«The Coliseum» (Колизей). Часть 2

– А гусеницу как чинил? Да… с таким в тайге не пропадешь!

– Гусеница что. Вот фрикцион полетит! Амосов его шофером лет десять держит. Вместе и охотятся. И глаз – алмаз. Рассказывал, как-то по снегу уже на лыжах идут, видят – в километре по склону мужик на их участке промышляет. Гребет себе хоть бы хны. А за это в тайге можно поплатиться. Я слышал, лет пять назад пара молодцев то ли выходили откуда, то ли зачем еще – зимовья грабили да жгли. Так одного нашли к дереву привязанным. Чуть не помер от голода. А второго ищут до сих пор.

– Нашел что вспомнить!

– Так вот, они было к этому мужику, а напарник-то и говорит: постой, мол, что-то не то. Пригляделись, а тот к колоде подошел да под нее поднырнул, а не перелез. И дальше почапал. Медведем оказался.

– А его они не трогают?

– Да почему! Только готовиться надо, дело-то серьезное. Мишка лошадь на скаку догоняет.

– Да ну!

– Точно. Амосов рассказывал, в детстве видел. Как пожар верхом пойдет, вся живность спасается, а бегут, случается, вместе. Оттуда и знает. Сильный зверь. Я пару лет назад смотрел передачу, как один пижон, из бизнесменов, на медведя с рогатиной ходил, а для куража просил друзей снимать на камеру.

– Богата Русь дураками.

– Да успел-то пару раз. Вот съемку последнюю и показывали. Дикий момент: голос за кадром – мол, смотрите, человек всё еще на ногах, вроде еще стоит – видно нечетко, а у него уже полголовы нет. Один взмах лапы. Похоронили.

И вдруг остановился.

– Витька, поглянь! – он махнул спутнику рукой, всматриваясь в землю. – Иди сюда.

Бочкарев, озираясь, приблизился.

– По твоему сапогу лапа, сверху.

Бочкарев наклонился:

– Ты смотри, как человечья нога! С пяткой!

– Если бы не когти. Медведь, – муж Людмилы потянул с плеча двустволку. – Надо же, минут через пять за нами. Ну-ка, давай прибавим шагу!

Друзья спешно, всматриваясь в каждую темнеющую корягу, двинулись вперед. Кусты уже казались зарослями, слова забылись, а за поваленными деревьями что-то мерещилось. Настроение упало. И только крыша избушки, мелькнув меж деревьев за речушкой, заставила Бочкарева выдохнуть:

– А у меня бутылка «Наполеона» с собой!

– Да уж, как раз ее минута, – заметил Самсонов, закидывая ружье за спину. – Только смутим охотников – никому в голову не придет тащить такое в лес. Каждый грамм на счету – у них-то вездеходов нет, как у Амосова. Это кола и презервативы – сопутствующие товары, – он хихикнул. – В газетном киоске как-то спросил, почему газет нет, а эти… на полках. Тетка так и ответила – мол, сопутствующие товары.

– А бутылка не сопутствующий?

– Не… тут другим смутим… увидят надпись – подумают, шпионы побывали! Слышал анекдот? – в голосе появились веселые нотки.

– Нет.

– Забросили американцы шпиона в Сибирь, а тот тут же провалился. Ну, второго готовили год по усиленной программе – а он туда же! Третьего выдрессировали по высшему классу – местные диалекты выучил. Приземляется, парашютик прикопал, бушлат да штаны с сапогами натянул, вышел на проселочную дорогу, сел на пенек нога на ногу да закурил самокрутку, – Самсонов обернулся и подмигнул Виктору. – Идет мимо старуха. «Здравствуй, американский шпион», – говорит. «Да ты что, бабка, я же с соседнего леспромхоза – в магазин за бутылкой ходил» – Ох, сынок, – отвечает та. – Сколь лет в Сибири живу, ни разу негра не видела!»

Хохот друзей услышала бы даже рыба, водись она на мелководье. Они осторожно, чтобы не черпануть сапогами воду, двинулись по голышам. Через минуту речка осталась позади, а дым из трубы зимовья манил уютом и теплом. Перед самой дверью Самсонов остановился и глянул на ту сторону переката:

– Значит, говоришь, чуть на ужин мишке не попались?

– Да уж… – Виктор тоже глянул на темнеющий лес.

– Но! – друг поднял указательный палец. – И даже это!.. не помешает нам выпить!

– Согласен! – заулыбался Бочкарев.

– А знаешь, что ворону без горлышка бутылки в котле не сварить?

– А зачем ее варить-то?! Кто ж ворону ест?

– Во, во! – Самсонов гоготнул. – А я лет пять назад, когда меня «раскатали» на ворону, постеснялся это спросить. Думаю, может, когда и варят, да выглядеть дураком не хотел. Попал! Дня три подкалывали!

Оба снова рассмеялись.

Через два часа глухарь был готов, печурка, радуясь гостям, трещала. Блики таинственно играли по стенам, свеча на потемневшем от времени столе освещала не самую последнюю по лесным меркам закуску.

Бутылка «Наполеона» была пуста уже наполовину.

– Послушай, а Ванавара – там же рядом Тунгусский метеорит? – глаза привыкли к темноте, и Бочкарев с интересом осматривал избушку.

– Ага. Рукой подать. И репер профессора Кулика на единственной улице стоит – цепями огорожен.

– Тот, что первую экспедицию вел?

– Он самый, – Самсонов с удовольствием жевал мясо. – Раньше закрытая зона была, экспедиция стояла. Никак не добраться. Только вертолетом геологов. Иногда летом студенты, из самых отчаянных, нет-нет да пробирались. Петр Золотов водил на метеорит.

– Откуда знаешь?

– Да тоже Серега рассказывал. Он как-то с оказией на вертолете с Герасимовым, другом Амосова, летал. Валентином Алексеевичем звали, из энергетиков, первопроходцев. Хороший мужик был, основательный. Такой же здоровый, как Амосов. Помер недавно. Он-то Серегу к охоте и пристрастил. Я даже встречался с ним раз – тот в Иркутск прилетал. Всё вспоминал, какой кабак в «Арктике» брутальный был.

Самсонов мечтательно вздохнул, будто это он, а не помянутый Герасимов, любил провести там по случаю вечерок в далеком студенчестве.

– Нефть в Ванаварах, говорил, необыкновенная, белая. Прямо в дизель заливают – и работает. Электростанция – тоже дизельная. Три движка.

– Без перегонки?!

– В недрах завод, в земле-матушке. Во, какими богатствами владеем. Сейчас нефть качаем из западной Сибири, а отсюда еще по большому счету и не трогали.

– Короче, обречены на сырье, – уныло заключил Бочкарев.

– Да прекрати ты! Помнишь разговор? Если нас укоряют в половине сырья в валовом продукте, тогда и мы укажем Америке, что у них восемьдесят процентов в нём – услуги. А если этот «воздух» вычеркнуть, что от нее останется? Ведь кроме оружия, лимузинов и самолетов ничего не производят. Адвокаты там, страховые агенты, Бродвей, баскетбол да всяких шоу – половина услуг вообще развлечения. Короче – стрижка собак… изюминка, кстати, по сто долларов штука. И собак сто миллионов! А вот скажи-ка, что в первую очередь должен отражать валовой продукт страны? В современном мире, подчеркну! – кулаки уперлись в бока. – Все более и более небезопасном! Разум и логика, – он постучал пальцем по лбу, – подсказывают: должен отражать способность страны защитить свои ресурсы и население в случае угрозы таковым! И ничего!.. ничего больше – с продуктами и авто уже давно всё решено. И уж точно не стоимость Голливуда или сколько денег перегнали из одного банка в другой. Так вот, если производство принять за главное – его, напомню, там всего двадцать процентов – то картина меняется в жуткую для янки сторону. Банковская система в первые минуты серьезного конфликта вылетит. Как и остальная «стрижка» собак. Роль играть будет потенциал совсем иного рода. И только! А по нему мы вполне соизмеримы. Потому до конфликта им надо выиграть людей! Наших. Убедить во второсортности. Ведь были такие настроения в девяностых. Оппозиция и сегодня так думает! Крики-то: «У них лучше, надо сделать как там»! – оплачены, Иудины. Чему и служит их методика подсчета вала. Исправно. А все эти феньки с голыми жопами на Бродвее роли не сыграют. «Хлеба и зрелищ»! Помнишь, кого это сгубило? Римскую империю!

– Ну, Рим сгубили простые человеческие пороки – зависть, коварство и тщеславие, – глаза Виктора смотрели озорно. – А вот стрижка собак… – он хохотнул. – Смотри, попадешь под санкции!

– А загоржусь! – Самсонов подался вперед. – Представь, как легко поднять валовой продукт! Какой-нибудь Рокфеллер возьмет да и начнет платить по миллиарду своей дочери за выгулы семейного шпица. И если та зарегистрирует фирму – миллиард пойдет на рост! За свою методику «амеры» будут биться до крови!

– Согласен… изящно поднёс! – восхитился Бочкарев. – Побаловал широтой кругозора.