– Да что ты все про козу-то врешь? – спросила Домна Павловна. – Откуда это твоя коза?
– Как откуда? – сказал Забежкин. – Коза, конечно, Домна Павловна, не моя, коза ваша, но ежели брак, хотя бы даже гражданский, и как муж, в некотором роде…
– Да ты про какую козу брендишь-то? – рассердилась Домна Павловна. – Ты что, у телеграфиста купил ее?
– Как у телеграфиста? – испугался Забежкин. – Ваша коза, Домна Павловна.
– Нету, не моя коза… Коза телеграфистова. Да ты, прохвост этакий, идол собачий, не на козу ли нацелился?
– Как же, – бормотал Забежкин, – ваша коза. Ей-богу, ваша коза, Домна Павловна.
– Да ты что, опупел? Да ты на козу рассчитывал? Я сию минуту тебя наскрозь вижу. Все твои кишки вижу…
В необыкновенном гневе встала с кровати Домна Павловна и, покрыв одеялом обильные свои плечи, вышла из комнаты. А Забежкин прилег на кровать да так и пролежал до утра не двигаясь.
8
Утром пришел к Забежкину телеграфист.
– Вот, – сказал телеграфист, не здороваясь, – Домна Павловна приказала, чтобы в двадцать четыре часа, иначе – судом и следствием.
– А я, – закричала из кухни Домна Павловна, – а я, так и передай ему, Иван Кириллыч, скотине этому, я и видеть его не желаю.
– А Домна Павловна, – сказал телеграфист, – и видеть вас не желает.
Домна Павловна кричала из кухни:
– Да посмотри, Иван Кириллыч, не прожег ли он матрац, сукин сын. Курил давеча. Был у меня один такой субчик – прожег. И перевернул, подлец, – не замечу, думает. Я у них, у подлецов, все кишки наскрозь вижу. Сволочь!..
– Извиняюсь, – сказал телеграфист Забежкину, – пересядьте на стул.
Забежкин печально пересел с кровати на стул.
– Куда же я перееду? – сказал Забежкин. – Мне и переехать-то некуда…
– Он, Домна Павловна, – говорит, – что ему и переехать некуда, – сказал телеграфист, осматривая матрац.
– А пущай, куда хочет, хоть кошке под хвост! Я в его жизнь не касаюсь.
Телеграфист Иван Кириллыч осмотрел матрац, заглянул, без всякой на то нужды, под кровать и, подмигнув Забежкину глазом, ушел.
Вечером Забежкин нагрузил тележку и выехал неизвестно куда.
А когда выезжал из ворот, то встретил агронома Пампушкина. Агроном спросил:
– Куда? Куда это вы, молодой человек?
Забежкин тихо улыбнулся и сказал:
– Так, знаете ли… прогуляться…
Ученый агроном долго смотрел ему вслед. На тележке поверх добра на синей подушке стояла одна пара сапог.
9
Так погиб Забежкин.
Когда против его фамилии значилось восемь галок, бухгалтер Иван Нажмудинович сказал:
– Шабаш. Уволен ты, Забежкин, по сокращению штатов.
Забежкин записался на биржу безработных, но работы не искал. А как жил – неизвестно.
Однажды Домна Павловна встретила его на Дерябкинском рынке. На толчке. Забежкин продавал пальто.
Был Забежкин в рваных сапогах и в бабьей кацавейке. Был он не брит, и бороденка у него росла почему-то рыжая. Узнать его было трудно!
Домна Павловна подошла к нему, потрогала пальто и спросила:
– Чего за пальто хочешь?
И вдруг узнала – это Забежкин.
Забежкин потупился и сказал:
– Возьмите так, Домна Павловна.
– Нет, – ответила Домна Павловна, хмурясь, – мне не для себя нужно. Мне Иван Кириллычу нужно. У Ивана Кириллыча пальто зимнего нету… Так я не хочу, а вот что: денег я тебе, это верно, не дам, а вот приходи – будешь обедать по праздникам.
Пальто накинула на плечи и ушла.
В воскресенье Забежкин пришел. Обедать ему дали на кухне. Забежкин конфузился, подбирал грязные ноги под стул, качал головой и ел молча.
– Ну, как, брат Забежкин? – спросил телеграфист.
– Ничего-с, Иван Кириллыч, терплю, – сказал Забежкин.
– Ну, терпи, терпи. Русскому человеку невозможно, чтобы не терпеть. Терпи, брат Забежкин.
Забежкин съел обед и хлеб спрятал в карман.
– А я-то думал, – сказал телеграфист, смеясь и подмигивая, – я-то, Домна Павловна, думал – чего это он, сукин сын, икру передо мной мечет? А он вот куда сети закинул – коза.
Когда Забежкин уходил, Домна Павловна спросила тихо:
– Ну, а сознайся, соврал ведь ты насчет глаз вообще?
– Соврал, Домна Павловна, соврал, – сказал Забежкин, вздыхая.