Пессимизм, безнадёжность и безналичность – удел молодых.
К старости всё это сменяется светлой безысходностью.
Весёлым розовым концом.
Приятным старческим безумием.
Бесконечным желанием любви, счастья, путешествий, страстных ночей, глубоких дневных докладов.
Это всё происходит в мечтах, более сладких и менее осуществимых, чем раньше.
Это счастье, о котором уже некому рассказать.
Какая безнадёжность?
Концовка жизни вся в надеждах и ожиданиях.
Встречайте!
У него их две
Человек пишущий, чёрт бы его побрал, ведёт две жизни: действительную и воображаемую.
Обе одинаковые.
Воображаемая так же травмирует.
Вызывает те же болезни.
Причиняет столько же горя.
В действительной жизни он неопасен.
В воображаемой ранит себя и всех, кто прикос-нётся.
Две тяжёлые жизни.
Где он счастлив?
С кем он счастлив?
Как одна жизнь переходит в другую?
Где она настоящая?
Где он настоящий?
Где он счастлив?
И где он раньше уйдёт?
А. И. Райкину
Аркадий Исаакович, это непостижимо: мы снова встретились.
Ваши воспоминания, где уже есть я, и мои воспоминания, где уже есть Вы.
Чего нет в Ваших воспоминаниях – это Вас.
Как в моих не будет меня.
Человек не знает своего характера…
В воспоминаниях – «я сказал», «я подошёл», «я ответил».
Никто ж не пишет в воспоминаниях «со мной случилась истерика», «я ему денег так и не отдал», «когда все разошлись, ещё долго раздавались мои крики», «я лежал и накручивал себя, накрутил и закатил такой скандал, что осип и сорвал концерт».
Это я сказал о себе, Аркадий Исаакович.
Мне, живому, не хватает Вас, живого.
Опять не сошлись.
В Ваших воспоминаниях мне не хватает Вашего головокружительного, феерического, ошеломляющего успеха.
Публика у Вас была изумительная.
Они тогда все были здесь.
Состояние общества я бы назвал «заперто?сть» от слова «заперто?» с ударением на «о». Вот эта заперто?сть держала интеллект в состоянии полной боевой готовности.
Шепни спящему среди ночи: «к пуговицам претензии есть?» – он бормотнёт: «к пуговицам претензий нет».
Единственное, чего не понимала публика – отчего Вы вдруг Исаакович?
На это у неё тоже ушло несколько лет.
Сегодня возникла та же история с Иисусом Христом.
Вы везучий человек, Аркадий Исаакович, они все были здесь: академики, писатели, артисты.
С равной высотой лба, на намёках выросли.
Это Ваше поколение.
Они откликались на юмор, как охотники – на свист.
Мне в Вашей книге не хватает Вашей публики.