Два мага

– А вам, наверное, известно, в чем ваше счастье?

– Ну конечно! – уверенно произнес Бессменный.

– Так всегда рассуждает молодость, готовая слушаться только собственных порывов. Вы не знаете ценности вашего медальона и, закрыв глаза, махнули на него рукой, думая, что счастливы. Но счастье – условное понятие на Земле, и только мудрый понимает и знает, в чем оно заключается для него. Однако мудрый не закрывает глаз, не ослепляет себя, но, напротив, усиливает свое зрение и обостряет его… у каждого человека, когда он начинает жить сознательно, в руках его счастье, как был в руках у вас ваш медальон; но немногие, слышите ли, очень немногие умудряются удержать его. Все духовное имеет свое выражение в материи: что наверху, то и внизу. И счастье человека выражается чем-нибудь материальным. Спросите любого, кто чувствует себя несчастливым, и он непременно, если вспомнит хорошенько, скажет вам, что у него в начале жизни было в руках что-нибудь, что могло бы сделать его счастливым. Один теряет деньги, другой – какой-нибудь документ, третий – еще что-нибудь. Вы потеряли, или – хуже – сами отдали свой медальон. Теперь ищите его, ибо всякий человек, потерявший свое счастье при вступлении в сознательную жизнь, начинает искать его в этой жизни и ищет часто напрасно. Я вам желаю найти ваш медальон.

– А если я и искать его не буду?

– Будете.

– Посмотрим! Как хотите, я не могу признать, чтобы мое счастье зависело от какой бы то ни было вещи, медальона или чего-нибудь вроде него. Ведь это было бы слишком мелко и ничтожно.

– Медальон тут не более как символ, внешнее выражение внутреннего смысла. Отдавая его, вы потеряли вместе с ним нечто другое, духовное.

– Что же именно?

– А вот ту силу, которая может заставить и маятник остановиться.

Бессменный почувствовал, что или его мысли мешаются, или то, что говорят ему, несуразно, как бред умалишенного.

– Позвольте, – проговорил он, – каким образом я, отдав медальон, мог лишиться какой-то духовной силы? Какая же тут связь?

– Вы отдали медальон любимой девушке? Ведь вы любите ее страстно, не правда ли?

– Да, да…

– Вот эта страсть, которая охватила вас и во имя которой вы отдали свой медальон, и парализовала вашу силу.

– Ну и бог с ней! – решил Бессменный.

Кутра-Рари улыбнулся только.

– Мы, кажется, приехали, – сказал он, – карета остановилась.

Они были на Миллионной, у подъезда трактира, где должен был ждать Бессменного его товарищ Цветинский.

Опять Кутра-Рари

Цветинский любил поесть, и Бессменный застал его за заказом обеда, объясняющим повару, как делать «черный соус» к сигу.

– Ну, что, был ты у графа Феникса? – спросил его Бессменный.

– Был, был, все сделано. Ты что предпочитаешь – цыпленка со стручками или телятину под бешамелью?

– Когда же драться будем?

– Завтра утром. Так, если тебе все равно, тогда цыпленка. Сделай ты нам цыпленка, – обернулся Цветинский к повару, – понимаешь, под белым соусом и со стручками… На жаркое я велел зажарить поросенка, – сказал он князю.

Бессменный сел и задумался.

– Ты что киснешь? – спросил вдруг Цветинский, отпустив наконец повара и перенося свое внимание на разговор с Бессменным.

Боязнь, что товарищ мог принять его задумчивость за выражение угнетенного настроения перед дуэлью, заставила князя покраснеть.

– Я сейчас, – поспешил пояснить он, – ехал в карете от Елагина с новым Фениксом своего рода, со стариком-индусом Кутра-Рари, и он мне наговорил разных вещей, я и задумался о них.

– Кутра-Рари? Знаю! – подхватил Цветинский, принимаясь за семгу, принесенную, для закуски. – Я только что познакомился с ним у графа Феникса.

– То есть… что ты называешь «только что»?

– А вот сейчас, перед обедом, когда я был по твоему делу у графа.

– Постой, братец, ты говори толком, оставь на минуту семгу.

– Нет, семги я не оставлю, потому что она бархатная, отличная семга, а говорю тебе толком, что познакомился сейчас с господином Кутра-Рари, или как он там называется, только что вот, у графа Феникса.

– Да, ведь с Кутра-Рари я только что сидел у Елагина, и потом, говорю тебе, он довез меня сюда в карете.

– Я видел в окно, что ты подъехал с ним. Но он уехал от Феникса раньше меня, а я остался, чтобы условиться о дуэли. Где же вы встретились?

– Да у Елагина же. Он там провел сегодня все утро.

На этот раз Цветинский оставил семгу и глянул, разинув рот, на Бессменного.

– Да ты, может быть, его в зеркале видел? – спросил тот.

– В каком зеркале?

– У графа Феникса есть такое черное зеркало.

– В каком там зеркале! Когда я приехал, индус сидел у Феникса и разговаривал с ним. Граф познакомил нас. Мы поговорили немного, потом индус встал и уехал.

– О чем же вы говорили?

– А я его спросил, как делают одно индийское блюдо: «кэри» оно называется, отварной рис с разными приправами; я слышал о нем, но никогда не едал, так мне было любопытно.

– И он объяснил?

– Объяснил…

– Странные вещи! Как же я его видел у Елагина и прямо приехал с ним оттуда в карете?

– А ты не врешь?

– Да ведь ты сам видел, и карета была елагинская.

– Видел, правда, но истинная правда и то, что я с ним у графа Феникса разговаривал.

– Значит, в Петербурге теперь два Кутра-Рари, – решил князь.