Не смели краем сколотым дрожать.
Летели перья. И простреленные крылья
Свистящим взмахом издавали грусть.
Упавши ниц, хватал с дороги пыль я,
Чтобы не вспомнить это всё, когда очнусь.
Чтоб быть униженным и слабым, но безвинным,
Чтоб в мыслях не было, над ангелом склонясь,
Щипать перо и им набить перину,
Ткнуть кубок в рану, чтобы жидкость набралась…
Росток засохший человеческого смысла
Не ищут в джунглях практики гнилой.
Благая весть свернулась змейкой и закисла,
Стекая с уст его белёсою слюной…
Ах, бедный ангел… Приходя с любовью,
Уйди, простив, не рассуждая впрок:
Ведь люди будут греться твоей кровью
И на ступеньках в винный погребок.
Господь над телом колдовал
Великим замыслом согретый,
Господь над телом колдовал:
Его лепил он, как котлеты,
И, как колбасы, начинял.
Искре божественной внимая,
Он ведал таинство души
И, важность формы признавая,
Не знал, как оную найти.
«Душа! Как много в этом смысла…
Какую б форму ей придать?
Орех? Бутылка? Коромысло?
Икона? Нить? Кудряшек прядь?»
Советчики всегда в достатке,
Когда творишь один за всех —
Сам дьявол, скалясь вверх украдкой,
Пришел взглянуть и молвил:
«Грех… Такому сказочному телу
Не дать божественной души,
Чтобы она в нём шелестела,
Как на запруде камыши.
Чтоб свежий ветер набирала
И запасалась небом впрок…
Я думаю, душа Адама
Должна быть формой… как мешок!»
Уставший за день, без обеда,
Господь не усмотрел подвох:
«Мешок?! Занятно! А для света,
Тепла и веры он неплох!».
Души мешок удался Богу,
Прозрачной тканью воссияв.
И, жизни обретя дорогу,
Адам его с собою взял.
Но, небу душу открывая,
Не видел первый человек,
Как скверну чёрт в мешок бросает
Его бытья весь краткий век.
Так повелось: рождаясь с чистой
И непорочной душой,
Её грязним согласно списка,
Придуманного сатаной:
Шипят в клубке измены близким,
Мешки по полной наложив,
Слова большие с малым смыслом,
Гордыни мелкие ежи.
И род людской не изменится —
Смердят пороки и гроши…
…И охнет Бог и удивится,
Узрев все таинства души.
Открываю окна в душу
Открываю окна в душу:
Там темно, ни огонька…
Заглянуть во тьму я трушу
И войти – дрожит нога!
Мне казалось, не бывает
Абсолютной темноты.
Свет души не угасает,
Только меркнет до зари.
Рамы скрип немым вопросом:
Что с душой и что со мной?