Осенний, материнский ли сезон там.
Ах, не умри – ну, сиречь, не прозрей.
О, не проклюнься столь категорично.
Твое обезналиченное лично
Тебе предвзято издали поет.
Тут все живут стремленьем плоть постичь, но
Познанье – как бы плоти антипод.
Благословенно пользованье небом
И прочим человечьим ширпотребом —
То девушкой, то знаньем, то жильем.
Благословенно выбрана Итака.
Дыши, дыши – да не сбивайся с такта,
Согласно тексту съемного контракта
Мы так-то в ливне к струям и прильнем.
«Минувший прах меж пальцев дней растерт…»
Минувший прах меж пальцев дней растерт.
Что памятует наглость в пионере?
И кипрское дерево растет,
Ничуть не пригорюнясь о Венере.
Ему – свое: туды-сюды, воды
И хвои палой, чтобы метить почву.
Как память мира вдруг ни опорочь вы —
А что, наметили оставить в ней следы? —
И вы ревнуете. Пропажа гложет всех.
Побаливает каждого нутро чуть.
Друзей моих утрат разделать под орех!
Подоблестней бы Трою раскурочить!
Ревнители киприд изобрели иприт.
О чем же гуманоид гомонит?
А жизнерадостным сподручнее быть гунну?
И я слегка оставлю этот свет.
Как наследить? Тому я дам совет,
Кому взгляну в глаза. И в них как раз и плюну[1 - Миры, что помним, здорово малы,И в Иудее тесные кулисы.Кто отмывает заново полы? —Повсюду натоптали кипарисы.].
«Безвестный птиц распорядитель…»
Безвестный птиц распорядитель,
Я концертирую в местах,
Где сад снимает влажный китель
И пахнет пылью черепах,
Где вверх подпрыгивает море,
Обозревая спецпростор,
Где пляж, безвестный априори,
Осуществляет свой простой,
Где города поют, как выйдет,
А выйдет в ливень – не поют,
А выйдут к морю – сад не виден,
Там руки заняты – жуют,
Свою прожевывают зелень
Посредством ветра, а скворцы —
Им петь – запомнили? – в грозе лень,
Таят под мышкой леденцы,
Пестро закатывают веко,
А снизу ходит человек,
И какают на человека,
И не понять, какой же век.
«Стоит жара. Повсюду нестерпимый…»
Стоит жара. Повсюду нестерпимый
Колючий свет – хоть стань и в голос вой.
Вбегаешь в сад, от пыли вытер пимы
И голову пристроил под листвой.
Так шанс лишь в ненадежном абажуре?
Но что я миру – личный терапевт?
И я ресницы, минет срок, прижмурю,
Холодным телом чуть оторопев.
Да скромненько от первого лица стой,
Ах, невидаль – какой со смертных спрос?
Уходят верования и царства,
Пиликая заученное SOS.
И что, на все решения «тубо» им?
На всех путях стираешь пимы в пыль?
Чреват любой поступок мордобоем,
Едва лишь в сердце выговоришь «пиль!»?
Не задалась вселенская охота —
В народе ли, за пазухой у нас,
И наверху нас видеть нелегко-то,
И данный зной – терпенья пересказ.
«В шубу вдет ли, растелешен…»
В шубу вдет ли, растелешен
На тропическом лугу,