6748

Вот такая, примерная картина боя.

Поле камней слева от фаланги не давало возможность рыцарям на полном скаку атаковать, левый наименее защищённый край фаланги. Рыцари в первый раз атаковали копьями по всему фронту, но неудачно, потеряв, скорее всего, несколько оруженосцев или меченосцев, они отошли перегруппироваться. В это время Алексей принял вправо и назад, оголив тем самым правый край фаланги Императора. Рыцари уже знаменами атаковали в образовавшуюся брешь. Как только они втянулись всеми пятью копьями в искусственный коридор между двумя фалангами. Алексей повел свой отряд на встречу. Рыцари оказались зажатыми. Чтобы драться, нужно было развернуться в боевые порядки, совершить манёвр, но сделать этого было нельзя, не хватало пространства. Наиболее умелые поднимали лошадей на дыбы и с трудом разворачивались к врагу. Те, кто не смог этого сделать, были убиты в спину. Вырвались только двое, племянник коннетабля Франции и паж – пасынок Монфора. Тибад де Монморанси перед смертью отправил пасынка гонцом к Роберту де Куртене с извещением о гибели части правого фланга его войска. Затем он пришпорил коня и вернулся к своим товарищам. Красивый, но бесполезный поступок.

Болгарин Борис, недавно отрекшийся от ереси богумилов, с удивлением увидел всадника, мчавшегося навстречу смерти, решил помочь тому и метким броском дротика попал в глаз Тибада. Пока тот прощался с жизнью Борис, уже осматривал его седельные сумки.

Удовлетворенный увиденным, Иоанн вернулся, как раз к началу вечери. Это для всех остальных он император, а для бога он простой прихожанин храма св. Софии, раб божий Иоанн!

Алексей через три недели высадился на Родосе во главе отряда из сорока человек и десяти лошадей. Остальных тридцать лошадей взяли в качестве платы за помощь друзья и союзники,– единоверные армяне халкедониты. Через три месяца, неустанных трудов на бранном поле, Алексей вложил в ножны гладиус, принял присягу верности, и обложил пошлиной все суда находящиеся вблизи острова. Те, кто платить отказались, были взяты в казну Стратилата для борьбы с неверными. Венецианцы совместно с Генуэзцами, а так же гвельфы с гибеллинами, совокупившись[40 - По-моему это случилось в первый и последний раз .], совместно обратились к Иоанну с просьбой умерить пыл нового борца за гроб Господень. Император прислал в дар за службу Алексею очередной хрисовул, где даровал ему звание Франкобойцы, и красные сапоги. (Красные сапоги носили только императоры, тем, кто рискнул их одеть, снимали взамен голову.) Алексей все понял правильно и тем же днём, не предупреждая даже поваров и слуг, бежал от императорской милости в Константинополь, рассчитывая спрятаться среди врагов. Но корчмарь генуэзец за двадцать безантов выдал его госпитальерам. Алексей не стал искушать судьбу более, бежал той же ночью к единоверцам армянам, когда братья рыцари перевозили его через Золотой рог. Те, помня щедрость и честность Алексея Стратилата, посоветовали ему идти на Русь, там руки коротки и у латинян, и у греков. Что Алексей и сделал, успев сесть на последний корабль идущей до Херсонеса. В Киев он попал зимой и поступил на службы к князю Владимиру Рюриковичу, который в умных людях в то время очень уж нуждался. Владимир, Алексея без лишних расспросов, взял в свою «уную дружину», и дал терем в держание на берегу Почайны. Алексей вздохнул свободно, год занимался княжеской перепиской, однако весной он встретил монаха подозрительно похожего на брата рыцаря иоаннита аббата Ксавье, правда, без оружия. Ближе к лету он заметил, что очень часто приказчики двора св. Марии, стали заходить на его окраинную улочку. Вскоре сосед слева сдал свой двор приказчику двора св. Марии. Сотник и тысяцкий киевские злого умысла в этом деянии не нашли охрану выставлять княжескому тиуну – писарю отказались. Потому, что Князей, тут в Киеве сидит всяких много, а денег у них, как правило, мало. Людей своих для тягла городского князья не дают, всё для ратного дела берегут. Чего своих киевлян зря тревожить по делу чуждому, княжескому? Так и ушёл ни с чем Алексей от палат тысяцкого, что стояли рядом с Десятинной церковью. В Тереме затворился к князю ходил только днём, все наблюдал за соседским двором.

В среду, вечером возвращаясь от князя, Алексей увидел, что в соседский двор въезжает, под охраной десяти воинов, обоз кожами гружённый. Он как был в одной рубахе и сумой через плечо, не заходя к себе во двор, пошёл просить защиты у церкви. Там, в епископском дворце, стоя на коленях, он и встретил владыку Спиридона, возвращавшегося из Константинополя в Новгород, которому и доверился.

На исповеди Алексей сказал, помимо всего прочего, Спиридону что, к князю полоцкому он имеет письмо, написанное преподобной Евфросинией Полоцкой родной сестрой его пращура Василия. Но боится он в войну ввести, ему по праву принадлежащее, архонство полоцкое, которое и так уже войнами обезлюдело. Архиепископ, услышав это, справедливо рассудил, что еще одного князя Брячиславича[41 - Всесла?в Брячисла?вич в 1067 году (http://ru.wikipedia.org/wiki/1067_%D0%B3%D0%BE%D0%B4) на берегу реки Черехи (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A7%D0%B5%D1%80%D1%91%D1%85%D0%B0_(%D1%80%D0%B5%D0%BA%D0%B0)) он разбил войско новгородского (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%BE%D0%B2%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B4%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B7%D0%B5%D0%BC%D0%BB%D1%8F) князя Мстислава Изяславича (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D1%81%D1%82%D0%B8%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2_%D0%98%D0%B7%D1%8F%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D1%87_(%D0%BA%D0%BD%D1%8F%D0%B7%D1%8C_%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B4%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9)) и занял Новгород (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%BE%D0%B2%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B4). Новгород наполовину был сожжён. Всеслав захватил пленных и взял к себе в княжество иконы и утварь новгородского Софийского собора (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%BE%D0%B2%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B4%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%A1%D0%BE%D1%84%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%81%D0%BE%D0%B1%D0%BE%D1%80).] Новгороду иметь рядом, не очень уж и удобно. Один – то ведь уже в Софию на коне въезжал, святой престол пограбил, и второй тоже может, а Мономахи на Руси перевелись и некому особенно буйных князей в Царьград отправлять, да и Царьграда православного уже лет двадцать как не было. Поэтому посоветовал он Алексею по примеру пращурки его Ефросиньи Полоцкой богу послужить, людям добро совершая. Это всяко лучше, чем сидеть слепцом в тюрьме монастырской на послушании вечном, в лучшем случае, а в худшем безглазым или увечным на торжище денег на хлеб просить, побираясь. Поразмыслив здраво Алексей согласился и, назвавшись слугою епископа, прибыл с ним в Новгород для принятия пострига.

Поначалу жизнь новгородская Алексея напугала своей беззаконностью, что ни день, то – драка, что ни вечер, то – суд епископский над провинившимися забияками. Кроме того, наличие двух католических замков – ропат в Новгороде его тоже не очень обрадовало. (Это двор святого Олафа, где сидели шведы и датчане, и прочие варяги-норманы, и двор св. Петра, где сидели купцы немецкие-имперские). Прожив в Новгороде месяца три, однажды вечером, неосторожно вышел он к мосту Великому, где встретились ему трое купцов немецких со слугами. Чего они у моста в неурочное время делали, Алексей дознаться не успел, так как окружили его гости имперские словно ворога. Стали они его теснить на мост. Алексей как мог, сопротивлялся, но силы не равны были, двенадцать немцев и он один. Но тут случайно проходил мимо конюх Спиридонов Погибель Тпрун со товарищами, увидя дело такое, несправедливство, когда двенадцать одного лупят, да еще узнав в страдальце послушника Спиридонова Алексея – человека божьего. Все, то, новгородцы ведь знали, что в постриг человек идти собрался, от радостей мира добровольно уйти и бить таких нельзя. Таких холить и лелеять надо, что бы при страшном суде слово доброе праведник замолвил перед судиёй верховным, неподкупным.

Поэтому, чтобы слово за них – грешных замолвлено было, перед неподкупным Судьёй, вступились они за Лёху. Хоть и было их всего четверо, но все одно, никто не отказался немцу рыло скосить, за дело благое, защиты послушника. Что и было ими проделано с быстротой и умением. А когда с противоположного берега прибежали на шум Михайловские, жители Михайловой улицы, всегда немцев любившие бить по-соседски, то тут пошла забава до полуночи, пока стража мостовая всех не разогнала. Разговоров на Торгу было недели на две, Алексея-сиротинку все жалели.

В тот год мор и голод случился, в благодарность за добро, на мосту, новгородцами сделанное, молодой послушник Алексей за больными ухаживал, смерти не убоясь.

Весною пришёл он к священству и попросил отдать ему пустошь -одичавший сад, что рядом с Синичьей горой, рядом с монастырём Петровским. Добр был владыка Спиридон, благословил он своего послушника, но с условием, что ежегодно весною Алексей два воза яблок в дом святой Софии отдавать будет для неимущих и больных. Три года не разгибая спины, в одиночку поднял Лёха одичавший сад, что монахи Петровского монастыря, что на Синичей горе возделывать отказались. Три года Лёха терпел насмешки братии и жил, чуть ли не подаянием, зато в 1235 году по весне, когда у половины города зубы от морового поветрия выпадать стали, привёз он на софийскую площадь два воза яблок, чем многих бедных спас от болезни. Остальные шесть возов он продал на Торгу. За три яблочка брал одно пряслице. Богатым Лёха стал. Люди быстро добро забывают, а новгородцы завистливы страшно. Завидовать стали ему за богатство богом данное, своими руками выращенное. Посадничьи дети сад пытались поджечь, монахи денег взыскать, за землю якобы монастырю принадлежавшую. Плохо ему бы пришлось. По судам затаскали бы, а сад разорили, но по велению божьему встретил он Ваську Беспалова. Васька, тогда, в очередной раз ходил к Епископу Спиридону каяться за свои шалости, точнее за разбой. Владыка в виде епитимьи, направил Ваську в сад к послушнику Лехе работником месяца на два, с глаз своих долой. Молодые люди, имеющие общих врагов, быстро нашли общий язык, и количество разбитых носов и синяков у посадских детей выросло в два раза. В этом противостоянии Алексеево послушничество как-то само собой и сошло на нет. Сам владыка два или три посоха разбил, вразумляя друзей вести жизнь мирную и трезвую.

Такая взаимопомощь довольно быстро дала свои плоды. Новгородцы, которым не откажешь в прозорливости, подсчитали, что судиться да рядится с двумя вместо одного дело в два раза хлопотливее, потому, что денег и времени может уйти тоже в два раза больше. И махнули на это занятие рукой, справедливо успокаивали себя тем, что своими руками Лёха богатство нажил, и зариться на него грех. А некоторые, наиболее просвещенные, Алексея даже ставили в пример своим детям.

– Вот как инок Алексей трудом и послушанием богатство наживший и на этом свете райскую жизнь проведет в достатке и сытости, и потом в райские кущи, за жизнь свою безгрешную, сразу без страшного суда, попадёт так и ты, родненький сынко, старайся, – говорили они.

Впрочем, как ни старались Владыка с Алексеем, но скрыть его происхождение до конца не удалось. Дело было в 1238 году, когда Литва готовилась под Смоленск идти, а князь, Ярослав Всеволодович решил сына Александра женить на полоцкой княжне, чтобы над Смоленском контроль иметь. А, кроме того, что бы сын всегда казну имел полную. Ведь земля Полоцкая это – мед и воск, а мед и воск это – деньги. Еще при Всеволоде Мстиславиче новгородцы объединились в Иванское сто организацию, контролирующую торговлю мёдом и воском. Конкурентами новгородцев были Смоляне, тоже входившие в Иванское сто, но только тогда, когда на престоле Новгородском сидели Ростиславичи смоленские. Тогда цена на воск была одна; и для Смоленска, и для Новгорода, и для Полоцка, и все богатели. Только немцы злились, но указанную цену давали, ибо больше меда и воска в таком количестве не купишь. Но Новгородцы быстро увидели, что князья смоленские, когда в Новгороде сидят, богатеют и сильно на Новгородцев давить начинают, вроде как на вольности покушаются. Тут же, конечно, Ростиславичам Смоленским путь на Волхов был запрещён. Купцы Иванские как-то между собой решили не пускать, вообще каких-либо, князей в общее дело, а платить отступного из общегородских сумм. Однако и князья не дураки были, Ярослав Всеволодович справедливо рассудил, что не за зря же его прадед Всеволод Мстиславич Иванское сто утверждал.[42 - По поводу купеческой организации «Иванское сто» существует мнение, что она была создана самим князем новгородским Всеволодом. «Как позднейшие западно-русские церковные братства сложились под влиянием западного Магдебургского права и цеховых учреждений, так и в Ивановской ассоциации новгородских купцов можно находить подражание известным нам балтийско-немецким гильдам, которые также группировались около храмов и имели своими почетными председателями герцогов и князей. Сам князь Всеволод поставлен был судьбой в весьма близкие отношения к одному из таких учреждений. Его родная сестра Ингибиорга была замужем за герцогом Шлезвигским Канутом Ловартом, который был президентом шлезвигской гильдии св. Канута. Всеволод не только мог быть знаком издали со своим зятем и покровительствующим им учреждением, но по обычаю, как старший брат Ингибиорги, мог провожать ее к жениху в самую Данию, и, ознакомившись на месте с гильдией св. Канута, по ее примеру учредить такую же ассоциацию в своем торговом Новгороде под патронатом Иоанна предтечи, храм которому он соорудил на собственные средства». См Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М.; «Терра» 1993 С.213. А.В. Карташев высказывает свою точку зрения на возникновение « Иванское Сто» как предположение. Прав А.В. Карташев или нет, возможно, покажет отдельное исследование, нам же представляется его точка зрения весьма интересной.] Доля княжья должна была остаться и не зависеть от воли новгородцев, которые на его же долю от Иванского сто, других князей на его престол новгородский приглашают. Чтобы исправить эту несправедливость Рюрикович и решил сына женить на мёде сидящих княжеских родах, то есть на тех княжествах, где мёда много, а власти мало. Тут подвернулись князья полоцкие им без помощи Новгорода от смолян с Литвою не уберечься. Смоленск, почему-то на Полоцк всегда войной ходил вместе с Литвою, хотя потом между собой они тоже исправно воевали, но на Полоцк только вместе. Князья полоцкие были не против брачного союза, только витебские князья Брячиславичи выступили против. Их науськивали новгородцы, чтобы князь новгородский силу не набрал.

–Дочь нашу бери, денег бери, но леса с бортями не дадим, – заявили те на съезде. Тут бы и расстроилась бы вся интрига Ярославом задуманная, не появись тут Спиридон с Алексеем.

Вечером, когда пир был в самом разгаре и полочане праздновали победу над Всеволодовичами, в залу вошёл человек в синем плаще византийской работы, с диадемой архонта, и в красных императорских сапогах. Архиепископ с поклоном проводил вновь прибывшего на свое место и стал чуть поодаль.

Выпив положенную гостевую чашу, незнакомец вытащил из сумы грамоты с печатями красными – комниновскими. И протянул их владыке. Владыка вышел на середину залы и сказал,

– Брячислвичи отдайте долю преподобной Евфросинией Полоцкой наследнику её.

Первым понял, что к чему, и чем может все закончиться, для всех князей полоцких, как для витебских, так и пинских, вообще всех. А именно потерей земель вотчинных не из-за войны, а так сказать по – мирному, что вообще не приемлемо было, был Брячислав Василькович.

Который сразу объявил всем дядьям и братьям, что дочь его, и все это есть его внутрисемейное дело. Александра (Параскева) (http://ru.wikipedia.org/w/index.php?title=%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%B0_%D0%91%D1%80%D1%8F%D1%87%D0%B8%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%BD%D0%B0&action=edit&redlink=1) Брячиславовна на следующее утро поехала к суженному.

А Спиридон сказал всем Полочанам, что, если те ещё, хоть раз низкими ценами на воск будут подрывать доходы святого дома Софийского, он их всех на Родос отправит, а на их место всех потомков Василько Святославича выведет с Родоса и благословит на княжение. На том те князья и крест целовали.

Ярослав Всеволодович перед отъездом на Литву, спросил у Алексея, не хочет ли он вернуться в Трапезунд, с дружиной верной, чтобы жить в палатах порфирных. Алексей ответил,

–Нет княже, рождённый в багрянце, в багрянце и умрёт, это Бог дал, Бог и отнимет. Я господу службу выбрал, а в палатах сидеть, на троне уже не хочу. Не в твоей это воле меня заставить. Кто вольным воздухом дышал, тот в поруб, пусть даже и золотой, больше не полезет. Я волен, и вольным умру.

Ярослав лишь усмехнулся, но пререкаться с царевичем не стал, и высылать тоже не стал, да и сил на это у него не было. За Алексеем стояло вече Новгородское. Вече, которое даже своих дущегубцев-разбойников никому не отдававшее, а тут царевич целый. Уж, какой никакой, а наш «цареградский царевич новгородский», он в переговорах с немцами может быть полезен. Немецкий император по-всякому ниже цареградского, посему Алексей – божий человек это – престиж, а престиж новгородский беречь надо.

Да и в рыло дать царевичу тоже иногда почетно бывает, и упускать такой шанс, новгородцам никак не хотелось!!

Правда, об этом знали немногие, лишь те, кто языком зря не болтали, поэтому жизнь Алексея Васильевича Ласкарис-Комнина Стратилата Родосского, Франкобойцы, не изменилась.

Раскорякиным Лёху прозвали, не за то, что он был кривой или косой, а за то, что называл он молодок новгородских, почему-то по-гречески – Кора[43 - Те девушка.], а когда те по двое или по трое шли, он говорил: «раз кора, еще – разкора». Девицы новгородские, по молодости своей, умом и в те времена не блистали, и думали, что это имя его такое, так и стали его называть Лёха Разкора. Отсюда и привязалось к нему Разкорякин. Хотя сам он был ладен собою, бороду имел чёрную, глаза большие карие.

Третьего товарища, из-за которого в принципе всё это и началось, звали Арсением, или по-простому Сеня, и был он монахом. Появление его в Новгороде было так же связано с чудом. Где-то в 6742 году на Николу Вешнего, если погодные записи нам не врут, после вечерней службы к Владыке на полати Софийского собора, для благословления, попросился никому не ведомый человек. Его еще утром никто на Торгу не видел. На паперти софийской, после службы тоже. Как пришёл он в Новгород никто так и не дознался. Однако слова его были настойчивы, вид имел богобоязненный, одет он был в чёрное, поэтому староста софийского собора Антип, думая, что это паломник, пустил его на хоры, в Библиотеку, где любил сидеть, книжки читая, Владыка Спиридон. Но что бы неизвестный владыку случаем не обидел сам пошёл с ним на полати.

Чего Антип на полати пошёл нам не известно. Не такой уж Владыка слабым был человеком, по молодости ушкуйничал и за себя постоять мог. Скорее всего, любопытство возобладало над смирением, но не нам его судить, ведь только благодаря Антипу мы знаем, что незнакомец принёс письмо Владыке со святой земли самим Варлаамом Хутынским написанное.

Войдя в библиотеку, незнакомец перекрестился на образа и, преклонив колени, сложил руки на груди как перед причастием. Стал терпеливо ждать, когда владыка благословит его. Спиридон, подняв глаза от «Поучения Мономахова» с удивлением смотрел на неразговорчивого незнакомца в чёрных одеждах. Незнакомец перекрестился канонически правильно, но что-то в его движениях показалось Владыке не естественным, как будто он в первый раз крестился в православном храме. Точнее сказать, Владыку смутило то, что незнакомец довольно долго искал взглядом место, где образа расположены, не те которые просто принесли сюда для очистки или украшения, а те которые поставлены для молитвы согласно чину православному.

–Любой на Руси знает, что образа находятся прямо перед тобой, как войдёшь так сразу и крестись. Этот крестится правильно, а образа сразу не видит. На слепого незнакомец тоже не похож, вошёл без помощи Антипа и ни об косяк двери не ударился головой, и не об порог не споткнулся, – думал про себя Владыка, разглядывая пристально незнакомца и не спешил, приветствовать его.

Наконец, поставив еще две свечи и сильнее осветив лицо вопрошавшего Владыка сказал по-гречески,

– Хайре!

–И ты радуйся,– по-русски ответил незнакомец, – позволь к руце твоей приложится, благослови меня, я с письмом к тебе из святой земли,– выпалил на одном дыхании незнакомец.

Услышав последнее, Владыка перекрестил незнакомца, но весь остальной разговор вел по-гречески, изредка перемешивая цитаты из святого Писания поговорками из Вульгаты.[44 - Довольно грубый перевод Библии с греческого языка на простонародный латинский.]

Не зная ни слова по-гречески, Антип смотрел во все глаза и доподлинно видел, как чернец передал свиток, с печатью Варлаама Хутынского Владыке.

Развернув берестяной лист, Спиридон прочитал вслух: «Се аз худший во мнисях, придя на место сеё святое – град Иерусалим, верхом на нечистом, по повелению Господнему, говорю владыке Новгородскому, прими подателя сего, и к князю отправь для служения и покаяния.

Писано в Святом граде, за два дни по пасхе, в 6689 годе от сотворения мира.

Алексеем сыном Михайловым, в иночестве Варлаам».

Бережно свернув грамоту, Владыка Спиридон спросил,

– Кто ты? Как на исповеди отвечай. Sensu stricto[45 - в «узком» смысле те скажи только о себе.].

Незнакомец, немного коверкая слова, как это делают дети, недавно научившиеся говорить, поведал владыке следующее,

–Я Арсений Ex gratia (http://ru.wikipedia.org/wiki/Ex_gratia)[46 - По милости] монах монастыря ????? ????? ??? ?????????? (Монастырь Саввы Освященного), что находится в долине Иосафата, в Юдоли плача, которая начинается от Иерусалима: идя от Гефсимании, эта долина проходит сквозь монастырь и доходит до Содомского моря. Монашество принял по обету моих родителей в отрочестве. Родители христиане из города Рима пострадавшие за веру, решившие окончить свои дни на святой земле. Когда мы были в граде Святом монах Порфирий, совершивший мой постриг, передал мне это письмо с наказом предать его пастырю Новгородскому через 20 лет. Я подвизался в служении сначала в монастыре девы Марии, потом Саввы Освященного, когда пришёл срок, повез письмо в Неаполь, но там не было пастыря с именем Спиридон. В отчаянии я молиться стал, и бог, через святого Николая, повелел идти в земли гиперборейские в Неаполь (Град Новый) на реке Волхов. И вот я тут!

–Язык откуда знаешь? Nаviget, haеc summа (e)st.[47 - Пусть плывёт, в этом всёфразеологический оборот (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D1%80%D0%B0%D0%B7%D0%B5%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BE%D0%B1%D0%BE%D1%80%D0%BE%D1%82) означает призыв развиваться, идти вперёд, не стоять на месте. В данном случае отвечай так же и дальше не стесняйся, ты на верном пути.]

–Язык выучил, книги читая в монастыре, еще греческий знаю, латинские наречия, арабский.

Знал владыка о чуде, веровал в него, но чтобы вот так обыденно, после службы, на полатях Софийского собора, в библиотеке видеть и осязать его, для святителя было необычно и немного страшно.

Любой в Новгороде знает, что в семье купца «Вощаной сотни-Иванское сто» Михаила и жены его Анны родился Алексей, ставший впоследствии преподобным отцом нашим Варлаамом, основавшим обитель в Хутыни вместе с Порфирием и Федором Малышевичами. Преподобный, беса с Хутыни изгоняя по повелению Господа Бога, Отца нашего Иисуса Христа перед пасхой на три дня в Иерусалим летал, оседлав нечистого. Вот теперь лежит перед Владыкой грамота на бересте, в Святом граде самим Преподобным на пасху писанная.

В краткой молитве, возблагодарив Бога за чудо перед ним явленное, Владыка пригласил Арсения к себе. Велел служкам растопить баню и повёл в кельи, епископом Никитой выстроенные, сам, освящая путь в знак уважения духовным подвигом Арсения.

На следующий день после молитвы, Спиридон сам принёс чистые одежды Арсению. Повелев переодеться в новое платье, сказал,

–Значит так, чернец, Sub rosa[48 - Под розой, те тайно] поедешь в Суздаль к князю Ярославу Всеволодовичу с моим письмом. Он определит тебя молодого князя Александра учить Писанию и греческому языку. Это будет твое послушание. Береги князя от книг мерзких и от языков льстивых, во благо Пресвятой Богородицы, заступницы нашей, я же за тебя грешного молится, буду.