– Я, возможно, немного неясно выразился, но мне очень нужно знать, – продолжал настаивать я.
– Ну, хорошо. Вот, посмотрите сами, – в его руке появился листок с заключением о причинах смерти.
Меня аж передернуло. Я помотал головой:
– Не-ет, этого я читать не буду. Наотрез отказываюсь. Вы мне сами как очевидец всех событий расскажете, идет?
– Как хотите, – пожал плечами Жуков. – А что именно вам интересно?
– Скажите прежде: все ли органы больного были на своем месте?
– Нет, не все. Одной почки не хватало.
ГЛАВА 10
«Уехать, уехать – куда уехать?» – только эта мысль – вот все, что у него теперь осталось. Спасибо брату – разрешил пока в его квартире пожить в Теплом Стане, а то…
Он со вздохом посмотрел на свое отражение в осколке зеркала.
«Что делает с человеком страх, боже мой!» Он провел рукой по щетине и ужаснулся, поймав взгляд обезумевших, каких-то больных, лихорадочно блестящих глаз.
В этом человеке, который выходил на улицу только раз в неделю, в магазин за продуктами, и жил в комнате, окна которой были постоянно закрыты занавесками, он отказывался узнавать себя.
Он прожил довольно бурную жизнь, но до сей поры редко испытывал страх, тем более такой страх. Даже когда ему прямо в лицо летел тяжеленный кулак противника, он находил в себе силы соображать трезво. Именно в этом заключался секрет его бесконечных побед – в холодном и ясном уме, в отваге.
Но теперь – теперь все было иначе. Он не знал, откуда и когда появится тот, кого ему следовало бояться. А потому он боялся всех и всегда. Он хотел накопить силы, чтобы встретить врага лицом к лицу, но враг его был многолик и одновременно невидим, а потому силы таяли с каждым днем.
Он понял это, когда вырвал телефонный шнур из розетки, потому что даже редкие звонки доводили его до белого каления. После этого он понял, что проиграл.
Смириться с этим он не захотел, а потому сегодня впервые открыл занавески, выбрился, вонзая бритву чуть не до крови в свою заросшую щеку, вычистил пальто и решительно вышел на улицу, захлопнув дверь. Ключи он оставил на полке в прихожей.
* * *
– О, это уже интересно. И кто же, по-вашему, отрезал бедняге почку, после того как вы его прооперировали?
– С чего вы взяли? – Жуков состроил удивленное лицо. Он, вероятно, принимал меня за не совсем нормального. – Почка у пациента отсутствовала уже на момент операции.
Теперь была моя очередь удивляться.
– В смысле, это вы ее отрезали?
– Нет, ну что вы. Ее не было раньше – она была удалена, очевидно, около года назад. Наверняка были какие-то проблемы. Может быть, именно на фоне этого и развилось то заболевание, по причине которого мы вынуждены были прибегнуть к операции.
– Очень хорошо! А больше никаких особенностей вы не заметили у этого пациента?
– Ну, как было уже известно, ожирение сердца, общая изношенность пищеварительной и выделительной системы…
– Спасибо, спасибо… А как фамилия этого пациента?
Жуков покосился на заключение:
– Сергеенко его фамилия. Валентин Иванович Сергеенко.
* * *
Выскочив из кабинета Жукова, я помчался в свой кабинет, в котором, как и прежде, был довольно редким гостем. С уходом Юдина мои терапевтические дела шли из рук вон плохо. Отделение работало как придется, врачи целыми днями травили анекдоты в курилке. Слава богу, пока ни один больной не подал жалобу начальству, все больше терпеливые попадались – покорно маялись в очереди, хотя имели право за такие деньги иметь отдельного врача. Каждая неделя начиналась с желания навести порядок, но только желание оформлялось в твердую решимость, как тут же случалось очередное ЧП, которое уводило меня в сторону от праведного пути. «Благими намерениями вымощена дорога в ад!» – назидательно говорила мне каждый раз Инночка, ужасаясь моей безалаберности. Я соглашался с ней и обещал исправиться, а чтобы она была немножко снисходительнее, разрешил ей время от времени запираться в моем кабинете с подружками.
Сейчас я застал ее одну: она сидела, закутавшись в мохнатый шарф, и играла в «Lines». Когда Инна узнала, что я даже элементарно не могу расставить цветные шарики в этой простой компьютерной игре без особых проблем, она пришла в ужас и стала втайне считать меня совершенно пещерным типом.
– Привет! – бодро поприветствовал ее я, хотя в душе сильнее всего хотел бы, чтобы ее сейчас здесь не было.
– Привет, – равнодушно отозвалась Инна, не отрываясь от экрана – видимо, шарики стали вести себя особенно буйно.
– Инночка, ты не могла бы меня пустить ненадолго в мое собственное кресло? – вкрадчиво спросил я.
– Зачем это? – искренне удивилась она, быстро щелкая «мышкой».
– Ну, предположим, я хочу погреться – ты же там, наверное, так пропитала кресло своим теплом, что можно оранжерею высаживать, – сострил я. Посвящать девушку в мои секреты нельзя, а гнать ее отсюда взашей, тем самым обижая и порождая всяческие вопросы и подозрения, тоже не лучший выход. Но оторвать Инночку от игры не было никакой возможности, а дорогое время стремительно уходило.
Пришлось пойти на хитрость. Пробурчав: «Ладно, я подожду», направился к креслу и, проходя мимо стола, будто случайно зацепил ногой провод, который соединял электронного монстра с розеткой.
– Владимир Сергеевич, что вы делаете! – в ужасе взвыла моя ассистентка, подскакивая на кресле, словно ужаленная. – Вы же компьютер испортили! Его же нельзя из сети выключать.
– Так я не специально, я споткнулся, – почти искренне оправдывался я. – И что теперь будет?
– Что, что! Полетит у вас оперативка, как пить дать!
– Что вы говорите! – всплеснул руками я. – Так срочно бегите за Хоменко – он что-нибудь да придумает.
Инночка, хлопнув дверью, убежала, дав мне возможность в тишине и спокойствии позвонить самому интересному для меня сейчас человеку.
– Это регистратура Склифосовского? А Юдина Павла Петровича вы можете мне найти? Девушка, это очень срочно и очень важно! Кто говорит? Следователь по особо важным делам Сидорчук говорит, вам известна моя фамилия? – орал я. – Вот так-то лучше, – удовлетворенно пробормотал я про себя, когда в трубке раздалось: «Соединяю».
Услышав сдержанный баритон Юдина, я обрадовался так, словно он был моей последней надеждой. Первым, что я у него спросил, было:
– Паша, у вас телефон не прослушивается?
* * *
Вдоволь побродив по городу, он сел на заледеневшую скамейку и стал соображать. Свежий воздух и общество людей повлияли на него благотворно: он расслабился, обрел некоторую уверенность. Осталось продумать свои дальнейшие действия. Все оказывалось таким непростым и таким неопределенным, что трудно хоть в чем-то быть уверенным. Тем более определять, как и какими методами действовать.
Заявить в милицию? Бессмысленно: он был уверен, что все это учреждение – на короткой ноге с самыми значительными милицейскими чинами.
Тогда что? Остается только действовать самому. «Лучшая защита – это нападение», – любил приговаривать тренер, ставя ему удар. Поэтому он решил идти на таран, не думая, каковы будут последствия. А последствия могут быть самые жестокие – это он тоже осознавал.
Бороться с врагом в одиночку с успехом можно только на ринге или в модном боевике – это понимает любой взрослый человек. Но есть ли у него выбор? К кому можно обратиться за помощью в этом городе, где действовал только закон джунглей – каждый сам за себя?
Поразмышляв еще немного, он поднялся и решительно отправился ко входу в метро. Проехав три остановки до Кольцевой, перешел на Серпуховскую линию. Выйдя из метро, на окраине города взял такси на оставшиеся деньги и быстро доехал до нужной ему улицы.