Алмазы Якутии

Добравшись до вертолета, Карагодин сделал летчику знак и тот открыл люк.

– Давай, – кивнул начальник охраны майору, – забирайся. Бери рацию и вызывай группу захвата.

– Ночью, группу захвата? – Майор с тоскливым недоумением посмотрел на Карагодина.

– А что, они только днем могут работать?! – заорал вдруг Карагодин, взбешенный тем, что в сущности майор был прав: посылать ночью людей в тайгу было не слишком разумным решением. Ладно бы еще летом, когда можно хотя бы не замерзнуть насмерть, хотя и летом в Якутии бывают заморозки.

– Черт с тобой, – Карагодин вдруг смягчился, – начнем операцию по захвату утром. Все равно он далеко не уйдет.

– Конечно, не уйдет, – быстро согласился майор, – а завтра я что-нибудь придумаю.

– Ну, пошли, – начальник охраны двинулся к «КамАЗу», замершему с потушенными фарами на обочине дороги, – хочу поговорить с этими водилами. Что-то не нравится мне, как они себя ведут. Можешь задержать их на пару суток?

– Если нужно, попробуем, – нехотя кивнул майор, понимая, что у него нет достаточных оснований для задержания.

Карагодин открыл дверцу, которая на этот раз оказалась не заперта, и забрался в кабину. Чтобы освободить место и для майора, тоже собравшегося залезть в салон, Николай залез на спальное место. Да и подальше от вопросов, которые наверняка будут задавать майор и этот начальник.

Майор захлопнул за собой дверь. Двигатель «КамАЗа» работал, и печка обогревала салон.

– Так, парни, – майор с ходу пошел в атаку, – влипли вы в историю.

Он положил планшетку на колени и достал из нее несколько чистых листов бумаги. Видя, что «парни» молчат, он решил еще немного их припугнуть.

– За пособничество преступнику, знаете, что бывает? – грозно спросил он.

Не услышав ответа, он решил действовать им на нервы. Не спеша начал выспрашивать их фамилии, адреса, место работы и так далее.

– Погоди, Максимыч, – остановил его Карагодин, которому стала надоедать эта тягомотина. – Ты спроси у них, – он хитро сощурился, – где сошел их попутчик?

– Да, где? – переспросил майор. – Вы сказали, что вышел он давно, а следы его здесь, рядом с вашей машиной. Значит, когда мы вас остановили, он был в кабине? Врете, парни. А это уже не только пособничество, но и укрывательство.

– Ничего мы не врем, – уверенно произнес Виктор, – как сказали, так и было. А чьи здесь следы – мы не знаем.

– Его, чьи же еще? – презрительно поморщился майор. – Следы свежие. А раз есть следы, значит, был человек, который вышел из вашей машины.

– Он вышел раньше, – упрямо твердил Виктор.

– Как же он оказался в этом месте? Он что, летает?

– Так это... – Виктор прикинулся шлангом, – может, он на прицеп забрался, когда мы его ссадили...

Майор посмотрел на Карагодина.

– По-вашему, – Карагодин теперь сам задавал вопросы, – он несколько километров ехал на бревнах? При пятнадцатиградусном морозе?

– Не знаю, – Виктор честно пожал плечами. – Если это преступник, как вы говорите, то он должен заметать следы. Мы бы могли сообщить, где он нас оставил, тогда вы бы знали и легко его сцапали. Вот он и устроился на прицепе.

– Тогда почему вы не сообщили? – Карагодин повысил голос.

– Так у нас же ни рации, ни телефона, – слабо улыбнулся Виктор. – Добрались бы до первого автомата и сразу бы сообщили. Да мы еще и напуганы были, он все время нам пушкой под ребра тыкал...

Карагодин чувствовал, что ребята лукавят, но ничего поделать с этим не мог. Не за что было ухватиться. Майор тоже несколько сник.

– Ладно, Максимыч, – Карагодин повернулся к майору, – черт с ними, пусть катятся ко всем чертям. Если будет нужно, мы их везде достанем.

На дороге запрыгали снопы фар, отразившиеся в зеркале заднего обзора. Майор выпрыгнул из «КамАЗа» и вышел на дорогу. Машина снизила скорость и остановилась. Это был милицейский «уазик».

Переговорив о чем-то с водителем, майор вернулся к Карагодину.

– Все в порядке, джип подняли, – сообщил он.

– Хорошо, – кивнул Карагодин, – оставайся здесь, будешь караулить следы, а я организую поисковую бригаду.

– Чего ж я здесь, всю ночь буду сидеть? – скуксился Максимыч.

– Сколько надо, столько и будешь, – безапелляционно заявил Карагодин.

Он отвернулся от майора и, прикрывая лицо рукавицей, направился к вертолету.

Глава 3

А ведь начиналось все совсем неплохо. За несколько дней до этой злосчастной ночи, когда Родионов только приехал в Якутск. За стенами ресторана «Алдан» тонко и остро поскрипывал морозный якутский март. Если где-то и веяло весной, то в душах собравшихся за длинным столом людей. Их потные возбужденные лица розовато светились в мягком полумраке зала. Резкий пронизывающий ветер и малая плотность населения в сочетании с алкоголем могут дать потрясающий эффект человеческой солидарности.

Зал ресторана, по-провинциальному аляповатый и претенциозный, напоминал пчелиный улей. Жужжание часто перекрывал медвежий рык виновника торжества – Шепелева Семена Никанорыча. Его изрытое оспинами красное лицо напоминало изрезанный ландшафт Якутии. Горные хребты наступали на плоскогорья, те складчато спускались к низменностям, уводящим в свою очередь в прохладные и снежные долины.

– Поддай, поддай еще водки! – грохотал Шепелев, цепляя за локоть пробегающего официанта.

Семен Никанорович разражался икающим хохотом, вытирал салфеткой свой кривоватый, точно Верхоянский хребет, рот и довольно сопел. С напускным равнодушием он следил за Кюкюром Таныгиным, пятидесятилетним якутом, жена которого работала менеджером на его предприятии. У Таныгиных был свой праздник – из Свердловска приехала дочь с женихом. Услышав эту новость, Шепелев пригласил в ресторан все семейство.

Семен Никанорович с размахом отмечал свой юбилей. Ему стукнуло шестьдесят, но в его жилах кипела молодцеватая отвага. Его маленькие масленистые глазки сверкали задором и лукавством. Одна из прикрывающих огромную лысину боковых острых прядей сероватой паклей прилипла ко лбу. Он наобум пригладил ее, стараясь накрыть обнажившийся край лысины, и, подняв рюмку, встал с обитого пестрым гобеленом стула.

На него упал слегка обеспокоенный взгляд его помощника, Захарова Ильи Александровича. Это был длинный нескладный господин со стыдливо топорщившимся под импортной сорочкой брюшком и вялым анемичным лицом. Вялость эта составляла часть его имиджа. Он привык вести деловые переговоры, а одно из главных качества негоцианта, как известно, хладнокровие.

– Друзья-товарищи, – едва не расплескивая водку, сипло гаркнул Семен Никанорович, – слушайте вы, черт вас возьми! Хватит бакланить! – еще громче рявкнул он.

Приглашенные неожиданно смолкли и с некоторой тревогой посмотрели на именинника.

– Я предлагаю выпить за моих гостей, – широким жестом он отвел рюмку с водкой в сторону, – я говорю о Таныгиной Надежде Петровне и ее семье. Так уж получилось, – Семен Никанорович самодовольно улыбнулся, – что мой праздник совпал с ихним. Такое бывает, – усмехнулся он, – так вот... Ирина, дочь Надежды Петровны, скоро выйдет замуж. Посмотрите, какая красавица...

Гости как по указке обратили взоры к застенчивой черноволосой девушке, сидевшей рядом с молодым человеком в коричневом джемпере. Сколько ни уговаривала Ирина своего жениха надеть приобретенные по случаю костюм и галстук, он упорно отказывался, ссылаясь на нежелание менять свои «босяцкие» привычки. Хвалебно-льстивая реплика Шепелева заставила скуластое лицо девушки подернуться робким румянцем. Он красиво оттенил ее гладкую кожу, добавив ей привлекательности.

– Так незаметно выросла, – с покровительственно-отеческой нотой в голосе продолжал Семен Никанорович, – да, летит время. Ее жених – правильный мужик, а не какой-то хлюпик, смею надеяться. Наш край не терпит хилых интеллигентиков, всяких там фраеров. Достаточно посмотреть на парня, чтобы понять, что он не из таких! – с пафосом заключил Шепелев.

Шквал одобрения ударил в отделанные мрамором стены парадного зала.

Егору же, Ирининому жениху, стало немного не по себе. Хотя большая доля правды в оценке Шепелева была. Но сам-то он, Егор, считал себя все же интеллигентом. Несколько лет, правда, он угробил на то, чтобы притупить свою умственную изощренность, отдав предпочтение нелегкому существованию полярников. Он сознательно не пошел ни на литфак, ни на филфак, а, окончив геодезическое отделение Свердловского университета, отправился в Арктику. Там, на полярной станции, в течение весьма длительного времени шла выработка характера и воли. Именно выработка, а не шлифовка. Натура плавилась и, застывая, приобретала новую форму. Но интеллигентность сидела в нем, как заноза, и малейший намек на нее со стороны другого повергал его в подобие растерянности. Егор становился хмурым и замкнутым, словно пытался защититься от опасности или стыда. Как будто чувствовал себя уличенным в каком-то неблаговидном поступке.

– Поднимем бокалы, – высокопарно обратился к присутствующим Семен Никанорович, – выпьем за будущих молодоженов. Счастья им и процветания!