– Стой! Стой, Пантюхин! Если тут такое нехорошее место, то какого черта тут наш Макс делает, а?
Все разом прилипли к окнам и действительно увидели на противоположной стороне улицы Максимова, который явно на повышенных тонах разговаривал с тремя типами крайне жлобского вида. Собственно, беседа уже закончилась, и теперь наступало ее естественное продолжение, причем даже невооруженным глазом было видно, что силы абсолютно неравны. Троица, с которой спорил Макс, состояла из тертых мужиков, от которых стоило бы держаться подальше. А положение Макса осложнялось еще и тем, что в обе его руки поочередно вцеплялась бледная девушка в брючках. Делала она это из лучших побуждений, но мешала Максу ужасно.
– Не знаю, что тут делает Макс, – негромко сказал Грачев, – но вот что делают с Максом, это очевидно. Нашего Макса бьют. Выходим, ребята!
– Выходите скорее! – выпучил глаза Пантюхин. – Здесь стоять нельзя!
Но уговаривать уже никого не надо было. Спасатели высыпали из машины и бросились к ресторану. Самохин проявил завидную солидарность и рванул на подмогу едва ли не первым. Величко не стал мудрить, а сразу пустил вперед Графа, шепнув ему что-то в длинное острое ухо.
На бегу они успели рассмотреть своих противников. Один высокий и худощавый, с довольно красивым лицом, которое, однако, было сейчас искажено злобой, второй невысокий и круглый, с лоснящимися щеками, из тех, кого называют «качок», и третий – седоватый, с хищными чертами лица, крепкий и резкий в движениях. Именно он прямо на глазах у спасателей дважды врезал Максу по челюсти, отбросив его к стене дома.
Было видно, что Макс «поплыл», но на ногах удержался. Он пытался встать в стойку и закрыться, но ему мешала девушка, которая упорно лезла ему под ноги, видимо, вообразив, что не родился еще на свет такой нахал, который посмел бы ударить женщину.
Ее действительно не ударили. Долговязый красавчик просто схватил ее за волосы и что есть силы отшвырнул в сторону. Девушка вскрикнула и упала на асфальт, больно ударившись коленом. Кровь ударила Максу в голову, он рванулся вперед и тут же получил еще один хлесткий удар. Но в этот момент Граф, пролетев над мостовой, как серая молния, грудью врезался в длинного и сбил его с ног. Парень, кажется, даже не понял, что произошло. Он рухнул на тротуар, перекувыркнулся через голову и встал на четвереньки, ошеломленно озираясь по сторонам.
А Граф уже занялся седым. Намордник не давал ему развернуться во всей красе, но и в таком положении Граф был великолепен. Он издал такой рык и с таким видом пошел на противника, что седой не выдержал и стал отступать, хватаясь за задний карман.
Величко слишком хорошо знал этот жест. Люди с таким лицом не за носовым платком в карман лезут. Теперь уже Графу угрожала опасность, а этого Величко допустить никак не мог.
– Граф, к ноге! – крикнул он и, подскочив ближе, оказался лицом к лицу с седым.
Пес подчинился, хотя на его мрачной морде было написано явное неудовольствие – он был намерен разобраться с возмутителем спокойствия самостоятельно. Величко краем глаза видел, как Самохин с раскрасневшимся от возбуждения лицом подлетел к невысокому круглощекому «качку» и безо всяких сомнений двинул его увесистым кулаком в ухо. А рядом уже засучивал рукава Мачколян. Грачев озабоченно склонился над девушкой, которая лежала на тротуаре, и помог ей подняться. Толпа сомнительных личностей у входа в ресторан засуетилась и пришла в волнение, но было похоже, что драка их интересует только в качестве зрелища. Это успокоило Величко.
– Руки! – грозно крикнул он седому. – Не доводи до греха, мужик!
Тот продолжал медленно отступать назад, все еще держа руку на заднем кармане. В глазах его еще горел безумный огонек, как у дикого зверя, приготовившегося перервать глотку своей добыче. Но постепенно он приходил в себя и начинал понимать, что ситуация складывается отнюдь не в его пользу и поживиться больше ничем не удастся.
– Спокойно, спокойно, начальник! – сквозь зубы бормотал он. – Все нормально. Какие проблемы?
Собственно говоря, проблем уже не было. Самохин с Мачколяном в несколько ударов так обработали своего коротышку, что он уже едва держался на ногах и, цепляясь за стену, тоже пятился как рак, оставляя поле боя победителям. Третий их приятель, красавчик со злой физиономией, успел сменить позу на более приличную, но тоже в бой не рвался. На Графа он смотрел почти со священным страхом.
Грачев присоединился к товарищам, и они вчетвером грудью пошли на седого. Но у того уже кончился запал. На лице его вдруг появилось выражение досады. Он опустил руки и совсем иным тоном сказал:
– Ну, ладно, мужики, погорячились, и будет! Ну, бывает, схлестнутся ребята из-за бабы. Дело молодое, сами знаете. Извиняйте, если что, а мы свои претензии снимаем.
– Претензии он снимает! – гаркнул злой как черт Самохин, размахивая огромными кулаками. – Я вот сейчас голову тебе сниму и в зад засуну! Город мой перед гостями позорить будешь! На лоскуты порву, падла!
– Тише-тише, дядя! – озабоченно проговорил седой, преодолевая желание опять лезть в карман. – Говорю же – приносим свои извинения. Чего тебе еще нужно?
Но Самохину нужно было только одно – он, кажется, и в самом деле намеревался привести в действие свою угрозу. Величко едва удержал его.
– Спокойно, Никита Игнатьевич! – сказал он, прихватывая Самохина за потный твердокаменный локоть. – Не будем перебарщивать. Разобрались – и ладно. Нам только поножовщины тут не хватало.
Вряд ли его слова возымели бы действие, но на подмогу ему пришел Мачколян, единственный, кто мог соперничать с Никитой Игнатьевичем силой. Он дружески, но весьма крепко приобнял Самохина за плечи и нежно пропел ему в ухо:
– Проехали, дорогой! Не будем портить аппетит! Очень кушать хочется, только не в этом ресторане.
Самохин, раздувая ноздри, попытался вырваться, но в конце концов сдался. Он позволил себя увести, но на ходу еще раз обернулся и погрозил седому чугунным кулаком.
– Ты мне еще попадешься, уркаган! Я с тебя с живого шкуру спущу! Ты у меня...
Седой не спорил. Кажется, его устраивал исход противостояния, хотя и нельзя было сказать, что он выглядел очень довольным. Наверное, он с удовольствием завязал бы с Самохиным дискуссию насчет снятия шкур, но какие-то обстоятельства ему мешали. Чувствовалось, что он сдерживает себя изо всех сил. Но Величко с огромным облегчением отметил, что этот странный человек больше не хватается за задний карман.
Побитый Макс выглядел не слишком сконфуженным. Он уже изо всех сил утешал напуганную девушку. Ему даже удалось слегка приобнять ее, и она не протестовала.
«Вот хват! – с веселой досадой подумал про себя Грачев. – Ни одной юбки не пропустит! Он даже когда в ад попадет, и то, наверное, задаст там жару».
– Спасибо, ребята! – сказал Максимов, когда спасатели окружили его.
– Кушай на здоровье! – откликнулся Мачколян.
– Садитесь в машину! – строго сказал девушке Грачев. – Мы довезем вас, куда нужно. А то в компании этого ухаря вам все ноги переломают.
Глава 4
Черный пинком открыл скрипучую дверь и вошел в комнату, где на кособоких, продавленных койках валялась его «гвардия». Электричества в бараке не было, поэтому в углу коптила керосиновая лампа. В ее тусклом колеблющемся свете лица казались особенно уродливыми и мрачными. При появлении босса все подняли головы и вопросительно уставились на Черного.
– Что, пора? – заискивающе спросил Енот.
Он мучился сознанием, что в драке ему досталось больше всех и его круглая физиономия еще более раздалась от полученных синяков. При случае Енот любил похваляться своим умением драться, но теперь после такого конфуза ему хотелось, чтобы все поскорее забыли о стычке возле ресторана.
– Нет, не пора, – ровным голосом сказал Черный, глядя на циферблат наручных часов. – Я же сказал, ближе к полуночи пойдем. К этому времени охрана подкемаривать начнет, меньше вони будет, если чего. Так что полчаса у вас еще есть. Только...
Его слова прервал сильный удар ветра. Хлипкая крыша барака словно треснула пополам. Все невольно поежились.
– Во задувает! – уважительно сказал Фермер. – И откуда что взялось? С утра тишь была.
– В том-то и дело, что тишь, – озабоченно ответил Черный. – По такой жаре всегда жди непогоды. Того и гляди, ураган начнется. Нам, конечно, по хрену, нам даже лучше, но все-таки хотелось бы отсюда свалить посуху.
– Думаешь, гроза будет? – спросил Козырь. – А по-моему, тоже неплохо. В плохую погоду на дорогах пусто. И гаишники по домам сидят.
– Так-то оно так, – согласился Черный, с сомнением прислушиваясь к завыванию ветра над крышей.
Ему казалось, что с каждым порывом ветер набирает все большую силу. Он был не маленький мальчик, чтобы бояться грома небесного, но на душе все равно было неважно. Стихия есть стихия, она не разбирает.
– Тачка-то в порядке? – недоверчиво спросил Фермер.
– Тачка – высший класс, – уверенно сказал Черный. – Изюм сейчас последний марафет наводит. Так что все у нас в ажуре, кроме Вовчика с Енотом.
Енот, лежавший на самой дальней койке, потрогал распухшее лицо и сказал:
– Я в порядке, Черный!
– Ты, может, и в порядке, а вот рожа у тебя, как у покойника. Тебя только увидят – сразу тревогу поднимут. Будешь сидеть с Изюмом в машине, понял?
– Как скажешь, – с облегчением ответил Енот. Хоть какая-то польза от разбитой морды.
Про Вовчика Черный больше ничего не сказал, но тот тревожил его сейчас больше всего. С самого утра Вовчик занимался не тем, чем хотелось, и все у него шло не то чтобы наперекосяк, но не гладко. Сначала в женские тряпки пришлось влезть, потом чуть не придушили, потом, когда Черный решил подбодрить его и позвал в ресторан, чтобы пропустить граммов сто пятьдесят на брата, Вовчику пришло в голову лапать какую-то постороннюю девчонку. Компенсацию себе сделал за утреннее унижение. А девка была с фраером, который сразу полез в драку. Конечно, они бы этого храбреца по мостовой размазали, но тут как на грех подъехали его кореша, да еще с собакой. Вспомнить и смешно, и противно. Пришлось давать отбой, хотя очень не хотелось. Но рисковать было глупо. На ментов те мужики похожи не были, но что-то опасное за ними угадывалось. А вообще Черный бы с большим удовольствием всадил пулю в наглую харю того мужика с собакой. Но иногда приходится отказывать себе в удовольствии ради дела. Когда это понимаешь, то все встает на свои места. А Вовчик глуп. Завелся теперь надолго, смотрит волком, только и ждет, на ком бы сорвать злобу. В таком настроении не кассу брать, а на разборку идти.