Дорогая Альма

– Да, – кивнул Пирогов. – Фрау Сэтерлэнд привезла меня, – он указал взглядом на Маренн, – чтобы я предупредил вас. Иначе мне до вас и не добраться было бы. Собирайте все самое ценное, документы главное, съестные припасы – и туда. Варвара Ильинична, – он обратился к девушке, – сможете ли вы идти сами? Микола вас нести не сможет, старый он. Если нет, я останусь, помогу вам.

– Я смогу, – ответила Варя решительно. – Лекарства у меня есть, вот фрау прислала с мальчиком. – Она взглянула на Маренн в замешательстве. – Я себе обезболивающий укол сделаю и Графу тоже. Мы дойдем. Спасибо вам. – Голос девушки дрогнул. – Не знаю, кто вы на самом деле. Но за Графа, за Неллу спасибо…

– С Неллой пока придется повременить, Варенька. – Пирогов покачал головой. – Не до того сейчас, чтобы возить ее. Как все утихнет, поглядим. Уж поймите правильно…

– Иван Петрович, миленький. – Варвара схватила его за руку. – Я же не против. Если мальчик ваш Юра так к Нелле привязался и ей с вами хорошо будет, так пусть она остается… Я не возражаю. Я видела в окно, как он там, за деревьями, сидел плакал…

– Ну, решим, решим. Спасибо, Варвара Ильинична. – Пирогов ободряюще пожал руку девушки. – Сейчас о другом думать надо. Все, собирайтесь. – Он встал. – И чтоб к утру вас в доме не было. А нам ехать надо. Фрау из Берлина важного звонка ждет. Это всех нас касается.

– Ох, поклон вам до земли, благодетельница наша. – Пелагея всплеснула руками и вдруг остановилась, лицо ее помрачнело. – А что ж, другие-то, Микола, не спасутся? Таки никто-никто?

– А я почем знаю… – Тот беспомощно потер виски. – А що сдилаешь-то?

– За Наталкой сбегаю я, – решила вдруг Пелагея. – Она одна-одинешенька здесь живет, на краю деревни. Некому о ней позаботиться.

– Погоди, – остановил ее лесник. – Что скажешь, Иван Петрович? – спросил он Пирогова. – За Наталкой бежать собралась. Боится за нее.

– Да как же не бояться?! – воскликнула Пелагея. – В партию ихнюю вступила она. У нее партбилет. И в деревне про то знают. Выдадут.

– Как – в партию вступила? – Микола аж побелел. – А мне почем ничего не сказывали? Когда это?

– Да знаю, что ты терпеть их не можешь, ругаться станешь! – Пелагея махнула рукой. – Ну, утаила я. А то как бы она на почте главной стала бы? А ей как жить-то? Хозяйство она не тянет. А так служба, паек. Все не голодная.

– Ну, Пелагея… Ну, душенька… – Микола развел руками. – Ну, удивила. Не знаю, що и сказати.

– Фрау Сэтерлэнд, – Пирогов подошел к Маренн, – не получается уйти сразу. Вот за Наталкой той, дочкой Азара бежать собрались. Оказывается, она в партию большевиков вступила. Чтобы на почте работать.

– А далеко ли живет эта Наталья? – поинтересовалась Маренн. – Времени-то мало у нас, Иван. Да и лишней огласки не нужно. Мало ли увидит кто.

– Живет-то Наталья на краю деревни: если с огорода зайти, то никто не заметит, – ответил Пирогов. – Но бежать через весь лес… А что в лесу-то том? Или кто?

– Это опасно. – Маренн покачала головой, раздумывая. – В лесу и с красноармейцами встретиться можно, и со зверем диким. Да и просто заблудиться. Как вы пойдете ночью? – спросила она Пелагею. – Фонарь использовать нельзя. Заметят, поймают. Всех подведете.

– Но Наталка как же, ох господи, убьют же ее! – заголосила Пелагея, когда Пирогов перевел ей слова Маренн.

– Лучше забрать ее, конечно, – тихо сказал Пирогов по-немецки. – Раз она член партии и в деревне знают об этом, ее выдадут, я не сомневаюсь. Кроме того, что просто очень жалко ее. Отец умер, брат погиб, одна-одинешенька мается. Так кроме того, все-таки слабая женщина. Вдруг не выдержит и дорогу к хижине покажет?

– Ты, Иван, слухай, так решим. – Микола, помолчав, положил Пирогову руку на плечо. – Наталку бросать все же негоже. Злой мужик был ее отец, но она-то сама в том не виновата. Не чужая она нам. И кроме нас с Пелагеей, позаботиться о ний никому. Я с Варварою сейчас же к озеру пойду, – продолжал он. – И в ту хижину переправлю их. А ты, – он повернулся к жене, – ступай к Наталке, но чтоб тихо, как кошка. Чтоб ни одна душа не заподозрила тебя. Помнишь наше место на озерке, где от твоего батьки прятались по молодости? – В выцветших глазах промелькнула улыбка. – У черного камня. Вот туда с Наталкой приходите. Там ждать буду.

– Ой, Микола! – Пелагея, всхлипнув, обняла его за шею. – Недарма полюбила тебя. Хлопец видный был, и чиловик хороший.

– Собирайся скоро. – Лесник, расчувствовавшись, чмокнул ее в лоб. – Время дорого. Вот и посмотрим, как ты место свиданий наших разыщешь. Не забыла ли?

– Уж не сомнивайся! И з закритими очами найду!

Пелагея кинулась за печку, схватила цветастый платок, закуталась в него. Быстро перекрестилась перед иконой. Затем, сунув руку за лавку, вытащила сверток со обрывками знамени и документами, сунула Варе:

– Вот, возьми.

– Как к болоту пойдете, на мисяц гляди, – наставлял ее Микола. – Щоб рога его оба всегда перед тобой били.

– Добре, добре, – проговорила Пелагея. – Уж не знаю, как и благодарить вас, пани доктур. – Она поклонилась Маренн. – Ратуете за нас, сирых.

– Время не теряй! – прикрикнул на нее лесник. – Так и до полудня не управимся. Прямо туточки нехристей и дождемся.

– Бегу, бегу. – Шаркая башмаками, надетыми на босу ногу, Пелагея заспешила к двери. Раух посторонился, пропуская ее.

– Давай-ка, девонька, одевайся. – Микола передал Варе салоп, который накануне надевала Маренн. – Повирх рубахи-то. Холодно ночью-то. А сам-то, Иван, что о себе думаешь? – спросил он, помогая Варе просунуть руки в рукава. – Назад вернешься? Не боишься, что и тебя тронут?

– Мне бояться нечего, Микола, – пожил, – Пирогов вздохнул. – За Юру волнуюсь, верно. Но вот на фрау Сэтерлэнд вся надежда. – Он повернулся к Маренн. – Уж в своем-то госпитале рыскать они не станут? Каратели ведь не будут госпиталь обыскивать? – спросил он Маренн по-немецки. – Я о Юре, фрау…

– Нет, это исключено, – ответила она. – Давайте помогу, иначе кровотечение может начаться, рана еще неплотно затянулась. – Она подошла к Миколе, наклонилась, придерживая руку девушки, пока Микола натягивал на нее рукав салопа. Было заметно, что Варя вначале инстинктивно отпрянула, но потом взяла себя в руки, знаком приказав Графу молчать. – У них нет таких полномочий – обыскивать немецкие госпитали, тем более с тяжелоранеными. Это не входит в задачи исполнительных команд, они работают исключительно с местным населением. Если поступают сообщения, что в госпитале что-то неладно, этим будет заниматься служба СД при местной комендатуре. Впрочем, даже если Олендорфу и придет в голову что-то подобное, я ему не позволю, конечно. Вот так вот, хорошо. – Она ободряюще положила Варе руку на плечо. – Так что за Юру не беспокойтесь, Иван Петрович, – заключила она. – Во всяком случае, сейчас, – и попросила Варю: – А теперь я сделаю укол…

– Я сама! – вскрикнула Варя. – Я сама.

– Нет уж, позвольте мне, – настойчиво произнесла Маренн. – Раз уж я здесь, согласитесь, это будет надежнее. И быстрее.

– Варя, это правда, – поддержал ее Пирогов. Варя промолчала. Маренн набрала лекарство в шприц, сделала укол. Затем, сменив иглу, снова набрала лекарство. – Попробуйте встать. Опирайтесь на меня, не бойтесь. Очень больно?

– Нет, совсем не больно, – негромко откликнулась Варя, пальцы ее дрожали от слабости.

– Сможете идти? Попробуйте, – попросила Маренн. – Держитесь за меня.

– Да, кажется, могу. – Варя сделала несколько шагов по комнате.

– Очень хорошо. – Маренн кивнула. – Сначала, конечно, трудно, но лекарство будет действовать сильнее, так что сможете идти быстрее, – заключила она. – Теперь сделайте укол собаке. – Она передала Варе наполненный шприц. – Иван, где корзина со щенками?

– Вот туточки. – Микола поставил перед ней большую плетеную торбу с привязанной к ней веревкой. – Я сюды переложил, за спиной понесу, – он показал на веревку, привязанную по краям. – Таки легче будет. Ведь еще Варвару вести. И припасы съестные, что были… Все вместе.

– Правильно, – согласилась Маренн. – Вот еще туда лекарства и бинты положите, я привезла дополнительно. – Она достала из саквояжа медицинский пакет и передала Миколе. – Вы готовы, Варя?

– Да, – кивнула та решительно. – Только вот за документы боюсь, как бы не потерять, карманы у салопа дырявые.

– Так Пелагея уж давно не носить его, сейчас веревку дам, – спохватился Микола. – Обмотаем вокруг тебя покрепче, ничего не станется. Штопать некогда ноне.

– Аккуратно, не повредите рану, – предупредила Маренн. – Вот сюда, под бинты, давайте закреплю. – Она наклонилась к девушке. – Ничего не бойтесь, – успокаивающе провела рукой по ее спутанным волосам. – Надеюсь, на островок они не пойдут. А если даже и появится такая мысль, я им не позволю. Во всяком случае, постараюсь…

– Не могу понять: почему вы нам помогаете? – Светлые глаза Вари смотрели на Маренн с благодарностью и недоумением. – На вас этот мундир. – Она коснулась пальцем блестящих букв СС на рукаве мундира Маренн. – И вижу, звание у вас высокое. Я на немцев насмотрелась за этот месяц. Ничего от них, кроме горя, не жди.

– Так людев-то много, люди ризные, – ответил за Маренн Микола. – И в Неметчине ихней ризные. Что дивиться-то? Фашист этот тама без году неделя как обосновался, а страна и до него жила, и люди осталися. А типерь куды им деваться-то? Хочешь не хочешь, а горбатиться на него заставить. Особливо с образованием хто.

– Да и верно. – Маренн грустно улыбнулась. – Ваши товарищи, Варя, погибли за Родину, потому что она у них одна. Но и у меня другой родины нет, кроме Австрии, а она сейчас – часть рейха. А ничего сделать, чтобы по-другому было, пока нельзя. Слишком много людей поддерживает Гитлера. Но это изменится, я уверена. Так что приходится делать малые дела, чтобы когда-нибудь совершились большие. Люди заблуждаются часто и довольно долго, но чем дольше заблуждаются, тем горше за это платят. Но мать у меня француженка, и родилась я во Франции, и долго жила там, с самого детства. Так что неправды я вам не сказала.