Палач в белом

– А я думаю, может, – заявил Чехов. – Он, как и вы, столкнулся с проблемой первый раз в жизни. Предложение, как вы выразились, было действительно необычным. Я думаю, он просто размышлял и пришел в конце концов к выводу, что надо это предложение принять. Тогда он поехал на Котельническую набережную частным порядком и сделал свое дело. Кстати, можно показать фотографии всех троих лифтеру. У этой публики взгляд наметан – они вполне могли его запомнить... А лучше всего, – добавил он самым доброжелательным тоном, – бросьте вы все-таки это дело, а? Не ваше оно!

– В каком-то смысле не мое, – возразил я. – Вы этого не можете отрицать. Но попробую разобраться. Не возражаете, если обращусь к вам за консультацией?

– Буду рад! – загорелся Чехов. – Жду вас в любой день. Адрес мой у вас имеется. Телефон тоже. Всегда к вашим услугам. Я ведь, знаете, почти всегда дома... Огородами не увлекаюсь, компаний не люблю... Кстати, угощу вас столь ненавистными вам грибками... Вы сами-то как – в отношении запотевшей бутылочки?

– Весьма умеренно, – признался я. – Но из уважения к вам... Кстати, где же вы берете грибы, если предпочитаете не выходить из дома?

– На рынке, Владимир Сергеевич, на рынке! Человек я сугубо городской, урбанистический, в лесах теряюсь... Но на рынке действую безошибочно, не сомневайтесь!

– Только договоримся, – сурово потребовал я, – что без меня вы соблюдаете строжайшую диету! Подержите себя хотя бы немного в форме. Расслабитесь, когда я загляну к вам в гости.

– Надеюсь, вы не будете злоупотреблять моим терпением, – проворчал Чехов.

– Аналогично, – ответил я, поднимаясь и направляясь к выходу.

– Еще один совет, – окликнул меня Чехов. – Не рассказывайте каждому встречному и поперечному, что ищете убийцу. Держите язык за зубами. Иначе или спугнете, или попадете впросак.

– Учту, – сказал я. – Учту непременно.

Юрий Николаевич кивнул мне и, по-хозяйски развалившись на кровати, уже без стеснения выщелкнул из пачки очередную сигарету. Я промолчал.

* * *

В равномерный шелест дождя за окном ворвался негромкий, но настойчивый треск электронного будильника. Четыкин на ощупь нашел на полу пластмассовую коробку, нажал на кнопку и только потом открыл глаза. Во времена его детства будильники были громоздкими механическими конструкциями, и звон они издавали беспощадный, как пожарный колокол. По этому душераздирающему сигналу Роман Ильич покидал теплую постель и блаженный мир сновидений. Мир вокруг был холоден и сер – и страшнее этой минуты в детстве не было ничего. С тех далеких времен техника переменилась кардинально – легкими и бесшумными стали часы, и звук будильника сделался негромким и щадящим. Но и этот щадящий звук был омерзителен, потому что звучал он по-прежнему тогда, когда мир вокруг был холоден и сер.

Однако сегодня он был в квартире один. Это немного скрасило мокрый пейзаж за окном. Роман Ильич свободно и вяло прошлепал в ванную, умылся холодной водой, глядя в зеркало равнодушно и невнимательно, аккуратно почистил зубы и расчесал редкие волосы.

Следующим этапом была кухня. Поставив на газ эмалированный чайник, Роман Ильич достал из холодильника два яйца и пакет молока. Взбивая в чашке смесь для омлета, он неодобрительно посматривал на кухонный стол соседки, который украшала пустая винная бутылка и россыпь фантиков от шоколадных конфет. Этот натюрморт стоял уже неделю и оскорблял взор Четыкина неимоверно, но выносить мусор за легкомысленной соседкой он не собирался из принципа.

Зажарив омлет, Роман Ильич бросил в большую фарфоровую кружку две чайные ложки кофе «Пеле», залил кипятком и добавил молока. С экрана телевизора настоящий Пеле утверждал, что одноименный с ним кофе относится к категории лучших. Роман Ильич придерживался иного мнения и невольно пришел к убеждению, что легендарный футболист такой же пройдоха, как и все вокруг, ничем не лучше.

Он съел омлет, запивая его теплым кофе и прислушиваясь к шуму падающих дождевых капель. По шуму выходило, что Романа Ильича ожидает прогулка под барабанящим зонтом, мокрые тротуары, брызги от проезжающих автомобилей, вагоны метро, набитые промокшим людом, и прочие досадные мелочи, которые травмировали его чувствительную натуру.

Позавтракав, он включил радио, надеясь услышать прогноз погоды, но по ушам резанул дурашливый, неестественно бодрый голос, зазывно предлагающий квартиры в строящихся домах – элитные, но дешевые. Роман Ильич терпеть не мог рекламы, и рука сама уже потянулась к ручке выключателя, но любопытство все же пересилило, и он дослушал сообщение до конца. Стоимость квадратного метра от трехсот девяноста долларов. Он прикинул, сколько будет стоить пятьдесят метров. Испытав легкое разочарование, Четыкин выключил радио и быстро вымыл за собой посуду. Если бы судьба подкинула ему еще хотя бы десять кусков! Он бы перебрался из этой опостылевшей норы куда-нибудь в зеленый район, в квартиру с зимним садом и кабинетом где-нибудь на двадцатом этаже, чтобы по утрам в одиночестве любоваться с балкона панорамой просыпающейся Москвы!

Роман Ильич убрал посуду в шкафчик и насухо вытер стол. Ларискин свинарник был удостоен еще одного презрительного взгляда, и Четыкин вернулся в свою комнату. Облачившись в поношенный серый костюм и повязав такой же невзрачный галстук, Роман Ильич критически посмотрел на себя в зеркало. Борода росла у него плохо, и поэтому бриться он мог себе позволить через день. Роман Ильич считал это большой удачей.

Взяв с собой старенький «дипломат» и большой черный зонт, Четыкин покинул квартиру и отправился на работу. Сегодня он дежурил с утра до вечера. Дневные дежурства он любил больше, потому что предпочитал ночью спать, а не мотаться по городу в санитарной машине.

На улице все было именно так, как он и ожидал, – пляшущие по асфальту капли, грязные фонтаны брызг из-под мчащихся лимузинов, торопливые пассажиры, размахивающие мокрыми зонтиками, – он стоически вынес все, выскочил на Тверской, пробежал по подземному переходу, поднялся на поверхность и, только свернув с Тверской в тихий переулок, перевел дух. Башмаки его намокли, по куполу зонта продолжал хлестать дождь, но зато он был опять один, и никто не тревожил его ни физически, ни душевно.

Торопясь побыстрее попасть под крышу, Роман Ильич шел, опустив голову и не глядя по сторонам. Мокрый асфальт сделался похожим на черное щербатое стекло – все отражалось в нем, но отражалось забавно и уродливо – от фигур, от деревьев, от машин оставался только какой-то пестрый штрих, зигзаг, абстрактный символ. От нечего делать Роман Ильич увлекся разглядыванием этих символов. Закрывая зонт, он вбежал в будку, где сидели охранники и, торопливо предъявив пропуск, помчался дальше по дорожке, ведущей к больничному корпусу.

* * *

Алексей Виноградов, отдежурив, вернулся домой утром. Он собирался сразу же лечь спать, но, проворочавшись с полчаса в постели, понял, что уснуть ему не удастся.

Алексей поднялся с постели и прошел в кухню. Там он открыл последнюю упаковку апельсинового сока, наполнил стакан и с удовольствием принялся пить любимый напиток. Потом отвернулся к окну и задумался.

Собственно, думы в последнее время одолевали его постоянно и касались только одной темы – материальной. Алексей сосредоточенно смотрел в окно, покусывая губы. Он понимал, что нужно срочно искать дополнительный заработок, иначе он просто не сможет существовать дальше.

Вчера к Алексею приезжала мать и, заглянув в холодильник, ужаснулась тому, что сыну нечего есть. Она прочитала ему длинную лекцию на тему правильного питания и здорового образа жизни. Здорового образа жизни Леша и сам старался придерживаться – отсюда и утренние пробежки, и холодный душ, и полнейший отказ от никотина и алкоголя. К тому же он был врач и все прекрасно понимал сам.

Обычно он терпел нудные материнские нотации, лишь молча кивая в ответ. Вчера же, внезапно разозлившись, вспылил и обошелся с матерью довольно грубо. Та ушла обиженная и наверняка вечером долго жаловалась отцу. Визит отца в воспитательных целях Алексею был совершенно не нужен, и он решил сегодня сам съездить к родителям, купить матери цветов и коробку конфет, чтобы исчерпать инцидент.

Однако денег на покупку ни того, ни другого не было. Алексей злился на собственную несдержанность, бродя по кухне со стаканом сока в руках.

«И что на меня вчера напало? – думал он. – Как с цепи сорвался. Теперь вот деньги нужно где-то брать, вину заглаживать».

Тут он вспомнил о своем бывшем сокурснике Юр-ке Соловьеве. Соловьев был редкостным шалопаем. В свое время он дружил с Алексеем, потом бросил институт после третьего курса, и дороги их разошлись. Поначалу они еще регулярно встречались, потом встречи становились все более редкими и наконец прекратились совсем. Теперь они виделись только случайно.

Как раз недавно и случилась такая встреча. Виноградов спешил с работы домой, когда его чуть не сбил черный джип. Алексей хотел было уже открыть рот, чтобы высказать свое возмущение, невзирая на то, что в подобных машинах зачастую ездят люди, с которыми не стоит портить отношения. Но тут дверь джипа распахнулась, и из него вывалился здоровый, коротко стриженный парень в шортах и белой футболке и радостно заорал:

– Леха! Здорово, Леха!

– Юрка? – с изумлением узнал Алексей в этом растолстевшем, сытом амбале тощего и вечно голодного Юрку.

– Признал! – удовлетворенно заключил Соловьев, сжимая Виноградова своими здоровенными ручищами.

Через некоторое время они сидели в ресторане, Соловьев не скупясь угощал Алексея всем, чем можно, и рассказывал о своей теперешней жизни. По его словам, три года назад он стал заниматься бизнесом, дела пошли более чем хорошо, и вот теперь Юрий Валентинович Соловьев, честный бизнесмен, являлся обладателем шикарной трехкомнатной квартиры на Садовом кольце, этого самого джипа, а также загородного дома в Переделкине, который он купил у спившегося писателя, бывшего светила социалистического реализма.

– А ты как? – пережевывая кусок бифштекса, поинтересовался Юрка.

Виноградов вздохнул и безрадостно начал рассказывать о своей жизни и работе.

– Да ты что, старик? – искренне удивился Юрка. – За такие бабки сутками пахать?

– А что еще делать? – развел руками Виноградов.

– Слушай, старик! – хлопая Алексея по плечу, наклонился к нему Соловьев и, понизив голос, продолжил: – А пошли ко мне работать.

– К тебе? – удивился Виноградов. – А что мне у тебя-то делать? Я же врач, больше ничего делать не умею.

– Вот именно, что врач, – согласился Юрка.

И он, еще ниже наклоняясь к Виноградову, поведал, что работа, конечно, специфическая, но все-таки не самая страшная и, в общем-то, к ее изъянам можно привыкнуть, а уж оплата с лихвой компенсирует моральные издержки. Ну и все в таком духе.

Виноградов тогда отказался от сомнительного предложения бывшего сокурсника, хотя тот сулил большие деньги за услуги. Юрка, однако, посоветовал ему подумать и оставил свою визитку с просьбой позвонить, если Виноградов все-таки решится.

И вот теперь такой момент настал. Алексей поднялся и, отставив стакан, прошел в комнату и полез в письменный стол. Долго искать визитку, данную Соловьевым, не пришлось – Алексей, будучи педантом, все вещи хранил на своих местах. Поэтому он достал из аккуратно сложенной стопочки среднего ящика черный блокнот, раскрыл его и вытащил из-за края обложки визитку с телефоном Соловьева.

Подойдя к телефону, Алексей набрал номер своего сокурсника и, услышав его голос, произнес:

– Юра? Это Алексей. Я звоню сказать, что я согласен.

* * *

– По-моему, это он, – сказал крупный, щеголевато одетый мужчина с завидной шевелюрой, сидевший на месте водителя темно-зеленого «Опеля». – На фотографии он мне нравится больше. А в жизни похож на мокрую мышь.