].

Они оба засмеялись. Лишь спустя некоторое время Вера повторила свой вопрос.

Старик ответил не сразу. Долго думал, Вере даже показалось, что он уснул. Но она терпеливо ждала. И наконец дед Пахом заговорил:

– Любовь – понятие очень глубокое. Оно включает в себя многое. И терпение, и умение прощать, и способность забывать обиды, и взаимное уважение. Без уважения никак, это, наверное, самое главное, без него и любви не будет. Но, пожалуй, есть ещё кое-что: ты должен любить человека не только за красоту, ум, доброту, ты должен принимать его недостатки. Вот если ты любишь его со всеми недостатками, значит, любишь по-настоящему.

– То есть вы считаете, что в человеке можно любить и его недостатки? – изумлённо спросила Верунья.

– Не я так считаю, – поправил дед Пахом. – Жизнь так учит. Понимаешь, в чём дело: людей-то без недостатков нет, ну, а если где-то и есть, ты их едва ли отыщешь. И что же делать? Просто терпеть? Долго ли ты так протянешь? Лучше махнуть на них, на эти недостатки, рукой и принять человека целиком, таким, какой он есть на самом деле. Вот это и будет настоящей любовью. У меня, кстати, был очень скверный характер. Наверное, контузия сказалась. Если у меня что-то не получалось, я мог вымещать на жене, на близких своё плохое настроение. Но Танюша моя всегда улыбалась. Терпит-терпит, а потом говорит: «Ну ничего, дорогой Пахомушка, я тебя люблю, даже когда ты сердишься». И после этого моё вредное настроение исчезало, а я быстро успокаивался, отрезвлялся и понимал, что выгляжу глупо и даже смешно. Вот так и жили. Я думаю, если бы не моя Татьяна Алексеевна, меня бы уже давно не было на этом свете. Большой души была женщина. Не могу говорить, что я её «любил», потому что люблю по сей день…

10

Однажды, приближаясь к дому деда Пахома, ребята издалека заметили у подъезда неотложку.

– Что-то с Пахомычем, – с тревогой произнёс Сергей, и они вместе с Верой ускорили шаг.

Как назло, в доме не работал лифт, но ребята даже не заметили, как взлетели на девятый этаж. Дверь в квартиру была открытой. Внутри у порога стояла соседка и утирала слёзы.

– Что случилось? – взволнованно спросил у неё Сергей.

– Пока не знаю. – Она помотала головой. – Врачи у него там, никого не пускают.

Сергей взглянул на часы, было ровно четыре.

– Обещал ведь до ста лет прожить, – вздохнула Вера.

– Раз врачи у него, значит, жив, – криво улыбнулась соседка. – Наверное, сердечко прихватило, у него уже так бывало.

С четырёх до шести новостей не было. Ровно в шесть из спальни деда Пахома вышел врач и виновато объявил:

– Увы, все когда-то уходят.

Домой ребята шли молча. Наконец Сергей сказал:

– А ты знаешь, Вер, не умерли они. Пока мы будем помнить их самих и их подвиги, они останутся рядом с нами. Мы должны сделать всё, чтобы их никогда не забыли – ни мы, ни наши дети, ни наши внуки, ни правнуки.

2015 г.

Солнечный поезд

Сверчок

Искусство есть такая потребность для человека, как есть и пить. Потребность красоты и творчества, воплощающего её, – неразлучна с человеком, и без неё человек, может быть, не захотел бы жить на свете.

    Ф. М. Достоевский

1

Даша на всё лето переехала к бабушке. Дед нарочито хмурился и бурчал:

– Не понимаю я своих внуков. Все они почему-то едут к бабушке. А ко мне, значит, приезжать не хотят?

– Ты чего, дед? – громко рассмеялась Даша. – Хотим, конечно! И к бабушке, и к тебе.

– А почему тогда все говорят «к бабушке в деревню»? – Старик выпятил нижнюю губу. – Меня-то куда дели? Вон, даже в рекламе молока, сметаны всякой всегда бабушек показывают, словно дедушек вовсе не существует. Дискриминация сплошная…

– Это ещё что такое? – удивлённо спросила внучка.

– Ты же в школу уже ходишь, должна знать, – усмехнулся Иван Ефимович.

– Мы пока такое слово не проходили. – Даша замотала головой. – Может, во втором классе начнём. А ты не можешь мне рассказать?

– Что рассказать? – сразу не сообразил дед.

– Ну, слово это… как его… дистрима… дискра… ну, которое ты только что сказал.

Дед улыбнулся, махнул рукой, подошёл к девочке, обнял её и ласково произнёс:

– Да не слушай ты меня, старого дурака, пошутил я.

– Пошути-и-ил? – удивилась Даша. – Значит, такого слова на свете нет?

– Ну почему же сразу нет? – рассмеялся дед. – Слово-то есть, да у нас его нет…

– Где нет? В деревне? – уточнила Даша.

Дед уже был и не рад, что затеял эту тему. Он знал: теперь Дашка не отстанет и, пока не узнает значение слова «дискриминация», вынесет ему мозг.

– Хорошо. – Иван Ефимович присел на порожек. – Присаживайся, сейчас объясню.

Внучка уселась на ступеньку выше и приготовилась внимательно слушать.

– А ну-ка скажи это слово ещё раз, – потребовала Даша. – Я хочу запомнить.

– Дискриминация, – буркнул дед.

– Не, я так не запомню. – Она замотала головой. – Давай по слогам. Ди… кри…