Пастырь из спецназа

– Костя, ты меня напугал, – с укоризной покачал головой священник, повернулся, чтобы продолжить, и понял, что «продолжать» просто не с кем: те, кто не сбежал, сплошной черной массой устилали пространство под ногами.

– Молодец, Костя! – ядовито усмехнулся держащийся за разбитую губу Толян.

– А главное, вовремя! – поддержал его священник, и они оба дружно заржали.

– Так я… это… – начал было главврач, но понял, что с этим своим ружьем и патронташем и впрямь выглядит совершенно по-идиотски, и тоже хрюкнул.

А уже в следующий миг к ним присоединился и высокий худой, костолицый мужик, как ни странно, тоже оставшийся на ногах. Они смеялись и чувствовали, что нелеп не только вооруженный до зубов Костя, нелепа вся эта ситуация, когда четверо здоровых, зрелых мужиков вынуждены доказывать каким-то соплякам свое право на беспрепятственный проход в любое время по любой улице Усть-Кудеяра…

– Меня зовут Борис, – с глубочайшим внутренним достоинством подал руку так и не ставший жертвой костолицый. – Будем знакомы.

– Толик, – протянул свою руку Толян. – Ты неплохо махался… А это наш батюшка. Отец Василий.

– Очень приятно, коллега, – улыбнулся костолицый. – Вас проводить? А то хулиганье совсем распоясалось…

– Ой, проводите, проводите! – запричитали женщины, явно не надеясь на своих мужчин.

«Почему „коллега“? – мелькнула у отца Василия мысль, тут же вытесненная смешливым протестом: – Он еще провожать нас хочет!»

– Спасибо, друг! Мы на машине! – отнекался вместо него Толян, хотя какую такую машину он собирался вести в этом состоянии, было не совсем понятно…

Что-то во всем этом происшествии было не так, неправильно, но, что именно, отец Василий сообразить уже не мог.

* * *

Он нетвердо помнил, на какой именно машине они добрались домой и кто был за рулем, но по крайней мере проснулся дома… то есть в бухгалтерии храма. Ольга была уже на ногах и перемывала в тазике посуду.

– А-а… проснулись? – повернулась она к мужу. – И слава богу!… Знаете, я не хотела вам вчера говорить, но, кажется, восьмая рюмка была лишней.

– А что, была восьмая? – удивился священник.

– И девятая, – вздохнула жена. – И десятая… И милицию мы ездили пугать… и охранника, ни в чем не повинного, облевали…

– Какого охранника? – испугался священник.

– Вестимо какого – из райадминистрации… – снова вздохнула Ольга. – Чтобы рангом поменьше, вас никак не устраивало; мы с Верой не знали, что с вами и делать… И, главное, Толик же вам говорил, мол, облегчитесь прямо здесь, не держите в себе… А вы: нет, мне нужен охранник!

Отец Василий почесал затылок. Да, погуляли они, похоже, неплохо. Знатно, можно сказать, погуляли…

– А что ж меня Костя не удержал? – задумчиво произнес священник. Он помнил, что главврач был почти трезвый, по крайней мере тот так утверждал…

– Костя и сам был хорош, – улыбнулась Ольга. – Тряс своим патронташем на каждом углу… Хорошо еще, что ружье у него забрали.

– А кто забрал?

– Вы и забрали…

Отец Василий удовлетворенно хмыкнул – хоть что-то было сделано правильно. Он поднялся и начал было одеваться, но Ольга решительно предотвратила его поползновения.

– Лежите, – махнула она рукой. – Алексий сказал, пусть батюшка отсыпаются, я сам все сделаю. Храм после праздников-то все одно пустой.

Священник подумал и согласился.

* * *

Разумеется, уже к вечеру отец Василий возобновил службы, но, как и ожидалось, первого января в храм так никто и не пришел. Собственно, замер в безлюдье не только храм. Это была главная беда Усть-Кудеяра. Однажды начав праздновать, горожане подолгу не могли остановиться, и улицы вымирали на два-три дня. Лишь изредка выбегал из какого-нибудь дома нетрезвый мужичок в телогрейке, накинутой прямо поверх засаленной, растянутой майки, и то лишь для того, чтобы стремительно домчаться до винно-водочного отдела и быстренько, не теряя драгоценного времени, вернуться назад, где его ждали…

Даже набожные местные старушки на время главных мирских праздников забывали дорогу в храм, в основном потому, что все эти дни вели неравный бой со своими семейными выпивохами.

Отец Василий отпустил диакона домой, а потом, предупредив Олюшку, что ужинать сегодня не станет, закрылся в храме и упал на колени перед иконой Христа Спасителя. Отравленное алкоголем тело еще подрагивало, но он был полон решимости вымолить у него прощение.

Священник молился так, как, наверное, никогда в жизни. Слишком велика была опасность, подстерегшая его душу менее суток назад. Мало того что он нарушил сорокадневный Рождественский пост, так еще и охранника испачкал… намеренно.

Прошло четыре или пять часов, и отец Василий забыл про время и давно уже не был ни в каком пространстве, и только горячая, слезная, не записанная ни в каких канонах, но идущая от самого сердца молитва ему, всемогущему, имела еще значение.

– Господи! – просил он. – Спаси и сохрани меня от греха! Не дай искусителю ввергнуть мою душу бессмертную в беспутство и гордыню! Помоги мне, сирому, оставаться под твоей рукой!

И в тот самый момент, когда он внезапно понял, что молитва дошла до него, раздался скрежет.

Отец Василий вздрогнул и снова увидел темное пространство храма вокруг себя.

Скрежет повторился, и священник подумал, что уже, поди, часов пять утра, и время снова стало иметь значение.

Послышался легкий стук, и отец Василий покрылся испариной: звуки шли оттуда, снизу…

– Спаси и сохрани! – истово перекрестился он.

Стук повторился – легкий, но отчетливый.

«Крыса? – подумал священник. – Мы же их потравили!»

«Тук-тук», – раздалось снизу, и снова – «тук-тук»…

Это не могла быть крыса.

Отец Василий встал и ощутил, как легко, бесплотно его изнуренное многочасовой молитвой тело. Но сам он, как защищенный господней волей дух, был силен, как никогда! Священник легко переместился к храмовым дверям, вышел наружу и, ни капли не раздумывая, направился к входу в нижний храм. Достал ключи, немного постоял и, подчиняясь какому-то наитию, просто толкнул дверь. И она бесшумно, без единого скрипа, распахнулась.

Он увидел это сразу. В дальнем углу стояла черная бесформенная тень, странно подсвеченная по краям так, словно это светилась аура. Но нимба не было – это священник видел точно. В голову полезли давние, еще семинарские рассказы, и отец Василий решительно шагнул вперед и сотворил молитву ко Христу.

Фигура никуда не делась.

«Черт! – ругнулся священник. – Се человек!»

Эти простые правила знал каждый семинарист. Если существо подчиняется молитве, значит, ты имеешь дело с духом; если нет – перед тобой существо во плоти. Но человек не может светиться вот так вот, по краям! «Господи боже мой! Неужели демон?!» Отец Василий шумно сглотнул и почуял, как поднялись дыбом волосы на затылке.

– Изыди… – то ли попросил, то ли приказал он и осторожно перекрестил жуткую тень.

Свечение рывком изменилось. Теперь свет вокруг фигуры был каким-то радужным и нечетким. «Подействовало!» – возликовал он и, призвав на помощь святых, размашисто осенил падшее создание крестным знамением.