Заклинатель дождя

Охранник недовольно вернулся в свою будку. Поговорив по телефону, вытащил из кармана связку ключей и стал нарочито медленно копаться с замком.

– Попробуй этот, сынок, – Снегов указал пальцем нужный ключ.

– Ну ты, дед, настоящий спец! – усмехнулся охранник, отмыкая замок и стягивая ржавую цепь. – Я за три года и то запомнить не смог!

– Доживешь до моих годков, тоже ключики мигом распознавать станешь! – Сергей Олегович прошел за ворота и похлопал охранника по плечу. – Зовут-то тебя как, сынок?

– Петей. А тебе разве не один хрен? Ты смотри, дед, не балуй. Знай, если что, так я рядом!

– О чем ты, Петруша, никак в толк не возьму? Если за шляпу пожурить решил, так я ее на обратном пути веточкой сниму. А пока пусть птички на ней отдохнут. Не каждый же день у них на деревьях мягкую мебель развешивают!

– Какая еще шляпа? Какая, на хрен, мебель?! – охранник недоуменно выпучил глаза. – Меня шеф предупредил, что ты, дед, из ума выжил и шутковать нехорошо любишь.

– И чего же я такого могу вытворить?

– Да уж сказали, водятся за тобой грешки разные, – охранник посмотрел строго. – Обыскать тебя надо!

– Неужто контрабанда сыщется? – Снегов развел руки в стороны. – Ищи!

Охранник ловко прощупал одежду, обшарил и вывернул карманы.

– Ничего… Но спички и папиросы пока у меня полежат. Так всем спокойнее будет.

* * *

«Жизнь бывает порой добра, порой жестока, но всегда несправедлива. Всегда подла. Незаслуженно обделяет, или преподносит подачки, она в равной степени подстраивает вас под свои нужды. Если сказать точнее – дрессирует как зверя, чередуя удары хлыста с крохотными кусочками лакомства, боль и страх боли с эфемерным удовольствием. Боги вуду поступают точно так же, только не таясь, предлагая открытый торг вашей боли и унижений на исполнение желаний. Дороже заплатите – больше получите взамен. Это не сделка с дьяволом – это супермаркет. Спешите на распродажу!» – Иван отложил брошюру в сторону и с силой надавил на глаза. Теперь он не сомневался в том, что Снегов знает причину происходящего. Знает, но молчит, старательно оберегая свою тайну.

Ловко втерся в доверие… Компьютер купил, просил обучить правилам игры… В душу влез, учитель… Сейчас наверняка побежал докладываться Пыли… Иван зло ударил кулаком по стулу рядом с кроватью. Интересно, сколько ему заплатили?! Или просто пообещали взять назад в школу? Вести кружок на полставки!

Иван лег на спину, закрыл глаза, представляя, как он плывет по теплому спокойному морю – так отец учил упорядочивать мысли с чувствами…

Все изменилось вокруг. И вот ты уже где-то далеко, под небом сказочного юга. Ни ветерка… Штиль. Все становится почти невесомым. Далекие, еле слышные крики чаек и убаюкивающий плеск перекатывающихся волн… И только нестерпимо палящее солнце возвращает тебя к жизни, в лучах которого все в ней становится прозрачным и ясным…

Иван глубоко вздохнул и открыл глаза. Снова раскрыл измятые, зачитанные листы.

«В конце девятнадцатого века безумный провидец грядущего Фридрих Ницше провозгласил смерть Бoга. Сегодня, на пороге нового тысячелетия, мы предрекаем смерть Человека. Концлагеря и жертвы века двадцатого покажутся нашим потомкам невинной жестокостью дикарей. Новое время сотрет последние черты гуманизма, определяя человеку его подлинное место в этом мире – место мыслящего мяса… Поэтому спеши определить свою судьбу или приготовься занять свое место на витрине… Мир совсем не таков, как нас учили. Когда завеса падет, он окажется гораздо более жестоким и опасным, чем вы хотели бы верить…»

Он поднялся с кровати. Посмотрим, Сергей Олегович, где решаются все проблемы за три дня! Выгреб всю имевшуюся мелочь и, хлопнув дверью, выбежал из квартиры.

Едва не сбив поднимавшуюся по ступенькам тетю Нюру, он выскочил из подъезда. Вдалеке еще виднелась фигура Снегова, неспешно направлявшегося к автобусной остановке. Иван, старясь остаться незамеченным, поспешил следом за учителем.

Глава 22

ЧТО ДЕЛАЕШЬ, ДЕЛАЙ СКОРЕЕ

На старой даче, совершенно пустой изнутри, со снесенными стенами, перекрытием второго этажа и даже купеческими закутками, пахло смоляным духом свежеструганных досок и накуренным ладаном. Снегов с интересом осмотрелся. Кое-где виднелись декоративные арки и своды, а из вставленных в окна красных витражей вместо дневного света пробивался вечный прибой заката.

– Что, Сергей Олегович, непросто пройти мимо Петра в мой рай? Он совсем как апостол – прямолинеен, бесхитростен и суров. – Борис, в строгом черном костюме, неожиданно появился в зале из неприметного проема в стене. – Впрочем, после наших объяснений в парке о такой чести я и не помышлял!

Снегов демонстративно откашлялся, будто бы от дурманящего ладана:

– Чад развел хуже, чем на похоронах… – он кивнул на витражи. – Неужели, кроме всей этой театральщины, еще и охранника выбирал «со смыслом», по имени?

– Как иначе, Учитель! Разве не вы утверждали, сколь многое значат в нашей жизни знаки?! Неужели вы позабыли свои великолепные лекции о философии имени? О том, как смысловая энергия превращается в предметную сущность, и «слово становится плотью»?..

– Прекрати изображать из себя Мефистофеля! Не за тем пришел, чтобы на твое шутовство лицезреть. Настало время серьезно поговорить.

– Позвольте, милейший Сергей Олегович! Для кого это «время настало»? Мне разговаривать с вами ни к чему! Однако, раз мой Создатель отводит взгляд от своего Люцифера, раз не желает прямо смотреть мне в лицо, пусть разговаривает с всевидящей совой. – Борис рассмеялся и вытащил из бокового кармана пушистую маску. – Помните?

Уж занавес дрожит перед началом драмы…
Уж кто-то в темноте, всезрящий, как сова,
Чертит круги и строит пентаграммы,
И шепчет тайные заклятья и слова…

– «Предвестия» Волошина, – удивился Снегов. – Разве не ты на днях убеждал, что не любишь поэзию, даже брезгуешь ею?

– Терпеть не могу! Но вот брезговать… Это твои домыслы, Учитель! Поэзия создана для избранных, а не для досужего уличного быдла. Она, как божественная мудрость, сладка на устах и горька внутри. Не правда ли, восхитительно изъясняться наречием богов! – Совиная маска вздрогнула. – Только представь, что одни и те же строки могут рождать в голове самые необычные ассоциации, подобно ходам шахматной партии.

– Наша жизнь не игра. Это ты, Борис, заигрался. – Снегов пытался подбирать нужные слова, но мысли путались, утопая в кроваво-красных кругах оконных витражей. – Все никак не можешь остановиться с восьмидесятого…

– Вам никогда, Сергей Олегович, не казалось невероятным, что на маленькой доске с 32 фигурами на 64 клетках можно развернуть бесчисленное количество комбинаций? – Заря стал обходить вокруг учителя, стремясь увлечь того в круговорот своего медленного танца. – На первом же ходу игрок может использовать два десятка вариантов. Тем же может ответить и противник. Значит, для двоих возможно уже четыреста. Какая поэзия действия!

– Борис, я пришел… – Снегов замялся, – чтобы просить…

– Почему же тогда из возможных четырех сотен дебютных вариаций большинство тупо выбирает ход Е-2 на Е-4?! – продолжал свой странный танец Заря. – Только немногим под силу постичь секретные коды сочетания звуков и смыслов с пронизывающими мироздания энергиями, чтобы с их помощью управлять людьми и дурачить богов, завлекая их, как мух, в сотканную из слов паутину.

– Оставь Ваню… Отпусти, не губи паренька…

– Око за око, Учитель, а пешку за ферзя. Такой расклад тебя устроит? – Заря остановился за спиной Снегова. – Ставка высока, но пока она лучшая из возможного в дальнейшем расклада!

– Никак не пойму, о чем, Борис, ты сейчас говоришь? – Сергей Олегович стянул с шеи галстук и попытался расстегнуть одеревеневшими пальцами ворот рубахи. – Растолкуй старику, что ты просишь взамен?

– Я ничего не прошу. Я лишь говорю о цугцванге. Помните, что это значит в шахматах?

– Ситуация… положение игрока в партии, когда любой ход приводит лишь к ухудшению. – Снегов потянул за ворот и услышал, как гулко, словно брошенный в пустой колодец камень, отлетела от рубашки пуговица. – Верно?

– Совершенно верно. Остается лишь выяснить, – Заря положил руки на плечи учителя, – хорошо ли вы понимаете сами, Сергей Олегович, как эта комбинация выглядит в жизни?

– Наверное, если соглашусь, то вместо Вани вы убьете меня… Что ж… если так, то я согласен!

– Как по-комиссарски прямолинейно! И от кого я слышу подобный вздор?! От рафинированного провинциального эстета, непререкаемого школьного гуру! От философа, черт побери! – Заря расхохотался и обнял учителя. – Я всегда знал, Сергей Олегович, что такой момент настанет. С того самого апрельского дня восьмидесятого года!

– Тебе нужна моя жизнь? Так возьми ее! Чего еще ты от меня ждешь?

– Хочешь, чтобы твой новый ученик остался живым? Тогда сам за него умри! До-бро-вольно! Жизнь за жизнь, чем не пресловутая «Священная жертва»?

– Я должен стать самоубийцей? Как Федя? – К сердцу подступила отчаянная безысходность. – Значит, просто моей смерти для тебя уже не достаточно?..