Менты с большой дороги

Ах, Клавина первая и самая большая любовь Агафон! Какой он был необыкновенный, замечательный, просто герой. Веселый такой. И точь-в-точь как вот этот молоденький, еще зеленый курсант, но уже с той заманчивой искоркой в глазах, которая может заставить любую женщину потерять голову и запылать неизлечимой любовной лихорадкой. Черт, как он Клаве напоминает Агафона! Разве что без усов. Если бы ее сын был так похож на милого сердцу мужчину. А то точная копия вялого и безынтересного Николая. Обидно.

– Тетя Клава, мне бы в школу пробраться. Я пройду здесь? – заговорщическим голосом спросил Санек.

О том, что женщина млеет при виде его, Зубоскалин знал уже давно. О причине не догадывался и, честно говоря, догадываться не хотел. Ему достаточно было только того, что повариха не отказывала Диролу ни в одной его просьбе. Иметь на кухне блат было удобно и Санек немного наглел, без стеснения используя слабость огромной, но в то же время хрупкой женщины.

– Зачем? – удивилась тетя Клава.

– Садюкину норматив один не сдал, – соврал Санек. – Он теперь везде ходит и вылавливает меня. Штрафные километры, говорит, будешь бегать, – вздохнул Дирол. – А я что-то плохо себя чувствую.

Повариха почувствовала, как сердце быстрее стало биться. Ее любимец нездоров и преследуем самым требовательным преподавателем во всей школе. Слеза жалости увлажнила левый глаз женщины и, на мгновение смазав все очертания, быстро сбежала вниз. Правый хоть тоже выражал сочувствие, но оказался более сдержанным и слабости себе не позволил. Тетя Клава неловко махнула рукой в сторону выхода из кухни в столовую и пролепетала:

– Беги, мой мальчик. Беги.

Зубоскалину только этого и надо было. В срочном порядке поблагодарив женщину и отвесив ей дежурный комплимент, Санек, лавируя между разделочными столами и плитой, выскочил в столовую. Там было еще пусто, а потому можно было незамеченным проскочить в общий коридор. Тетя Клава проводила любимца сочувствующим взглядом и вздохнула:

– Прям с постели горемычного поднял, изверг в велосипедках. Вон и одеться парень толком не успел.

* * *

Оставался один вход, которому не уделили еще внимания представители убойной группы третьего курса. Этот вход вел через спортивный зал в сердце школы милиции, где и располагалась конечная цель всей операции. Федя могуче выкатил грудь, готовясь к трудному штурму, и осмотрелся. Прямо напротив спортзала, на площадке, весело поросшей зеленой травкой, тренер Садюкин изощренно издевался над первокурсниками. Он заставлял их по-пластунски преодолевать полосу препятствий от края площадки до входной двери. Само упражнение не включало в себя ничего сложного, если не учитывать одно «но». На спине каждого ползущего для какой-то надобности располагался рюкзак, под завязку набитый чем-то гремящим и, судя по измученным лицам первокурсников, тяжелым. Огромные рюкзаки неизменно цеплялись за низкие железные перекладины, замедляя тем самым движение. Весенний день выдался, как назло, погожим. Воздух не шевелил даже легкий намек ветерка. Пот с сосредоточенно сморщенных лбов парней обильно орошал молодую веселенькую зелень, словно в насмешку радостно тянущуюся вверх, к голубому небу. Чуть в сторонке, шеренгой, построившись по росту, переминались с ноги на ногу те, кому предстояло еще узнать, как это здорово, ползать по двору с рюкзаком на плечах.

План действий моментально возник и детально проработался в голове Федора Ганги. Прячась от взора увлеченного cадистскими пытками Фрола Петровича, Федя короткими перебежками от дерева к дереву приблизился к шеренге первокурсников, затаился среди чинного ряда ровно постриженных кустов и тихонько позвал:

– Эй!

С тоской посматривавший на своих друзей низенький лопоухий курсант, благодаря своему росту стоявший последним, услышал и повернулся.

– Давай сюда, – махнул рукой Ганга.

Курсант с опаской взглянул на тренера, нерешительно переступил с ноги на ногу. Садюкин – преподаватель серьезный, прятаться по кустам от него может оказаться непростительной ошибкой. С другой стороны, тот черный парень в трусах габаритов не маленьких, к тому же (курсант уже успел заметить) из стареньких. Кто знает, вдруг в этой школе, как в армии, дедовщина процветает. Все-таки заведение серьезное, не какой-нибудь гуманитарный вуз, где хлюпиков воспитывают. Если к старичку в немилость попасть, можно на весь оставшийся срок обучения со спокойствием распрощаться.

Взвесив в голове все за и против, первокурсник выбрал из двух зол меньшее и нырнул в кусты.

– Как зовут? – поинтересовался Ганга.

– Олег.

– Вещий, значит.

– Нет, другой, – искренне признался парень, так, на всякий случай, чтобы за чужие ошибки не влетело.

– Слушай, другой Олег, расклад такой. Мне позарез нужен твой рюкзак. Во временное пользование.

Испарина тонким слоем покрыла веснушчатое лицо первокурсника. Казенный рюкзак надо сдавать дяде Сане на склад. Впарить дотошному кладовщику версию о том, как рюкзак потерялся, вряд ли удастся. Выходит, ему, Олегу, либо придется держать ответ перед дядей Саней, либо отказывать старику, что приведет к известным последствиям. Олег с трудом проглотил слюну, комком прошедшую по пищеводу и тяжело упавшую в недра желудка.

– Не бойся, верну в целости и сохранности, – поняв терзания первокурсника, заверил Ганга.

Делать несчастному курсанту было нечего.

Спустя несколько минут Федор Ганга, в трусах, майке и с рюкзаком за плечами, стоял в самом хвосте шеренги, выглядывая из-за спин первокурсников как пожарная каланча из-за приземистых деревянных домиков частного сектора. За его спиной красноречиво шевелились кусты, сквозь листву которых тревожно проглядывали светло-голубые, с белесыми ресницами, глаза. Подмена была налицо. Чтобы не привлекать к себе внимания, Федя заранее тяжело плюхнулся на молодую травку и пополз, эротично повиливая полуодетыми бедрами.

Фрол Петрович зорко следил за пересекавшими финишную прямую курсантами, хищно и несколько загадочно улыбаясь одному ему ведомым мыслям. Возможно, в коротко остриженной его голове, привыкшей придумывать штучки, от которых у курсантов волосы встают дыбом, зарождались новые идеи, называемые физическими упражнениями. Может быть, он вспоминал прошедшую ночь и необыкновенно красивую в новом белье (купленном с его, между прочим, получки) Наташу. Как бы там ни было, но настроение было на высоте. Неприличные мысли так и старались пробиться в садюкинское сознание, путая мысли и заставляя мечтать. Фрол Петрович под давлением этих мечтаний совсем уже почти решил со следующей зарплаты сходить с Наташей в магазин и купить ей новое платье. Секонд-хенд, например, для этого неплохо подошел бы. Однако его приятные мысли беспардонно прервали.

Стройная вереница первокурсников, ужами ползающих по траве, чинно, по установленным тренером правилам, совсем почти подошла к своему логическому финишу, когда незначительная деталь насторожила Фрола Петровича. В том самом месте, где, по расчетам Садюкина, должен был преодолевать препятствия щуплый и тщедушный Шнурков Олег, шустро продвигался вперед, несколько смещаясь к входу в здание, полуодетый парень, габаритами резко отличавшийся от упомянутого курсанта. Более того, если верить глазам, за последние несколько секунд Шнурков успел сильно загореть. Просто до неузнаваемости.

– Курсант Ганга, – окликнул Садюкин, строго сдвинув брови у переносицы, отчего все мечты о законной жене мгновенно улетучились. – Курсант Ганга, как прикажете это понимать?

Федя поднял голову и безнадежно вздохнул. Проскочить не получилось.

– Следую вашему приказу и преодолеваю полосу препятствия, – как ни в чем не бывало отрапортовал Федя, решив до конца не признаваться в подмене.

От такого наглого обмана тренер в попытке возмутиться захлебнулся воздухом и покраснел.

– Вам лично, курсант, я ничего не приказывал! – непроизвольно повышая голос, выкрикнул Фрол Петрович. – Здесь проходят занятия с первым курсом!

– А… а… я решил размяться, – нашелся Федя.

Он для большей убедительности вскочил на ноги, подпрыгнул пару раз, присел, вытянув руки вперед, упал, отжался. Хотел было перекувыркнуться через голову, но в последний момент передумал. Рюкзак жалобно звякнул содержимым, склоняя Садюкина к сочувствию.

– Люблю с утра пораньше заняться физическими упражнениями. Это так тонизирует и помогает поддерживать форму, – тяжело дыша, сознался Ганга.

Фрол Петрович растрогался и прослезился. Такой усердный подопечный ему встретился в первый раз за все двадцать лет преподавательской деятельности. Найти в лице студента своего единомышленника оказалось приятным. Тренер неуклюже отмахнулся рукой от нахлынувших сентиментальных чувств и трогательно положил ладонь на широкое плечо Феди.

– Я знаю такой тонизирующий комплекс упражнений, – мечтательно произнес он, блеснув глазами.

Этот блеск насторожил Федора, но отступать было уже поздно.

– Для начала, – развернул Гангу Садюкин в обратную от спасительной двери сторону, – разомнем кисти рук. Видишь тот турник?

Ганга выдавил мученическую улыбку, которая означала положительный ответ. Он понял, что попал.

* * *

Леха Пешкодралов растерянно проводил взглядом своих друзей. Легко сказать – рассредоточиться и по одному проникнуть в здание школы милиции. Но как, скажите, можно выполнить приказ командира, когда дверей на каждого не хватает? В душе он немного завидовал одногруппникам, успевшим раньше его забить все входы. Но Леха успокаивал себя тем, что настоящий следователь должен научиться выходить из самых затруднительных ситуаций, даже из тех, которые на первый взгляд кажутся безвыходными. И вот теперь ему предоставлялся один из таких случаев, преодолев который Леха по праву сможет считать себя мастером своего дела.

Да, ребята выбрали легкие пути решения проблемы и направились к назначенному пункту через всем доступные входы. Но кто сказал, что проникнуть в здание можно только через дверь?

Пешкодралов внимательно изучил фасад школы взглядом и, прицокнув языком, сказал: «Да-а». Это «да» могло означать только одно: окна первого этажа зарешечены; до второго не добраться, поскольку на гладких кирпичных стенах не наблюдается ни козырька, ни выступа; пожарная лестница на ближайшие несколько часов к использованию не годится, потому как от нее доносится крепкий запах масляной краски, а сама она сияет девственно-белым, с отблесками лучей, цветом. То есть путь снизу был отрезан полностью. Но оставалась еще крыша, железная, чуть покатая, неприятного грязно-красного цвета.

Совсем недалеко от Высшей школы милиции вздымалась ввысь многоэтажка, не относящаяся ни к одному из ведомств. Абсолютно гражданские лица жили в ней. Некоторые из них были женского пола и причем очень даже симпатичные. Подняться по лестнице обшарпанного темного подъезда не составит Лехе никакого труда. А там уже дело за малым. Широкие, кирпичные лоджии чуть ли не нависают над вожделенной крышей. Достаточно пробраться на них и… Только вот как пробраться?

Не вдаваясь в подробности всплывшего в голове плана и не прорабатывая его детально, Пешкодралов с ходу взял четвертую скорость, выбежав из двора учебного заведения, и направил стопы свои к вышеозначенному зданию. Около каждого подъезда этого дома, неизменно и привычно любому обывателю, сидели гражданки преклонного возраста и что-то живо обсуждали. Вид полуодетого мужчины насторожил их, родив в прикрытых платочками головках неограниченное количество тем для обсуждения.

– Опять к Зинаиде полюбовничек пожаловал, – убежденно поведала одна из них, провожая курсанта взглядом. – Смотри-кось, бежит как прытко. И разделся уж, чтобы скорее свое дело сделать.

– Видать, деловой, – подтвердила ее соседка, – вон как время экономит.

Леха почувствовал, как уши нестерпимо обжег стыд, заставив их раскалиться до красна. Однако задерживаться и объяснять истинную причину своего посещения жилого дома курсант не стал. Перепрыгивая через ступеньки, он в мгновение ока вознесся на пятый этаж и остановился, тяжело переводя дух. Выглянул в раскрытое окно подъезда. Не допрыгнуть. Школа милиции состояла всего лишь из четырех этажей. Покатая крыша возвышалась еще где-то на полэтажа. Взобрался Леха на высоту самую удобную, только вот вожделенная крыша располагалась далековато, немного в стороне. Вот если бы с балкона…