Отечественная история. Выпускная квалификационная работа магистра: методология, оформление и защита

Христианство сделало следующий шаг к осмыслению истории человечества как единого процесса: начало – сотворение мира, важнейшее событие – явление Христа, и завершением должен стать страшный суд. Христианское видение истории человечества стало источником для развития западноевропейских концепций истории. Среди них можно назвать теории Ш. Фурье и Г. Гегеля.

Французский социалист-утопист Ш. Фурье (1722–1837) выделял семь основных ступеней развития человечества: естественное состояние, дикое состояние, патриархат (с частной собственностью), варварство (развитие торговли и ремесла), капиталистический порядок, гарантизм и социентизм (т. е. социализм).

Немецкий философ Г. Гегель (1770–1831), как и историки и философы древности, выделял три этапа и, соответственно, три типа общества: восточный мир, античность, германский мир. Гегель также видел в истории поступательный процесс, хотя своеобразно объяснил развитие человечества как движение к познанию абсолютного духа.

Традиционные подходы к пониманию истории

С позиции общемировой цивилизации общество анализирует формационный подход. Первым ученым, совершившим попытку разработать строго теоретическую концепцию исторического процесса, был К. Маркс. Элементарные основания концепции К. Маркса общеизвестны: человека создал труд; материальное производство – основа существования общества, а поэтому и развитие общества представляет собой линейный поступательный процесс, обусловленный развитием производства, прогрессом «материальных производственных сил». В России учение К. Маркса в конце XIX – начале ХХ в. развил В. И. Ленин. Согласно формационному подходу выделяются следующие общественно-экономические формации: первобытно-общинный строй, рабовладельческий строй, феодальный строй, капиталистический строй, коммунизм. Смена общественно-экономических формаций объясняется антагонизмом между новыми производительными силами и устаревшими производственными отношениями. Переход от одной формации к другой осуществляется через социальную революцию, которая и разрешает эти антагонистические противоречия.

Важное место в марксизме-ленинизме отводится учению об империализме В. И. Ленина – одной из стадий развития капиталистической формации, имеющей следующие признаки: достижение высокого уровня концентрации производства, образование капиталистических монополий, установление господства этих монополий. Отсюда понимание ХХ столетия как «века конфликтов и трагедий», как единого целого. Две мировые войны, ряд локальных войн, революции и кризисы, включая большевистскую революцию, последующее развитие СССР и достижение им статуса индустриального и военного гиганта, распад колониальных империй, образование Организации Объединенных Наций (ООН) и появление все новых государств, в большинстве своем очень небольших и непременно экономически зависимых, все из которых представлены в новом теневом мировом парламенте и правительстве – вот следствия империализма. Отметим, что современные российские исследователи практически игнорируют ленинскую теорию империализма.

Среди немногих книг по истории, в которых делалась попытка трактовать историю ХХ столетия как единое целое, книга О. Шпенглера «Закат Европы» и книга К. Квингли «Трагедия и надежда: всемирная история наших дней». Их суть заключается в том, что все, произошедшее в ХХ в., должно быть рассмотрено и изучено не как чистая политика, а скорее как союз денег и интеллекта в качестве основной движущей силы в международных делах, т. е. многое из происшедшего в ХХ столетии («веке конфликтов») было преднамеренным и запрограммированным.

Ныне исследователи критикуют жесткий экономический детерминизм, характерный для марксисткой методологии, и ее тяготение к объяснению истории на основе того или иного доминирующего фактора. Однако практически все они признают как несомненное достижение данной методологии системный подход к анализу общества.

Цивилизационный подход имеет более конкретный исторический характер, учитывает не только материально-технические, но и другие аспекты (факторы) общественного развития.

В постсоветской научной среде активно приживается идея цивилизационного анализа, способная, по убеждению ее сторонников, связать воедино объективные и субъективные факторы движения истории. При этом цивилизационный подход часто рассматривается не как антитеза формационному подходу, а как попытка их взаимного дополнения и синтеза.

Главная мысль в содержании категории «цивилизация» сводится к многообразию исторического процесса, который реализуется через локальные, региональные стадии к общепланетарному уровню.

В качестве отцов-основателей цивилизационной теории принято, прежде всего, называть Н. Данилевского, М. Вебера, О. Шпенглера, П. Сорокина, А. Тойнби и многих других ученых.

Ярким представителем концепции локальных цивилизаций был русский ученый Н. Я. Данилевский (1828–1885). В книге «Россия и Европа» (1868) он выделил 10 самобытных цивилизаций, или культурно-исторических типов: славянский, египетский, китайский, ассиро-вавилонский, индийский, иранский, европейский, греческий, римский, новосемитический (или аравийский). Славянский, как и другие девять культурно-исторических типов, имеет специфику в социальном, промышленном, политическом, научном и других смыслах. Самое главное в его учении – различные аспекты формирования.

Интересными являются идеи А. Тойнби о том, что цивилизация держится на творческом меньшинстве, гениальных людях; эти люди отвечают за надлом цивилизации. Этот надлом совершается в результате утраты творческим меньшинством способности отвечать на «вызов», перерождения творческого меньшинства в правящее меньшинство, управляющее на основе силы. Эти идеи А. Тойнби очень неплохо ложатся в русло тех событий, которые происходили и происходят в современной России.

Проблема понимания хода исторического процесса неизбежно ставит перед нами вопрос: каково же место России в системе мировых цивилизаций? Ученые давно спорят о том, что заставило Россию отойти от общих путей развития. Не присущ ли России особый, третий путь? Чем вызвана ее самобытность? Многие известные историки, философы, общественные деятели пытались предложить свое решение проблемы.

Одним из первых, кто заговорил об особом пути развития России, был С. М. Соловьев. Он увидел отличие России от Западной Европы в том, что условия для возникновения классов у нас не сложились. Поэтому в России борьба развернулась не как борьба классов, а как столкновение между «светлым» активным государственным началом и «темным» – родовым.

Многие работы другого не менее известного историка В. О. Ключевского проникнуты мыслью об упущенных политических свободах в те или иные узловые моменты истории, о том, почему развитие России так часто сопровождалось установлением несвободы.

Существует несколько научных теорий, объясняющих пути исторического выбора России, на рассмотрении которых мы сейчас и остановимся, предоставив право читателю самому делать выводы.

В 30-е гг. XIX в. русские философы, литераторы, публицисты, известные больше как славянофилы, выступили со своим обоснованием пути исторического развития России как пути самобытного. По их мнению, самобытность обусловливалась принципиальным отличием нашей страны от западноевропейской системы развития. Все зло от Запада, и Россия продолжала бы развиваться по своему истинному пути, если бы не Петр, разрушивший глубинные основы русского общества. Спасти себя и мир Россия может только при сохранении своей самобытности, при православии и русской общине.

Славянофилам возражали представители другого направления русской общественной мысли 40–50-х гг. XIX в., которых называли западниками. Для них Россия – страна азиатского типа, и достичь уровень цивилизованности она может, только идя вслед за Европой. Будущее России – развитие по типу буржуазного прогресса, просвещения и реформ. Роль Петра как монарха-реформатора, человека, первым открывшего для России содружество европейских держав, несомненно, велика.

Термином «западничество» можно называть мировоззрение большинства русских реформаторов XIX в., отражавших принципиально новый образ мышления человека.

Проблема «Россия – Запад – Восток» не закончилась спорами славянофилов и западников.

В философско-исторической публицистике мыслителей, вынужденно покинувших Россию, все чаще встречается мотив о том, что объяснение процесса русской истории может исходить из представления его как органично-катастрофического процесса, в котором наблюдается противоречивое единство постепенности и прерывности, заимствованного и национального. Исходя из этого, путь России – это каскад расколов, завершившихся зловещей трещиной революции (Г. П. Федотов).

По мнению Н. Бердяева, исторический путь России и ее особенности предопределены тем, что российская история соткана из противоречий. Россия, по его мысли, не училась у Европы, что было бы хорошо, не приобщалась к европейской культуре, что было бы для нее спасительным, а рабски подчинялась Западу или в своей дикой националистической реакции громила Запад, полностью отрицая его культуру. По Бердяеву, Россия не может определять себя только как Восток и противопоставлять себя Западу. Россия должна осознать себя соединителем, а не разделителем двух миров.

Как над западничеством, так и над славянофильством поднимается концепция евразийства, формальной датой рождения которой считается 1921 г. Евразийство – это историко-культурная концепция, в которой Россия рассматривается как Евразия – особый этнографический мир, занимающий срединное пространство Азии и Европы. Всю совокупность народов, населяющих эту территорию, называют нацией евразийской. Концепция евразийства занимала ведущее место и в трудах Л. Н. Гумилева.

Евразийцы были убеждены в том, что России предначертан особый исторический путь и особая миссия. Но в отличие от славянофилов они не растворяли русскую идею исключительно в идее этнической, полагая, что русская национальность не может быть сведена только к славянскому этносу. В ее образовании немалую роль сыграли тюркские и угро-финские племена. Таким образом, сформировалась русская нация, объединившая разноязычные этносы в единую нацию евразийцев.

Естественно, вряд ли правомерно впадать в крайности, будь то евразийская теория или представление России как одной из составных частей Европы.

В общественной мысли России одной из основных тенденций стало осмысление ее положения как срединного и промежуточного между Западом и Востоком, в котором она неизменно сохраняла свою самобытность. В такой ситуации были возможны два пути. Один заключался в противостоянии и тому и другому началам, причем постоянно проявлялась поочередность этого противостояния, так как враги появлялись то с Запада, то с Востока. И при всем этом Россия еще постоянно выступала и как барьер между враждующими половинами.

Другой путь предполагал либо принятие восточного наследия Византии или Орды, либо усвоение западных достижений.

Вопрос «Россия – Запад – Восток» особенно остро встает сегодня, так как во многом диктуется современной ситуацией и необходимостью выбрать ориентиры развития. К данной теме обращаются историки, философы, публицисты. Доктор философских наук А. С. Панарин называет Россию «зоной повышенного исторического риска». Продолжая эту мысль, А. А. Кара-Мурза полагает, что это во многом связано с положением России между Востоком и Западом. На этом историческом перекрестке и сталкиваются два типа социальности – «индивидуально-продуктивный», условно говоря, характерный для Запада, и «корпоративно-распределительный», типичный для традиционных цивилизаций Востока. И Россия оказывается как бы между молотом и наковальней, на протяжении всей истории становясь зоной «дурного синтеза» между Западом и Востоком.

По мнению Э. С. Кульпина, у нас сейчас нет проблем цивилизационного выбора, так как мы – цивилизация. Сегодня встает лишь вопрос о переоценке ценностей, который периодически возникает у многих этносов. Для осознания себя необходимо исходить из трех положений:

1. История России – путь славяно-тюркского суперэтноса, цивилизации, отличной от других.

2. Отличное от Западной Европы мировоззрение славяно-тюркского суперэтноса формировалось на базе общего хозяйствования, общей жизни, общей судьбы, но не одной религии.

3. Ход цивилизации определялся не столько внутренними потребностями общества, сколько необходимостью сохранить самостоятельность государства перед лицом Запада. Отсюда чрезмерная независимость государства от общества.

Вряд ли по этой проблеме в общественной мысли России когда-нибудь будет достигнуто согласие. И в переломный момент, который сейчас переживает наше общество, дискуссии будут только разгораться.

Достаточно устоявшимся в цивилизационной теории является положение о том, что история человечества распадается на два цикла: традиционное и современное (индустриальное) общество. При этом исторические сроки, временная протяженность, специфика перехода от одного общественного состояния к другому могут значительно варьироваться в каждом конкретно-историческом обществе (локальной цивилизации). В историографии общепринят тезис: Россия в начале ХХ в. вступила в завершающий этап перехода от традиционного общества к индустриальному.

Индустриальное общество – это такое общество, в котором завершен процесс создания крупной, технически развитой промышленности и соответствующих ей социальных и политических отношений. Индустриальное общество характеризуется, прежде всего, следующими показателями:

• преобладанием доли промышленной продукции в национальном доходе;

• преобладанием городского населения над сельским (урбанизация);

• высоким уровнем грамотности населения;

• способностью общества к самоподдерживающейся изменяемости.

Теория модернизации – это наиболее идеологически нейтральная теория. Она позволяет, трактуя события русской истории ХХ в. с несколько иных, нежели марксизм, позиций, пользоваться наработанным им категориальным и понятийным аппаратом, привычным для нашего общества. Кроме того, с помощью теории модернизации возможно, хотя и не без известного схематизма, связать воедино все этапы развития России в ХХ в. и понять логику ее развития в этот период.

Обычно выделяют два типа модернизации. Первый тип – «органичная» модернизация, связанная с внутренним, «естественным» развитием общества, характерная в своих основных чертах для ведущих стран Западной Европы. Второй тип – «догоняющая» модернизация. Толчком для нее являются, как правило, внешние факторы – военное поражение или его угроза со стороны более мощных и динамичных в военном и экономическом отношении стран. Вполне естественно, что задачи и приоритеты, а значит, и комплексы поведенческих установок – экзистенциалов – всех субъектов, втянутых в модернизационный процесс, будут различными для каждой модели.

Нетрудно заметить, что в России имел место второй тип модернизации. Главной целью российского ее варианта являлось стремление догнать в своем развитии индустриальные страны, не допустить слишком большого разрыва в военно-экономической области, включиться в мировую экономическую систему и тем самым отстоять свои национальные интересы, укрепить свое положение в мире как великой державы.

Так, например, анализ конкретного цифрового материала позволяет сделать вывод о высоких темпах экономического развития в СССР, вполне благоприятных количественных показателях экономического роста. Так, например, с 1926 по 1939 г. в СССР возникло 482 новых города и 352 поселка городского типа. В суровые годы Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.) было возведено еще 70 новых городов. В послевоенный период в стране ежегодно в среднем прибавлялось по 25 новых городов. К началу 1975 г. на карте СССР значилось 2 013 городов и 3 739 поселков городского типа. В них проживал 61 % населения СССР. Примерно 69 % городов были созданы в советское время, в том числе в Казахстане – 71 %, на Урале и в Западной Сибири – 79 %, Восточной Сибири – 74 %, на Дальнем Востоке – 78 %. За 1976–1985 гг. было возведено еще 195 городов. Такого темпа градостроительства, как в СССР, не знала ни одна страна в мире.

С 1961 г. СССР находится в списке наиболее урбанизированных стран мира. За 50 лет (с 1930 по 1980 гг.) в СССР из деревни в город перекочевали 120 млн чел. А за всю историю освоения Америки (начиная с 1492 г.) всего лишь 70 млн чел.

Урбанизация привела к глубоким социально-экономическим преобразованиям города и деревни на основе развития индустрии, транспорта, жилищного строительства, массовых коммуникаций, культурного и бытового обслуживания, распространению городского образа жизни среди различных групп населения, включая и в ранее не освоенных человеком районах.

Часть современных исследователей считают постсоветскую Россию «постиндустриальным обществом», циклично развивающимся. Однако факты реальной действительности свидетельствуют о деиндустриализации России, о вступлении ее в новый зловещий цикл самоуничтожения, утраты прежней экономической и военной мощи, но самое страшное – своего населения. По данным Всероссийской переписи населения в 2002 г., в России обнаружено 17 тыс. (!) пустых деревень. «Независимая газета» (от 5 июля 2004 г.) привела такие данные: с 1992 г. ежегодно Россия теряет больше двух миллионов человек. Видный отечественный демограф В. М. Мягков охарактеризовал современную эпоху как «эпоху депопуляции», демографической катастрофы, в которой Россия, особенно север ее европейской части, Сибири и Дальнего Востока, исчезают. В ближайшие десятилетия, по прогнозам демографов, уменьшение численности населения России будет продолжаться. Так, согласно одному из вариантов прогноза ООН 2000 г. (вариант средней рождаемости), к 2050 г. население России сократится на 40 млн чел. и составит 104,3 млн чел. (по прогнозу С. П. Ермакова – 107,7 млн чел.).

С. П. Ермаков справедливо утверждает, что данная ситуация «может расцениваться как геополитическая, экономическая и социальная катастрофа». Демограф А. В. Акимов справедливо заметил: «…убыль населения в России в настоящее время при сложившейся экономической системе, основанной на экспорте природных ресурсов, вполне рациональна для части общества, так как при сырьевом экспорте как основе экономики, чем меньше население, тем лучше для элиты, формирующей такой курс» [25, с. 449–475].

В условиях современного всеобщего кризиса России теория модернизации СССР в ХХ в. становится все более популярной. Так уже, наверное, устроено человеческое общество, что век нынешний всегда спорит с веком минувшим – не с глухой древностью, а именно с предыдущим столетием. Наши современники, сопоставляя обретения и утраты на пути исторического развития, ориентируются, прежде всего, на ХХ в.