От первого лица

90-е

Лет пять, наверное, этот страх меня не отпускал. Он был настоящий, липкий, параноидальный, когда мерещатся тени за каждым углом и заснуть не можешь в темноте. Чего боялся? Кого? Что придут и потребуют сотрудничать? Что все вокруг узнают про ту бумажку? Уже не вспомнишь… Тем более, что капитан тот оказался, действительно, человеком слова – никто ко мне так и не обратился. Или не до меня им стало?

Уходить – медленно, постепенно – страх начал году, наверное, в восемьдесят восьмом, не раньше. Когда стало ясно, что все вот это, что творилось тогда вокруг – перестройка, гласность, ускорение, газеты, кооперативы, выборы, – не кампания очередная, нет, похоже, оказалось, они это всерьез затеяли. Какой-то мужик в «Московских новостях» статью написал в восемьдесят девятом – «Как меня вербовали» называлась – про историю, очень похожую на мою, потом съезд этот… и вот тогда я поверил всерьез.

Окончательно страх ушел, конечно, только тогда, в августе, когда, стоя в толпе, я увидел, как набрасывают трос на шею Дзержинскому. «Давай!!!» – орали вокруг, и я вместе со всеми. В этот момент из подземного перехода выбежала тетка в метрополитеновской форме. «Вы чего творите?! – истошно закричала она, и все замерли. – Там же метро мелкого залегания, вы сейчас дыру пробьете, в нем же сколько весу! Туда его валите, на другую сторону!» Толпа начала ржать, и тогда я понял – всё.

Все, сказал я Юльке, стоявшей рядом, это конец, они уже не поднимутся, мы отбоялись. И я тебя люблю, кстати.

Любишь – женись, ответила она, и мне стало не до Дзержинского и всего остального, вокруг творящегося, – даже если бы в тот момент на площади высадились инопланетяне и поинтересовались, что за бардак здесь происходит, я бы не стал отвлекаться, а продолжал ее целовать.

Победу над прошлым и начало новой жизни отмечали широко, до середины сентября не могли остановиться – в гости ходили, у себя принимали, все друг друга зазывали на какие-то бесконечные праздничные пьянки, вспоминали, пережевывали подробности, делились ошеломительными сегодняшними новостями – хотелось длить и длить это ощущение.

В те дни на каком-то застолье неожиданно всплыл Илья, которого потерял из виду года за два до этого. Не нарочно, просто в то лихорадочное время всех куда-то уносило – и разбегались легко, потом так же безмятежно собирались снова.

Я Илюхе обрадовался. Он, конечно, редкостный аферист, но это само по себе не грех, если человек не жлоб и не подлец. Он-то ко мне бросился вообще как к родному, что тоже было приятно. Что ты, спрашиваю, где, как дела-то?

Ого-го, говорит Илюха, тут в два слова не уложишься, а если в одно, то – класс! Я же с восемьдесят восьмого, как кооперативы разрешили, в этом деле. Сначала как все – джинсы, компьютеры, дубло, детское питание… пробовали в нефть зайти и металлы, но там уже все расхватано… ничего, мы свою нишу нашли… теперь, представь, у нас свой банк – лицензия, между прочим, номер шесть – а вот разрешение на валютные операции мы вообще первые в стране получили.

Действительно, говорю, ого-го.

Да ты просто не представляешь, как мы поднялись, там такие перспективы… вообще… такие бюджеты, слушай, ты заходи ко мне, сам на все посмотришь, мы на Веснина сидим, следующий дом после иностранного букинистического – держи визитку.

Обязательно, говорю, зайду – и забыл об этом разговоре.

Вспомнил года через полтора, когда жизнь вдруг в одночасье стала такая, жесткая. Вроде всё и к лучшему – колбасы на каждом углу двадцать сортов, книги любые, покупай – не хочу, ехать можно, куда душа пожелает… все, короче, о чем мечтали. Только вот незадача – не на что.

Одна за другой позакрывались все шараги, где я халтурил на синхронах – Советский комитет защиты мира, Комитет советских женщин, Союз обществ дружбы с зарубежными странами, – все кормушки захлопнулись. И Юлька у себя в газете пашет круглые сутки за гроши, – драйва, конечно, полная запазуха, только колготки новые купить не может.

Тут я и вспомнил про Илью и тот наш разговор на бегу. А чем черт не шутит? Позвоню – хуже не будет.

Отыскал визитку, которую он мне оставил, набрал номер. Торговый дом «Красная горка», чем могу помочь? – сказал звонкий девичий голос. Мне нужен Илья Крайнов, говорю. Минуту, соединяю вас с секретариатом Ильи Ильича. Ого, думаю, сколько понтов – торговый дом, секретариат, целый Илья Ильич.

– Приемная Крайнова, слушаю вас.

– Мне нужен Илья… Ильич.

– Как вас представить?

– Воловик. Владимир… Львович.

– Минуту, Владимир Львович.

– Володька! – слышу знакомый голос. – Ты где?

– Добрый день, говорю, Илья Ильич, может быть, вы меня путаете с кем-то… вот, хотелось бы напомнить о себе…

– Кончай херню молоть! Серьезно – откуда звонишь?

– Из города-героя, откуда же еще.

– Давай приезжай! Хочешь, машину за тобой пришлю?

– Да уж справлюсь как-нибудь.

– Отлично, старик! Веснина семнадцать, строение три, там тебя проведут. И не тяни, я тебя умоляю, а то выпить не с кем.

Неплохо шли дела у торгового дома «Красная горка». Это выяснилось, когда по адресу, указанному Ильей, за двухметровым забором обнаружился солидный трехэтажный особняк с несколькими припаркованными во дворе новыми БМВ и свежим ремонтом внутри – не богатым, что называется, а дорогим.

Откуда дровишки-то, спросил я, когда секретарша – я таких девушек только в кино видел – поставила на стол бутылку французского коньяка и удалилась.

– Что, впечатляет?

– Не то слово.

– Ну, тебе-то мне что голову морочить – я тут, конечно, не главный, хотя и при делах, это все тесть мой со своими корешами замутил – помнишь его?

Такое вряд ли забудешь. В восемьдесят шестом, по-моему, Илья позвал нас троих – меня, Лешу, Валеру – в Баку на свою свадьбу. Такой гулянки я не то что в жизни не видел – даже представить себе не мог.

Встречала нас в аэропорту у трапа белая двадцать четвертая «волга», поселили в «Интуристе», там же и отмечали это важное событие – закуски в три слоя, черная икра лоханками, коньяк пяти видов, гостей человек двести, дарят молодым исключительно конверты – да там меньше пятихатки нет, сказал Валера, можешь мне поверить, по толщине вижу. Еще невеста запомнилась – крупногабаритная такая девушка, золота на ней было – только что не кольцо в носу.

Давно ты с ней познакомился? – поинтересовались мы у жениха. Месяца три назад, безмятежно ответил Илья.

Ого, быстро у вас все случилось, ну и как – хорошая?

Безотказная, с ухмылкой ответил он – сначала она половине города не отказала, потом я появился. Что вы, честное слово, как маленькие? Это династический брак. Папаша ее – он из Красной Горки… а, да, вы же не местные… Красная Горка – это столица.

Какая?

Горские евреи там живут.

Горные, наверное, все-таки?

Да нет… ладно, долго объяснять… короче, есть цеховики, а есть крупные цеховики. Так вот, среди крупных цеховиков Аркадия Самойловича, тестя моего, очень уважают за две вещи – масштаб и честность. Ну и я тоже не дворняга – не помню, говорил я вам, нет, папаша мой – начальник отдела административных органов в прокуратуре. Проще говоря, за законностью надзирает в ментовке и гэбэ. Мы с Тамарой здесь, конечно, жить не будем. Через месяц закончится оформление, и стану я слушателем Высшей школы профсоюзов в Москве, квартиру нам к тому времени уже должны отремонтировать на Ленинском, возле «Лейпцига» – запомните, мужики, вы там – самые желанные гости, и это навсегда…

– Конечно, помню, говорю, тестя твоего.

– Ну вот, Аркадий «Красную горку» и затеял – сначала как кооператив – там, в Азербайджане, а теперь мы – московский торговый дом, и не из последних, кстати. Наливай, давай, за процветание, как говорится… чтобы стоял, и деньги были…

– Сам-то ты как, – спрашивает.

– Ну, средне, – говорю, – как-то все обломилось разом.

Илья, надо отдать ему должное, при всех своих недостатках – а у кого их нет? – человек легкий, незлой, и если может ближнему помочь – сделает это обязательно.

– Так давай к нам, – говорит, – вливайся, так сказать. У тебя же английский свободный, правильно?

– Обижаешь, я все-таки переводчик высшей категории, синхронист.