Метаморфоза. Историко-приключенческий роман

Резкий толчок остановившейся на его этаже кабины лифта, оторвал его от странных мыслей. Давно вынутые из кармана брюк ключи сиротливо звякнули на связке. Металлическая дверь тамбура с лязгом открылась, пропуская домой. Щелкнув выключателем, он вставил ключи в личинку замка и закрыл за собой дверь….

Глава 5. Возвращение в Херсонес

Три греческих торговых корабля вошли в бухту Херсонеса в начале сентября 1019 года. С берега было видно, что гонимые свежим южным морским бризом суда, в какое-то мгновение остановились, а затем, совершив маневр, развернулись по ветру и бросили якоря. Паруса дормонов были приспущены, на их палубах суетилась команда. От одного из них отделилась небольшая лодка с четырьмя гребцами и, преодолевая прибрежные течения, направилась к берегу. За рулем на ее корме сидел уже не молодой воин, в легкой кольчуге, поблескивающей в лучах заходящего, но еще по-летнему теплого южного солнца. На его коленях лежал видавший виды островерхий шлем, к макушке которого был приторочен волчий хвост. Дувший ему в спину теплый морской ветер, настойчиво пытался разворошить изрядно тронутую сединой густую гриву русых волос.

Вскоре лодка миновала стоявшие у причалов большие морские суда и ткнулась носом в песчаную отмель. Двое дюжих гребцов сойдя в воду, волоком дотащили ее до берега по мелководью. Волк, перешагивая через деревянные лавки, с трудом удерживая равновесие в качающейся на воде лодке, сошел на песчаный берег. Невдалеке на невысоком, поросшем пожелтевшей под палящими лучами летнего солнца травой пригорке его уже поджидали двое солдат береговой охраны.

– Это, похоже, по наши души, – обратился воевода к гребцам, поудобнее устраивая в правой руке шлем, и кивком головы указывая на солдат береговой охраны. – Условный сигнал помните? Шлем на голове – уходите не медля. Шлем в руках – корабли могут причаливать к берегу. Меня не ждите. Если все пойдет, как задумано, тогда до встречи в порту. Ну а если нет – мне вы уже ничем помочь не сможете, – с этими словами он быстрым шагом двинулся к ожидающим его солдатам. Перекинувшись с ними парой фраз, он двинулся в их окружении к портовым постройкам. Они прошли вдоль знакомой ему гранитной портовой набережной, за несколько десятков лет здесь мало что изменилось, только кораблей стоящих у причала поубавилось. Торговля в Херсонесе переживала свои явно не лучшие времена. Поднявшись к портовым постройкам по ступеням лестницы из желтого мягкого камня, откуда открывался вид на всю бухту,

Волк на минуту остановился и пристально вгляделся в синюю даль моря. И толи ему показалось, а может быть, это было именно так, в этот момент ему удалось разглядеть на палубе одного из кораблей, замерших на портовом рейде в ожидании решения своей участи, фигуру женщины, стоящей у мачты и пристально вглядывающейся в очертания знакомого ей с детства берега…

Глава 6. Неожиданная встреча

В тесной неуютной комнате за грубо сколоченным, столом сидели два человека. Один из них молодой, в полной боевой амуниции, явно начальник портового караула, солдаты которого и встречали Волка при высадке, второй – постарше, тучный грек в похожем на монашеское одеянии, что-то записывал в видавшую виды книгу с промасленными страницами и затертом переплете из грубой кожи. Работы у портовой стражи было, по всей видимости, не много и, появление чужих кораблей на рейде стало событием для дежурного офицера караула и сборщика податей, коим и являлся тучный грек, одетый в коричневую монашескую хламиду.

Оба оторвавшись от своих занятий, оценивающе рассматривали Волка. Затем, видимо не усмотрев в безоружном варяге ничего подозрительного, офицер, отвел взгляд, а сборщик портовых податей заученно и монотонно стал рассказывать воеводе порядок и правила захода в порт купеческих судов. Голос его оживился лишь только тогда, когда он стал оглашать стоимость швартовки и посуточного нахождения кораблей в порту Херсонеса. По бегающим глазам чиновника, Волк сразу понял, что к положенной к уплате сумме он уже успел приплюсовать и свой интерес.

«Ничего не меняется у ромеев», – подумал он про себя Волк.

Закончив перечень необходимых к уплате податей и сборов, грек вопросительно глянул на военного. Тот, оторвавшись от своих мыслей, согласно кивнул головой и, посмотрев в сторону чужеземца, добавил:

«Согласно порядка и правил приема торговых судов они должны быть досмотрены после швартовки незамедлительно».

Такой расклад Михаила явно не устраивал. Трудно было и представить, что начнется в порту, да и в самой Корсуни, когда при осмотре его кораблей стражники обнаружат в их трюмах горы золота. Этого допустить было нельзя.

Ни один мускул, не дрогнул на лице воеводы, когда он достал из-за пояса мешочек с золотыми монетами, нарочито продемонстрировав его содержимое присутствующим, отсчитал положенную для уплаты сумму, а все остальное оставил на столе и спросил, тщательно подбирая слова:

«Считаю, что некоторых ничего не значащих формальностей, в виде досмотра кораблей мы могли бы и избежать?».

Ответа ему и не требовалось, достаточно было увидеть, как чиновник вмиг сгреб со стола мешочек с золотом и довольное лицо начальника караула, по которому можно было определить, что его жизнь на сегодня полностью удалась.

Волк спешно покинул помещение, предоставив оставшимся в нем делить между собой честно заработанную мзду, прикрыл за собой массивную, но уже рассохшуюся от солнца и морской воды дубовую дверь, глубоко выдохнул и, повернувшись в сторону моря, сделал несколько призывных взмахов рукой. Через какое-то время на дормонах, стоявших на рейде, затрепетали разноцветные паруса и подхваченные южным ветром они двинулись к портовым причалам.

Не успел еще Михаил спуститься на несколько ступеней вниз к морю, как по мощеной камнем набережной застучали копыта лошадей, и вскоре трое ромейских всадников спешившись на набережной, поднимались по лестнице вверх, направляясь к портовой конторе.

«Этого еще не хватало, – пронеслось в голове воеводы, – по всей видимости, пожаловало высокое начальство. То ли деньги делить, что вряд ли, то ли проверять службу портового караула. Изменить ничего нельзя, дормоны уже швартуются у причалов».

Он продолжал спускаться вниз навстречу всадникам и когда уже поравнялся и встретился глазами с первым из них, нехорошее предчувствие кольнуло воеводу. Посторонившись, пропуская процессию на узкой лестнице, Волк очутился лицом к лицу с одним из них. Его экипировка подтвердила его худшие подозрения. В порт пожаловал действительно большой начальник, возможно даже сам стратиг Херсонеса, рассмотреть которого внимательно воеводе не удалось, военоначальник спешно миновал встретившегося на его пути воеводу и вошел в портовую контору. По своему облачению, доспехам и оружию он отличался от сопровождающих его тагматов*, лишь более дорогим позолоченным шлемом макушку которого венчал конский хвост, выкрашенный в пурпурный цвет. Один из сопровождающих стратига кавалеристов, пожилой повидавший многое на своем боевом веку, дослужившийся до кентарха, переживший многие имперские войны и чудом выживший вместе со своим центурионом в том бесславном бою под стенами Херсонеса, грек пристально вглядывался в лицо Волка, затем перевел взгляд на его шлем. Глаза ромея недобро сверкнули, рука потянулась к мечу. Он признал в этом немолодом уже воине воеводу варварского кагана Владимира, варяга по происхождению, одного из главных действующих лиц при взятии Херсонеса варварами много лет назад.

«Расправиться с двумя даже опытными всадниками кавалерийской тагмы, облаченными в тяжелые доспехи в узком лестничном проходе для Волка не составило бы особого труда, пара сирийских клинков всегда наготове в заплечных кожаных ножнах. Но что дальше? Его корабли уже бросили сходни в греческом порту. Завяжется бой. К сотне ромейского караула подойдет подкрепление из города, а уйти обратно в море им не успеть. Дормоны тяжелы и неповоротливы. И тогда верная гибель всем. Нет, пусть мечи побудут пока в своих ножнах, а там видно будет». – Так думал Волк, следуя под конвоем византийского кентарха обратно к портовой конторе. У входа они и остановились. За дверью слышался грозный мужской голос, распекающий подчиненных за леность и мздоимство. Вскоре из портовой конторы, вылетел испуганный чиновник и быстрыми шагами затрусил в сторону города. Воспользовавшись коротким затишьем, кентарх вошел в помещение с докладом. Через некоторое время Волк уже сидел за столом напротив стратига Херсонеса Иоанна Склира…

Глава 6. Стратиг Херсонеса

Может быть мы и никогда не узнали о этом периоде истории древнего Херсонеса и его стратиге Иоанне Склире, если бы судьба не вернула Волка и его семью снова в этот греческий город на побережье Черного или как его называли тогда Понтийского моря, одной из дальних колоний Византийской империи, долгое время играющей важную роль в торговых отношениях между Западом и Востоком, будучи воротами на торговом пути из варяг в греки. Иоанн Склир был одним из потомков древнего византийского рода Склиров, попавшего в немилость императоров после подавления восстания под предводительством его дальнего родственника Варды Склира. В связи с этим обстоятельством и был отправлен подальше от императорского двора в качестве всего лишь центуриона, не смотря на его происхождение и заслуги перед империей, для усиления гарнизона в одну из самых отдаленных и неспокойных провинций – Херсонес, под начало и по просьбе стратига Андроника Калокира.

Стоило бы упомянуть и о том, что Калокир в свое время так же впавший в императорскую немилость по тем же причинам, давно был знаком с Иоанном и еще до их знакомства наслышан о подвигах и доблести последнего, проявленных им в булгарских походах и при отражении вторжения сарацин на южные границы империи. После неудачной вылазки в августе 988 года и падении Херсонеса, после почти полугодовой осады крепости киевским князем Владимиром Святославичем, смерти от его руки самого Калокира и его жены, следы Иоанна Склира надолго затерялись, да и вряд ли кто-нибудь думал уже увидеть его живым. Доблестного центуриона списали со счетов в Константинопольских дворцах и оплакали в родовых имениях Македонии, тем более, что семьи у воина не было, потомства то же. Родовое наследство – несколько принадлежащих ему поместий, были переписаны на его ближайших родственников.

Так, что возвратившемуся в Константинополь чудом спасшемуся при осаде Херсонеса центуриону мало кто был рад, как в императорском окружении, так и среди многочисленной родни. Как говориться уходя, уходи, а если уж удосужился вернуться, тогда все равно уходи.

Так случилось и с Иоанном. Хотя правду говорят, нет худа без добра. Вновь набирающие силу, при дворце Склиры, приложили все усилия, что бы их так не вовремя воскресший родственник был ласково принят ближайшим окружением правящих базилевсов Василия и Константина. И вскоре еще недавно опальный центурион, был назначен начальником одной из элитных кавалерийских тагм Византии. Не прошло и нескольких месяцев в новой должности, как Иоанну было вручена бумага, за подписью самого Василия II, из которой следовало, что соизволением базилевса он назначался стратигом в Херсонес. Как так получилось, что опальный центурион так быстро взлетел по ступеням служебной имперской лестницы, для самого Иоанна оставалось загадкой. Не привыкший, по военному, обсуждать приказы новоиспеченный стратиг стал собираться в дорогу. Пожелавшим разделить с ним его судьбу, на службе в далекой имперской провинции нескольким всадникам его тагмы отказано не было. Их быстро рассчитали и уволили из дворцового полка. Так что уже в скорее византийский боевой дормон расправив свои паруса, скользил по водам Понта, унося Ионна Склира и его товарищей по оружию в новую жизнь и к воспоминаниям о прошлом…

Глава 7. Лицом к лицу

…И вот сейчас перед стратигом сидел невольный виновник всех его бед и злоключений за последние несколько лет. Первым его желанием было стереть в порошок ненавистного ему варвара, стараниями которого жизнь обошлась с ним, так несправедливо отобрав друга, семью, которую он уже начинал считать своей, девушку в которую он был в тайне влюблен и лишь то обстоятельство что ее отцом был его друг и начальник, удерживало тогда от признаний и проявления чувств. А зря, если бы не его нерешительность, то возможно и жизнь сложилась бы совсем иначе.

И он бы не оказался сейчас здесь опять, хоть и в качестве стратига, но в забытой богом имперской провинции, во времена упадка торговли северными странами, когда цвета половецких бунчуков уже можно различить с высоты крепостных стен Херсонеса. К слову сказать, управление провинцией стратиг принял действительно не в лучшие времена, да и само вверенное ему хозяйство было в плачевном состоянии.

Взяточничество и воровство – болезнь всех империй отягощенных раздутым до неприличия чиновничьим сословьем. Не избежала ее и Византия. Но то, что эта болезнь может быть так запущена Иоанн не мог себе даже представить. Несколько десятков лет назад при Калокире то же не все было гладко, но что бы так: хозяйство в полном запустении, городские улицы не ремонтировались уже лет пять, ступени повыбиты, везде грязь и нечистоты. Запасов на случай осады крепости, новый стратиг проведя инспекцию по городским складам, не обнаружил. Все было давно разворовано и продано. В кладовых вместо зерна вольготно гуляли жирные крысы. Жалованье гарнизону не выплачивалось три последних месяца, хотя деньги на это из казны, что следовало из предоставленных ему в отчете бумаг, отпускались исправно. Городские стены и ворота не укреплялись. Всадники сами содержали себя и лошадей, каким образом, одному богу известно.

Угрюмые от безденежья и безысходности центурионы, уже не могли поддерживать даже самую элементарную воинскую дисциплину. Поголовно пьяный гарнизонный караул на городских стенах, вот что получил в наследство новый стратиг по прибытию в Херсонес. В случае осады крепости она бы не простояла и дня. Гарнизон просто бы разбежался или открывал ворота осаждающим, вместе с жителями города, уставшими жить под непосильным гнетом и постоянными поборами чиновников от имперской власти. В первые дни его правления к новому стратигу потянулись жалобщики. С их слов положения города и всей провинции оказалось еще более плачевно, чем ему показалось на первый взгляд. Жаловались все и духовенство и купцы, и даже некоторые чиновники, совесть которых не была еще окончательно продана и пропита, потому, как понимали, что все зашло слишком далеко.

Единственное, что в Херсонесе исполнялось безукоризненно и в срок – это уплата ежемесячных податей базилевсам и как потом понял стратиг, не только им одним. Положенная сумма исправно, каждую последнюю неделю месяца, отправлялись в имперскую казну под конвоем на нескольких судах, а часть собранного сверх того, везлась на тех же кораблях, для передачи имперским чиновникам в самом Константинополе, чем и покупалась полная безнаказанность местного стратига и близких к нему чиновников за их оголтелое воровство и мздоимство.

И каково же было его удивление, когда в то же время начальник портовой службы принес к нему в дом несколько кошелей буквально набитых золотыми монетами и без всякого стеснения объяснил Иоанну, что это его доля. «Раньше деньги забирал прежний стратиг, но так как тот покинул пределы провинции, так и не дождавшись ежемесячного дележа, его доля должна причитаться новому».