Охотница за жемчугом

Однако именно мать могла запретить Кай нырять в одиночку. Поэтому ей пришлось проглотить свою гордость и играть по правилам, и вот ее день настал. Почему же отец так долго собирается? Кай устала ждать – выпрыгнула из лодки и добежала до дома. Сунув голову в окно, она увидела, как отец надевает свою широкую соломенную шляпу. Она была ему маловата – к концу дня на лбу у него оставался красный след. Тем не менее он упрямо продолжал носить эту шляпу и говорил, что она помогает ему не заснуть – именно потому, что тугая.

– Папа, давай же! – поторопила его Кай. – Пора уже!

– Спешу-спешу! – Он широко улыбнулся, обнажив ряд ровных зубов. – Пока все моллюски не разбежались!

– Пока мама не передумала, – мрачно протянула Кай.

Отец потрепал ее по голове грубой рукой.

– Полегче с ней, – попросил он. – Она ведь просто хочет защитить тебя.

– Мы ведь не знаем наверняка, из-за чего именно погибла Хамако… – проворчала Кай.

Хамако всегда выныривала с двумя ракушками в каждой руке, да еще и умудрялась заткнуть одну за пояс.

Отец вздохнул.

– Когда случается что-то ужасное, мы пытаемся найти этому объяснение. Ищем причину. Что-то, что сможем обвинить. Чтобы пережить это, – ответил он. – Если твоей матери от этого легче, то что же здесь плохого? Ведь оттого, достанешь ты одного моллюска или четырех, не зависит судьба Хейвадайской империи.

Кай кивнула и направилась к лодке, не поднимая глаз от земли. Ей стоило быть тактичнее. Как сестра. Кай заняла свое место, и отец оттолкнул лодку от берега, а потом запрыгнул в нее и подошел к передним скамьям, задев ногой локоть дочери. Отец любил шутить, что боги слепили его из всякого ненужного хлама: верхняя часть его туловища была мощной, как у вола, а ножки – тонкими, как бамбуковые палочки. Он был самым быстрым гребцом среди всех жителей рыбацких деревень этой части Свежего моря. Каждый год на летнем фестивале в честь морских богов он выигрывал соревнования. Но даже несмотря на это, обитатели деревни считали его недостойным, ведь он был женат на ныряльщице за жемчугом. А отец шутил, что уж лучше быть недостойным человеком, чем обезьяньей задницей.

Лодка неслась к горизонту, и морской бриз щекотал кожу на бедрах Кай. Она чуть поежилась и приподняла плечи в попытке согреться. Живот скрутило, по коже разбежались нервные мурашки. Она подняла взгляд на Киши, ища утешения, но сестра смотрела на море. У нее был такой же мечтательный вид, как когда она разучивала танец синих волн для фестиваля. Или когда раскладывала свою коллекцию ракушек по цвету и размеру. Но почему? О чем она думала? О сыне деревенского старосты? Кай не понимала, что сестра вообще в нем нашла.

Вот бы все снова стало так, как прежде, когда они были детьми. Кай не нравилось, как меняется ее тело. Не нравилось, как стали выдаваться под костюмом ныряльщицы грудь и бедра. Не нравилось, что деревенская сваха начала наведываться в семьи, где были девочки их возраста. Но больше всего ей не нравилось, что Киши предпочитала хихикать и шептаться с сыном деревенского старосты, а не со своей сестрой. Она хотела вернуть те ленивые деньки на пляже, когда они играли ракушками, словно куклами, строили маленькие домики из прибитых к берегу веток и давали своим игрушкам дурацкие, чересчур банальные имена – вроде Пятнышка или Полосочки. Если они ссорились, мама и Хамако разводили их в стороны. Киши помогала маме готовить, а Кай с тетей убирались в саду. Однако через пару минут они уже начинали подавать друг дружке сигналы руками, а еще через пару ускользали из дома, чтобы проследить за лежавшим в гамаке отцом: они представляли, что он страшный великан, и каждый раз, когда он на них смотрел, хватались друг за друга, визжали и смеялись.

Теперь же они ссорились все чаще, а мирились все реже. Кай не понимала почему.

Отец перестал грести, и мама открыла свою сумку. Она поднялась, держа в руках белый с фиолетовыми отметками шарф ныряльщицы, свернутый в аккуратный треугольник.

– О могучие морские боги, – начала она. – Смиренно представляю вам свою дочь Кай, что продолжит традиции нашей семьи и станет ныряльщицей за жемчугом. Мы благодарим вас за защиту и щедрость.

В горле у Кай встал комок. Она склонила голову и приняла из рук матери шарф.

– Я принимаю эту честь и благодарю Бэндзайтен, – проговорила она, упомянув морскую богиню, которой поклонялись ныряльщицы.

Кай повязала шарф на голову – узел лег на шею – и сбросила куртку. Киши передала ей корзину для сбора моллюсков и закрепила на поясе перевязь. Кай прижала корзину к груди и встала на край лодки. Нырять на рассвете тяжелее всего. Море в это время кажется странным, почти живым. По волнам разливался желтый и розовый свет, и Кай казалось, что она спит. Какой-то частичкой своей души она боялась, что, нырнув, потеряется в этих безумных завихрениях. Навсегда.

Обычно Кай ныряла, как мать: поворачивалась спиной к морю и падала. Иногда она следовала примеру Киши: прыгала боком, оттолкнувшись ногами. Сегодня она решила войти в море, как Хамако, – глядя прямо перед собой. Кай выбросила вперед корзинку и прыгнула в воду, прижав руки к бокам и вытянув ноги, – тонкая, словно палочка для еды.

Ледяной холод быстро сменился знакомым спокойствием: под Кай разверзлась прохладная, мутноватая синева. Она вынырнула, подплыла к корзинке и сделала глубокий медленный вдох. Ее легкие распахнулись так широко, что ей показалось, будто они вот-вот вырвутся из ее груди. Кай погрузилась в бездну.

Она сделала несколько гребков руками, чтобы разогреть мышцы. Кай думала, что без матери под водой ей станет одиноко, но этого не произошло. Мимо нее проскользнула стайка мелких рыбешек. Серебристые рыбки словно посылали ей десятки воздушных поцелуев. Кай коснулась дна и пошарила руками по камням, вспугнув сердитую камбалу.

Нащупав темно-синий овал, она достала из пояса с инструментами половинку раковины и опустила ее на камни радужной стороной вверх, отметив таким образом нужное место. Затем Кай взяла нож Хамако и принялась отковыривать моллюска. Закончив, она распрямилась и стала подниматься на поверхность, ориентируясь на темный круг колыхающейся на волнах корзины. У самой поверхности она задержалась и медленно выдохнула, поднимая голову над водой. Свободной рукой Кай утерла глаза и закинула моллюска в корзину. Со стороны лодки раздались хлопки. Кай прижала корзину к груди и растянула губы в улыбке. Теперь она на самом деле стала ныряльщицей.

Киши и мама тоже прыгнули в воду, отплыв от лодки со своими корзинами, – образовался треугольник. Они принялись за работу, ныряя в самую глубину. На третьем нырке Киши показала сестре четыре пальца – значит, выловила уже четырех моллюсков. Не будь Кай под водой, она бы ахнула. Киши решила посоревноваться! Пусть Кай умела дольше задерживать дыхание, но Киши быстрее плавала. Ей не стоило принимать вызов – это уколет Киши сильнее, чем проигрыш. Но Кай любила соревнования. Ей хотелось обогнать Киши. Хотелось утереть ей нос. И вовсе не из-за истории с тетиным ножом, а за то, что сестра тогда сошла с тропы с сыном деревенского старосты.

Чтобы победить, Кай придется либо ускориться, либо набирать больше моллюсков за раз. Если родители заметят это, ее будет ждать неплохая взбучка, да и утреннюю вылазку наверняка отменят. Она решила не отставать от Киши – насколько это возможно, – а на последнем нырке захватить с собой как можно больше моллюсков. Так и победит!

Сестры продолжали нырять, показывая друг другу пальцы. Когда Кай насчитала девятнадцать, у Киши набрался уже двадцать один. Мышцы Кай обмякли, словно переваренная лапша. Воды становились все более неспокойными – отец наверняка скоро позовет их обратно в лодку.

Кай рванула на себя моллюска, не рассчитав сил, и он выпал из ее рук прямо на клочок тонких водорослей. Пока Кай искала его, Киши распрямила плечи, прогнулась и начала подниматься на поверхность. Она дважды подняла указательный и средний пальцы. Двадцать два. У Кай не оставалось времени. Всякий раз, когда она мысленно себя ругала, в голове ее раздавался голос тети: «Возьми другую. Не теряй времени». Кай подняла взгляд – мама толкает свою корзинку к лодке. На сегодня это всё. Кай метнулась туда, где утром нашла первого моллюска и схватила четыре штуки, по два в каждую руку. Легкие горели. Кай оттолкнулась от дна и стала подниматься к поверхности. Когда она вынырнула, Киши встретила ее победоносной улыбкой. Кай закинула в корзинку четырех моллюсков, они громко клацнули.

– Двадцать три, – произнесла она.

Улыбка Киши потускнела. Мама поднялась в лодке, уперев руки в бока.

– Кай, – сказала она. – Поверить не могу. Как мне тебе доверять?

Отец вооружился бамбуковой палкой, которой обычно помогал им забраться в лодку. Но прежде, чем палка дотянулась до них, Киши вдруг сделала глубокий вдох и исчезла под водой. Она следовала правилам: для победы ей нужно было достать лишь одного моллюска. Но Кай все еще могла ее обогнать.

– Киши, Кай! – закричала мама. – А ну вернитесь!..

Кай нырнула, не услышав конец ее тирады. Она понеслась ко дну – руки ее дрожали от усталости. Киши уже добралась до низа, и ее черные волосы развевались у нее за спиной, словно шарф. Кай видела, как мелькали впереди ее ступни. Киши пошарила слева, а потом справа, но ничего не нашла. Кай ускорилась. Она почти добралась до дна, как вдруг ее накрыло холодной волной, и песок под ее ногами потемнел. Она подняла взгляд. Что бы над ней ни проплыло, оно было огромным. Когда тень исчезла, Кай поспешила к лодке.

– Там что-то есть, – выдохнула она. – Что-то большое.

Корзина Киши покачнулась и понеслась по волнам. Сердце Кай забилось где-то в области горла. Отец сбросил куртку и нырнул в море.

– Кай, возвращайся в лодку! – прокричала мама, вытянув бамбуковый шест.

Но Кай обязана была помочь сестре. Она отвязала от пояса веревку и последовала за отцом. Тот уже преодолел две трети пути – он держал оторванный конец привязи Киши и отчаянно кружил в воде, пытаясь найти ее. Внутри у Кай все похолодело. В ушах раздался звон.

Нет, этого не может быть. Нет, нет, нет. Киши не могла исчезнуть!

Ее снова накрыло холодным течением. Между Кай и ее отцом появился огромный мертвенно-белый коготь – нет, гигантский клюв… Или… Нет, скелет кита! Но мертвые киты не плавают, тем более с такой скоростью! Вдруг Кай увидела Киши – та оказалась заперта в китовой грудной клетке и отчаянно била кулаками. Кай подплыла к ней, не думая об опасности. Она протянула к сестре руку и наткнулась пальцами на гладкую кожу. И тогда Кай вспомнила свой сон – призрачная стена. На мгновение они словно превратились в зеркальные отражения друг друга – нос к носу, рука к руке. Кай поняла, что во сне Киши предупреждала ее вовсе не о «призрачной стене». Она предупреждала ее о ките: «Держись подальше от призрачного кита».

Хамако рассказывала им историю о бакэ-кудзире, призрачном ките, тысячи раз. Как она могла о нем забыть? Кай достала нож, из-за которого они с Киши поссорились, и ударила им по невидимой коже. Затупленное лезвие скрипнуло и соскользнуло. Тогда Кай попыталась ухватиться за кита, пока он не уплыл, – но держаться было не за что. Ей оставалось лишь смотреть, как бакэ-кудзира, дернув костяным хвостом, уносится прочь вместе с ее сестрой.

2

Кай всплыла на поверхность, тяжело дыша и отплевываясь. Отец уже забрался в лодку – с его бледного лица градом катились капли воды. Он перегнулся через край и помог Кай забраться внутрь. Мама лежала между скамьями, свернувшись в клубок. Кай отвернулась – ей невыносимо было видеть ее такой.

– Он уплыл вон туда! – Кай указала в море.

Отец направил лодку в указанную сторону, а потом повернул, следуя за тенями на пестрой воде.

И как Кай не поняла, что сон был предостережением?

Когда Хамако рассказывала о бакэ-кудзире, она зажигала во всей комнате свечи, облачалась в белую робу и вытягивала руки, изображая в этом тусклом свете кита, спасшего от ужасного шторма рыбацкое суденышко. Вместо благодарности за безопасное возвращение домой деревенский староста приказал рыбакам убить кита – ведь его мяса хватило бы на целую зиму. Рыбаки, конечно, отказались.

Когда Хамако добиралась до той части истории, в которой староста выходил на кита с гарпуном, она делала вид, что теряет сознание, и падала на пол. Накрытая своей белой робой, она лежала без движения до тех пор, пока Кай и Киши не приближались к ней на цыпочках и не поднимали ткань. Тогда Хамако вскакивала, а сестры заходились радостными криками. Хамако кружилась по комнате, изображая призрачного кита, который распугивал рыб и нападал на рыбацкие лодки. Это продолжалось до тех пор, пока жители деревни не принесли его убийцу в дар морю. Увидеть призрачного кита – к беде. Морские боги гневаются. Но Киши не заслужила наказания.

«Это я нарушаю правила, – подумала Кай. – Я – плохой близнец».

Что, если кит забрал сестру по ошибке?

Их лодка носилась по морю, казалось, целую вечность, меняя курс всякий раз, как Кай замечала вдалеке водную рябь. Когда солнце поднялось высоко в небо, глаза ее уже горели от боли, а руки отца тряслись от усталости. Мама все так же качалась, плача, – надрывный звук ее рыданий пронзал Кай, будто копье.