Находка

– Именно.

– Тогда в деревенский. Парни, Сереге напишите? А то я почитать еще хочу успеть.

– Я уже написал, там увидимся, да.

– А девчонки?

– Они тоже пойдут. Все пойдут.

– Точно.

– А у этих чего там? – спросил Дэн кивая в сторону огромного соседского сарая, – опять оперативный штаб сопротивления?

– Я там у них свечи видел. Не сожгут сарай-то твой, Вась?

– Не. Лазер и горелку я забрал. У них там теперь подпольная редакция. Сайт рисуют. Это, кстати, не ты ли, Палыч, их надоумил?

Палыч улыбнулся в ответ. Во рту блеснули железные коронки.

Была в деревне, как всегда, и пара таких жителей, кто про Саркофаг слышал впервые. Им торопливо объясняли и глаза их сначала недоверчиво лезли на лоб, а затем надолго затуманивались – про такое обычно читали в приватном режиме. Память о Великом Крушении по-прежнему была свежа и “приват” спасал от неловкости. На такое реагировали по разному, но всегда остро.

Новость затопила деревню, как вода. В ней мгновенно растворились заборы, не отданные вовремя ручные газонокосилки, планы по замене мрачного сарая домиком на дереве и даже намечавшиеся трения по поводу переноса двух электрических столбов. Все было забыто. До полудня разговоры велись только о Саркофаге.

Все отдельные дворы и семьи слились в единую среду, чего бывало трудно добиться даже на ежемесячных общих собраниях. Все мысли населявших деревню людей были пронизаны важностью момента: сегодня заканчивалась очень большая и очень важная история. Общая для всех и каждого.

К полудню июньское солнце согнало с террас даже самых стойких. В гостиных, где экологические нормы все еще разрешали устанавливать кондиционер, стали собираться люди. Их было немного, в основном женщины. Мужчин на всю большую деревню было человек десять. Все рассаживались на старых протертых диванах и креслах, наливали пиво или вино. Детям, у которых еще не было собственных “омни”, давали важные поручения, чтобы спровадить из дома.

Счастливчики, которым уже исполнилось двенадцать, собирались в кучки вместе со взрослыми. У них “омни”, разумеется, был и закрыть им трансляцию, которую смотрят все, никто не решился.

Без пяти двенадцать разговоры переместились в деревенский чат, а маленькие гостиные наполнились виртуальными, бесплотными, но оживленно болтающими соседями. Дополненная реальность раздвинула тесные стены, кресла и диваны переместились в большой просторный зал с огромным экраном, занимающим всю стену и часть потолка. Все приветствовали друг друга, виртуально чокались, пили за встречу и не чокаясь – за тех, кто этого дня не дождался.

Дети играли в “реальное или виртуальное”, пытаясь запутать друг друга с помощью настоящих предметов и их образов. Взрослые предавались воспоминаниям – горьким, счастливым, полным отчаяния и надежды. Многие включили запись.

– Началось!

Голоса стали стихать. На экране мелькнула чья-то голова в оранжевой каске с налобным фонарем. Картинка покачнулась и стабилизировалась. Голова появилась вновь, быстро превратилась в удаляющуюся фигурку, которая показала в камеру два больших пальца и скрылась внизу. Дрон взлетел. Корневую трансляцию не комментировали.

Дрон висел в большом помещении с голыми бетонными стенами. На стенах белой краской было крупно выведено – 04. Впереди была исполинская металлическая дверь или, скорее, стена. В стене зияла квадратная дыра – рядом стоял спасательный робот на гусеничном ходу, вооруженный плазменным резаком. Выпавшие наружу части двери лежали тут же – металл был невероятно толстым и массивным. Кое-где к нему пристали куски бетона.

Дрон скользнул в дыру, открывая вид на уходящий вниз ярко освещенный широкий прямоугольный туннель. Камера повернулась влево – там была длинная ниша, в которой стояли несколько бронированных военных грузовиков начала века, пара винтажного вида желтых вилочных погрузчиков, огромная нелепая четырехосная бронемашина и старинный легкий вертолет.

– Мам, это что? – шепотом спросил детский голос.

– Машины. Раньше такие по земле ездили. По дорогам, то есть. А вон – вертолет. Он уже летает, – терпеливо объяснил женский.

– Это давно было, да?

– Да. Тебя еще не было.

– Когда дедушку расстреляли?

– Да. О, господи! Кошмар какой!

Камера развернулась. Вокруг двери в разных позах лежали истлевшие человеческие тела. Несколько были сложены вдоль стен и накрыты брезентом – из под него виднелись ноги в армейских ботинках. Другие сидели, привалившись к стене. Одни были в выцветшей камуфляжной форме. Другие – в старомодных джинсах и рубашках. Двое лежали рядом взявшись за руки.

Еще одна бронемашина стояла наискосок, поперек ворот. От нее к створке шли два металлических троса, то ли приваренные к воротам, то ли продетые в какое-то отверстие.

– Выбраться пытались, похоже, – негромко произнес Палыч.

– Ага. И оборону держали, – ответил ему низкий скрипучий голос.

– Что, Серег?

– Вон, дальше смотри. Баррикада.

Камера уже повернулась обратно. Коридор перегораживали ряды зеленых ящиков и белых мешков. Видно было, что баррикаду начали возводить с помощью погрузчика, а заканчивали в спешке, просто наваливая мешки. За укреплением пол был черным. Пятно резко обрывалось в том месте, где коридор пересекала зарешеченная дренажная канава. На темном фоне угадывались не то мешки, не то тряпки.

– Мда, бунт на корабле, – задумчиво протянул Вася.

– Гранатами закидали, – ответил Дэн.

– Вот суки. Какие же суки… – голос Палыча сорвался.

– Палыч, брось. Мы с тобой и не такое … – попытался приободрить его Серега и тоже осекся. Он вдруг вспомнил картинку, тоже снятую с дрона: Палыч, худой как вешалка и страшный как живой мертвец, бежит под пулями к воротам лагеря, сжимая в окровавленных руках пожарный топор. Когда Легион подошел к 17-му, заключенные подняли восстание – все, кто еще мог двигаться. Двадцать пять человек, вооруженных пожарным инвентарем, заточенными ложками и пластиковыми ножами из зубных щеток. Палыч был единственным, кто выжил из штурмовой группы в тот холодный осенний день. И когда топор, наконец, удалось забрать, Палыча закутанного в армейское одеяло и дрожащего, пытались усадить в грузовик. А он все так же повторял, как заведенный: “Суки. Какие же суки”.

Дрон поплыл вдоль бесконечного бетонного коридора. Одинаковые серые металлические двери с красными и белыми двузначными номерами. Тут и там попадались тела и стрелковое оружие. Перед баррикадой некоторые двери были открыты – их использовали в качестве укрытий. Через каждые девять дверей – огромные гермоворота. Похоже, в какой-то момент осажденным удалось контратаковать.

В поле зрения смотревших трансляцию появилась карта. Вокруг синей точки – она отмечала текущее положение дрона – карта была четкой. Прямой, как стрела коридор делил подземный комплекс на две части. Чем дальше от коридора, тем более размытыми становились контуры.

– Акустический датчик, – сказал одноглазый Дэн, – у нас такие еще в Легионе были. Израильские. Только у наших чувствительность меньше была.

– Пятнадцать лет прошло, что ты хотел…

Некоторые гермоворота были открыты. Дрон остановился напротив большого проема и зрителям предстала лифтовая шахта. Три из четырех грузовых платформ, видимо, находились внизу или обрушились. На четвертой стоял грузовик, кузов которого был набит ящиками. Дрон завис над ящиками и плавно опустился на один из них. Откуда-то сверху выплыла пара манипуляторов.

Дрон быстро вскрыл ящик, оторвав несколько верхних досок. Внутри были маленькие белые мешки с четким штампом, гласившим: “Сахар, высший сорт”. Во втором ящике оказались картонные коробки с надписью: “ИРП”. Дата изготовления – сентябрь 2021.

– А что за ИРП?

– Индивидуальный рацион питания, сухой паёк. Раньше они так выглядели, когда еще была …ну, натуральная еда.

Дрон убрал манипуляторы, скользнул вверх и снова поплыл по коридору. Тот упирался в еще один полуприкрытый гермошлюз – между стеной и дверью оставалась щель шириной метра полтора. За ней был свет. На карте смутно угадывалось огромное пустое пространство.

Зал охнул. Камера влетела на ярко освещенный тропический пляж. Белый песок, который лениво облизывают волны, несколько пальм, синее небо, в редких белоснежных облаках. В небе, в некоторых местах, чернели провалы с ломаными краями, как будто оно было твердью, состоящей из множества отдельных квадратиков.

Пляж усеивали бутылки, тела, гильзы и осколки стекла. Слева чернел обгоревший остов какого-то строения. Под зонтиком-грибком стояли несколько ящиков. Один был разбит и лежал на боку – из него выкатились круглые синие банки. Дрон приблизился вплотную и зрители прочли: “Черная икра”.

– Икра какая-то… А небо голографическое. Плитка или что-то типа того, – произнес голос Палыча.