Мышеловка для полковника

Она обратилась к молодому афганцу:

– Вы свободны сегодня, лейтенант? У вас нет никаких срочных поручений?

– Я буду рад помочь вам, мэм, – ответил тот с готовностью.

– Вот и отлично, вот и договорились, – обрадовалась Джин.

– А меня вы не приглашаете? – осведомился полковник Харрис. – Я тоже люблю смотреть про приключения Фродо и его друзей. Во всяком случае, это помогает отвлечься, а иногда даже обрести новые силы.

– Мы будем только рады, полковник, – ответила Джин с улыбкой. – Так что до просмотра, дорогая Айша.

Мертвенно-бледное лицо девушки слегка порозовело, а глаза блестели уже не слезами, а радостью.

– Встречаемся здесь через три часа. Вы пригласите Кейт, полковник? – спросила Джин у Харриса. – Я буду рада с ней познакомиться.

– Конечно, – подтвердил тот. – Я видел ее, она вернулась из рейда и сейчас отдыхает. Так что, уверен, она с удовольствием составит нам компанию.

– Отлично, договорились.

– С разными случаями приходится сталкиваться, мэм, чуть не по дюжине на дню.

Коренастая чернокожая Кейт Стролл с множеством косичек, завязанных узлом на затылке, пожала плечами.

– Я на их женщин поражаюсь, честно. Обвешаются тряпками, подойдешь – прячутся, шарахаются, как от заразы. Запуганные все, грязные, неопрятные. Без разрешения мужа даже пальцем не смеют пошевелить. Наркоманок много, ответ один – муж приучил. Сам опиум курит и меня заставил. Мы, конечно, стараемся держаться в рамках, мэм, проводим беседы, но, честно скажу, мне их не понять. Моя прапрабабка была рабыней в Миссисипи, тринадцатая в семье, хозяин продал ее соседу за четыреста семьдесят долларов, у нас в семье до сих пор бумага, подписанная им, хранится, на память, так сказать. Да что там, я слышала, что и у супруги нашего президента, госпожи Мишель Обама, тоже предки были рабы.

– Да, они работали на хлопковой плантации, – подтвердила Джин. – Это верно.

– Вот-вот. Я как узнала, сразу решила, что буду за нее голосовать. И на прошлых выборах, и вот теперь, на нынешних, в ноябре. Такие же мы безграмотные были, забитые, но смогли же пробиться. Боролись за свои права. Я вот офицерское звание получила, в выпуске третья по списку, верите, мэм? И у меня под началом люди, я несу за них ответственность, принимаю решения. Пока второй лейтенант, но через полгода уже и на первого подавать можно, если никаких существенных провалов не будет. Я во всем равна мужчинам, отдаю им приказы и ничего особенного в этом для себя не вижу. А здешние женщины, я же чувствую, из-за паранджи своей на меня смотрят, между собой перешептываются, мол, гляди, она во все мужское одета и мужчинами командует, а главное, они слушаются ее, вот невидаль.

Кейт улыбнулась.

– Нас обязали проводить разъяснительную работу, но я и так сама частенько разговариваю, через переводчика, конечно, очень мне интересно их понять, как можно жить в такой дикости в наше время. Есть такие курсы, я их прошла, сама попросилась, чтобы отправили, там обучают, как правильно общаться с местным населением, особенно с женщинами, готовят, так сказать, как службу спасения. В основном женщин-военнослужащих привлекают для этого, потому что с мужчинами афганки вообще отказываются разговаривать. Да и нас боятся, если честно. Не доверяют. Мы для них как марсианки какие-то, особенно я, например, – засмеялась Кейт. – Они же и слыхом не слыхивали, что на свете существуют люди с другим цветом кожи, негры, например. А тут чернокожая, с такой прической, – она тряхнула косичками, – да еще при полной экипировке. Вот невидаль!

Она вдруг посерьезнела.

– А я про вас знаю, мэм. Мне о вас капитан Боб Шлихт говорил, он из морской пехоты, над саперами у нас главный. Рассказывал, что вы ему ногу спасли в Эль-Куте, по кускам собрали, когда он разминирование неудачно провел и уже на тот свет собирался. Вообще, как я слышала, если к вам попасть – ничего не страшно, вы кого хочешь вылечите, как бы его ни потрепало, никто у вас не умрет.

– Ну, это уж преувеличение, – Джин покачала головой, – врачи не всесильны, не боги, но я стараюсь, конечно.

«Вот и дожила», – подумала она.

– Так про бабушку мою говорили, – добавила вслух. – Во время Второй мировой войны, кто к ней попал с ранением, тот всегда живым останется. А теперь обо мне пошла такая слава. Но с большим авансом. Мне и до бабушки далеко, не то что до Господа Бога.

– Вы ведь и этой женщине, Айше, тоже поможете? – с надеждой спросила Кейт. – Многое приходится видеть на патрулировании, но такое в первый раз. До чего же можно довести человека, до какого отчаяния. Мало того, что морально издевались, так еще и лицо изуродовали ей. И заступиться некому. Отец не отец, отдал дочь мужу, уже никаких прав не имеешь. Да и что он может-то?

– Да, мы обязательно поможем ей, – уверенно ответила Джин. – С ожогами на ногах доктор Харрис и до моего приезда справился, состояние ее уже значительно лучше. А что касается лица – в Штатах в специальной клинике ей сделают пластическую операцию, поставят протез, она снова будет красавицей, а оплатят все из благотворительного фонда.

Кейт пристукнула пальцами по колену.

– Я так рада, мэм, правда. Вот спрашиваешь себя иногда, и для чего мы здесь, ну, понятно, что для борьбы с талибами, а им-то, местным, надо ли, чтобы мы им свою цивилизацию несли, к нашим правилам жизни приучали, может, им вот так вот, по-животному, жить-то и лучше. Не часто такие мысли приходят, – призналась она. – Но иногда насмотришься всякого, устанешь, волей-неволей задумаешься. Но после случая с Айшой у меня никаких сомнений не осталось. Мы здесь нужны, и показывать им, как жить по-человечески, нужно. Законы человеческие им прививать, а все их зверские привычки пресекать, пусть будут недовольны, зато их дети нам спасибо скажут. Как вы думаете, это правильно, мэм?

– Правильно, – подтвердила Джин. – Долг цивилизованных народов – распространять цивилизацию на отсталые закоулки мира. При этом, конечно, не ущемляя тех традиций в местных обществах, которые идут народу на благо. Но такие вещи, как людоедство, истязание женщин и детей, надо искоренять безжалостно. Позволять такое мы просто не в праве, даже если ради этого приходится нарушить суверенитет страны.

Они вышли на улицу.

– А вообще трудно приходится? – спросила Джин у Кейт. – Ведь женщине все-таки тяжелее, и физически, и морально.

– Трудно не среди своих, – ответила Кейт, – среди своих что? Все привычно, и закон на моей стороне, и устав, и руководство. С местными – другое дело. И это не только меня касается, командиров-мужчин тоже. У них еще почаще моего нервы отказывают. И помощь психолога требуется. Здесь даже не то что в Ираке, там хоть какая-то цивилизация была, дома многоэтажные, инфраструктура. А тут – голая пустыня, горы, среди них деревни разбросаны. Там все старейшины решают. А им верить нельзя. Никому из местных верить нельзя – вот это сложнее всего. И непонятнее. Вот нас часто капитану Шлихту в усиление дают, а у него главная задача – разминировать СВУ, самодельные мины, так сказать. Их везде понатыкано видимо-невидимо. Сделать такую мину – раз плюнуть даже самому неграмотному. Любую банку набей селитрой и алюминиевой пудрой, добавь пластида, а можно и чего попроще, провода вообще от автомобиля можно взять. Состряпал все это, подсоединил – спрячь под кустик, вот тебе и сюрприз готов. А заметить такую штуку очень непросто. Подрываются на них и местные, и наши, конечно, тоже. Но я вот не понимаю всех этих старейшин – знают, что подозрительные люди вокруг деревни вертелись, скорее всего, мины оставили, а будут говорить, что ничего не видели и не знают, все спокойно. Мы подорвемся – им радость, но ведь и их же односельчане подрываются, дети очень часто, на куски разрывает, сколько случаев таких было, но все равно молчат, ни гу-гу. Лучше подрываться будут и людей гробить. А им что, у них женщины каждый год рожают, пока могут, и плевать, что в тридцать лет уже старухи, а в сорок с небольшим к Аллаху отправляются. Девочек уже с десяти лет начинают сексуально использовать. Так что особо им волноваться нечего. Как у всех дикарей – родился, умер, невелико событие. Старейшинам верить нельзя, – повторила Кейт. – Им даже афганские переводчики не верят, вот спросите того же Дустума. Ему с нашими парнями проще, чем со своими соотечественниками.

Она грустно улыбнулась.

– Так что, когда с базы выезжаешь, никогда не знаешь наверняка, вернешься ли назад сам или тебя доставит санитарный вертолет, вот сюда, в медицинский блок к доктору Харрису. И тебе отрежут ноги, а не исключено, и руки, такое тоже бывало, что всех четырех конечностей лишались, а дальше тебе путь в Германию, на реабилитацию, и в другую, пугающую, непонятную жизнь инвалида.

Она вздохнула.

– Но об этом стараешься не думать, конечно. Надеешься на лучшее. Я даже на богослужение не хожу, – призналась она и тут же пошутила: – Только моей маме не говорите, если ее случайно встретите, мэм. Она мне такого не спустит. А вообще, когда трудно, не могу заснуть, всякие мысли дурные в голову лезут, я звоню своему парню, он сейчас на базе в Колорадо-Спрингз служит, тоже здесь в командировке был в прошлом году; или родителям и сестрам. У меня четыре сестры, мэм. И ни одного братика. У нас только отец, единственный мужчина в семье. Так получилось. А вообще мне недавно благодарность объявили, – добавила она с гордостью. – Полковник Майкл Фостер приезжал и зачитывал приказ. Перед строем, было очень приятно…

– Майкл Фостер? – Джин вздрогнула и остановилась. – Он здесь, в Афганистане? Я не знала.

Кейт удивилась.

– Вы с ним знакомы? О, на меня он произвел большое впечатление. Он такой, – она закинула голову и прищелкнула языком, – в общем, когда на него смотришь, гордишься, что ты родился в Америке и имеешь отношение к этой армии, что ты – часть ее. И армии, и этой страны. От него сила исходит, уверенность, победа, мэм. Я не знаю, как это сказать…

– Это сказал за тебя режиссер Коппола, – мягко произнесла Джин. – Устами подполковника Билла Килгора в фильме «Апокалипсис сегодня», в том фильме, который помог Америке снова обрести себя и поверить в свои силы после неудачи во Вьетнаме. Помнишь, «люблю запах напалма по утрам. Однажды мы несколько суток кряду бомбили высоту, и когда я поднялся туда, – говорит Килгор, – там был такой запах, запах победы». Это любимый фильм Майкла, он смотрел его с юных лет, знал наизусть каждую фразу, и теперь сам стал Килгором, – она улыбнулась. – Поднялся на высоту, где витает тот самый запах, запах победы.

– Вы так хорошо знаете полковника Фостера? – в голосе Кейт Джин услышала недоумение.

– Еще бы, это же мой собственный муж, – Джин рассмеялась. – Правда, уже бывший, фактически мы развелись. Но, кстати, формальности еще выполнены не до конца, и в официальных списках я до сих пор числюсь как Джин Фостер-Роджерс.

– О, жаль, что вы расстались, – Кейт покачала головой, – мне кажется, вы очень подходите друг другу. Вы оба такие, ну, на кого… на кого хочется походить во всем.

– Это хорошо выглядит со стороны, – ответила Джин. – Когда живешь рядом, излишняя яркость только мешает. Ослепляет, если можно так выразиться. К тому же у меня слишком много обязанностей. Майклу захотелось жизни попроще, поспокойнее.

– Он мне сказал, что его жена служит в медицинском корпусе, она врач, но я никак не могла подумать, что это вы, – сказала Кейт.

– Он это сказал недавно? – Джин искренне удивилась.

– Да, мы несколько минут поговорили после награждения, он расспрашивал меня о семье, о трудностях здесь. Я сказала, что у меня есть парень и что его направили в Колорадо-Спрингз. Полковник ответил, что эта база ему знакома и хорошо, когда будущих супругов объединяют не только личные, семейные, но и служебные интересы. Вот и добавил про жену, я еще подумала тогда, кто она, кому так повезло, такой красавец и такой герой ее муж. Не могла представить, что всего через пару недель познакомлюсь с вами.

– Я бы вам советовала, Кейт, – заметила Джин серьезно, – не очень-то доверять рассуждениям полковника Фостера, несмотря на все его заслуги. У него все это только теоретически, или даже практически, но для друзей, для знакомых, а не тогда, когда дело касается его самого. Для себя он как раз хотел бы противоположного. Хотя не знаю, – она пожала плечами. – Может быть, я недостаточно понимала его, ошибалась. Это тоже не исключается. Во всяком случае, в том, что мы расстались, виноват не Майкл и не его представления о семейной жизни. Виновата я, я изменила ему и не сочла возможным скрывать это. А он не счел возможным эту измену простить. Собственно, это и послужило причиной развода. Я и сама не ожидала, что мы когда-нибудь расстанемся.

– Вы изменили? – Кейт не поверила своим ушам. – Ему?

– Да, я, – подтвердила Джин. – И странно, что он до сих пор считает меня своей женой. Меня это даже несколько смущает.

– Полковник Фостер сказал мне, что он еще остается в Афганистане, – сообщила осторожно Кейт. – Что я могу обращаться к нему, если возникнут трудности.

– Вы намекаете, что я могу с ним встретиться? – догадалась Джин. – Вы правы, Кейт, я обязательно позвоню ему. Вместо вас. Он будет удивлен, я уверена. Так мы увидимся вечером? На просмотре кинофильма?