Первая гастроль

Дарья смыла грязь, а выйдя из ванной, восстановила мир, извинившись за хамство.

Они сели вдвоем пить чай напротив телевизора и, так как ничего, кроме выпуска новостей, на местном канале не было, позволяли себе время от времени отправляться на кухню за печеньем или за кипятком.

– Ты только посмотри, что творят! – воскликнула Нина Ивановна. – Какой ужас, господи!

Дарья влетела в комнату.

– Найденный труп молодой женщины, – звучало с экрана, – был обезображен до неузнаваемости. По словам экспертов-криминалистов, в лицо жертве плеснули кислотой...

– Анна! – прошептала Дарья.

– Все внутренности жертвы были удалены... – последнее, что расслышала шокированная девушка.

– Что ты сказала? Ты знаешь ее? – Нина Ивановна, заподозрив неладное, затормошила дочку.

– Мам, ты чего? Я говорю: «рана», какая рана. У нее на шее. Ты не заметила?

На самом деле никакой раны не было. «Анна» – «рана» – просто первая рифма, пришедшая ей на ум.

* * *

Майор Гривин встретил посетительницу легким кивком.

– Проходите. Вы Данилова?

– Да, я смотрела вчера телевизор. Вы просили всех, кто сможет опознать Анну, прийти. – Дарья как вошла, так и встала.

– Садитесь, – предложил облаченный в форму широкоплечий брюнет с глубокими морщинами на лбу и давно зажившим большим шрамом под глазом. – Я начальник отдела, майор Гривин, Петр Александрович.

Именно его Дарья видела в передаче.

Она села. Будучи в длинных широких цветастых штанах, Дарья по привычке приняла удобную позу: закинула ногу на ногу выше колена, обхватив его руками (в мини подобная посадка была бы не то что вызывающей, а просто приглашающей к соитию...).

– Почему вы так уверены, что Анна – это Анна? Ведь ее лицо полностью изуродовано. Вы очень близко были знакомы с покойной?

– Нет, просто пару дней назад мы летали в Сочи.

– Да? Отдохнуть, что ли?

– Ага. Познакомились в самолете.

– И чем же был прерван ваш визит?

Пришлось рассказать все как есть. Она ничего не упустила, смачно описывая действия Генералова и Марата Мафиевича.

Майор слушал не перебивая. Выслушав девушку, встал, предложил водички – в кабинете было жарко. Дарья отказалась, и он осушил стакан в одиночку.

– Семь женщин пропало. Одну убили в Саратове, остальные – неизвестно где и как. Да и семь ли их? – Он снова сел. – Знаете, к нам больше никто не звонил, никто не приходил. В морг поедете?

– Ну, раз необходимо...

– Да. И еще... Фамилию Анны вы случайно не знаете?

– Нет. Она не говорила.

– По каким признакам вы поняли, что перед вами именно она?

– Я видела ее абсолютно голой. Видите ли, у меня наметанный глаз... К тому же она тоже была блондинка с голубыми глазами. Ровные белые зубы...

– Зубы? Зубы – это уже неплохо. То есть вы запомнили ровный ряд белых зубов?

– Да.

– И никаких шрамиков, родимых пятен?

– Она была безупречна. Немного широковата в кости, но это не было минусом.

– В общем, идеальная женщина. Высокая, красивая, здоровая. И эту идеальную женщину выпотрошили.

– Почему только женщины? Может, это маньяк?

Майор посмотрел на Дарью с укором:

– Давайте договоримся, что каждый будет заниматься своим делом. – Он снял телефонную трубку. – Ерохин, зайди ко мне.

Пришел небольшого роста мужичок, лет тридцати. Черные аккуратные усы придавали ему солидности. Без них он был бы просто мальчиком.

– Ерохин, езжай со свидетельницей в морг. Составишь протокол опознания. Кажется, мы наткнулись на очередную кучу дерьма.

* * *

В подвале Дарью и милиционера встретил пузатый дядя в мятом, но чистом халате и резиновом фартуке.

Прошли в холодильник.

– Она уже успела замерзнуть, но зрелище для непривычного глаза не очень живописное, – предупредил прозектор, выкатывая стол с телом.

Дарья еле держалась на ногах. Отвратительный запах, застоявшийся в выложенном белым кафелем помещении, так и подначивал желудок расстаться с завтраком. Она кое-как перенесла пару приступов тошноты. На третьем патологоанатом пожалел ее: достал из ящика стола бутылку водки, плеснул в стакан.

– Пейте, – скомандовал толстяк с круглыми лоснящимися щеками, щуря узкие глазки.

Традиционный русский напиток обжег горло, и, когда на дне стакана не осталось ничего, эксперт открыл простыню.

Раздался звон бьющегося стекла. Стакан выскользнул из онемевших пальцев.

Одно дело по телевизору, да еще метров с пяти, а здесь, наяву...

– Как видите, у нее очень сильные химические ожоги на лице, что делает опознание затруднительным.