Сны

– Господин губернатор, мне кажется, что вы приукрашиваете то положение, в котором оказались. Лима для вас – лишь временное убежище. Ведь вам не хуже меня известно, что армия Сан-Мартина уже в каких-нибудь ста пятидесяти милях от столицы, не пройдет и месяца, как город падет. В связи с этим мне представляется возможным несколько увеличить вознаграждение как мое, так и команды в целом.

Губернатор, худощавый пожилой человек неопределенного возраста, поднялся со стула и нервно потер вспотевшие ладони друг о друга. Подойдя к окну, он пристальным взглядом окинул бухту, у причалов которой, словно насмехаясь над некогда преуспевающим портом, покачивался один-единственный корабль. Погрузка груза шла полным ходом, удивление вызывало лишь небывало мощная охрана, хотя, он слегка скривился от боли в пояснице, если знаешь о характере груза, то даже такая охрана покажется недостаточной.

– Вы знаете нашу цену, сеньор капитан, – сухо ответил он.

– Я торговец. И не являюсь вашим подданным. В предложенной вами сделке меня устраивает почти все, за исключением платы за риск. Согласен, я не испанец, и не имею неограниченного кредита доверия с вашей стороны, однако вот уже пять с лишним лет я хожу между различными портами Чили, Перу и Панамы. Не скажу, что репутация моя безупречна, редкий купец не пытается увильнуть от пошлин и налогов, но во всем остальном… – капитан сделал паузу и выжидающе посмотрел в невыразительные глаза наместника Его Католического Величества.

– Хорошо, – нехотя согласился тот после пятиминутного молчания. – Но не более полутора процентов.

Сидевший рядом с капитаном помощник, с напряжением слушавший диалог, с явным облегчением перевел дух.

– Нет, – капитан завладел золотым подсвечником и с интересом начал изучать его. – Старая вещь. Итальянская работа. Продать не желаете?

Прошло четыре дня, губернатор устало оперся об оконную раму, а я толком не только не ел, но и не спал. Четыре дня в порт Кальяо свозят привезенные со всех концов Южной Америки сокровища. Зрелище конечно потрясающее, особенно если учесть, что это не просто золото, серебро и драгоценные камни, а настоящие произведения искусства, отчеканенные и ограненные лучшими мастерами континента. Чего стоит, например, двухметровая золотая статуя Пресвятой Девы Марии с младенцем на руках – главного украшения католического храма в Лиме. А Звезда Кастилии – бриллиант чистейшей воды, который не просто редчайший по величине камень, но и символ величия Испании? А теперь представьте, как все это охранять, имея всего около двухсот человек гарнизона и город на краю бунта, да к тому же осаждаемый повстанцами. Губернатор покачал головой, пытаясь отогнать подступающий сон. Капитан Томпсон прав, не пройдет и месяца, как Лима падет, и все сокровища будут не просто потеряны для короны, они будут уничтожены ордами варваров, революция для которых – лишний и совершенно законный повод грабить и убивать.

– Какой процент вы хотите?

– Полтора процента недостаточно, согласитесь, – Томпсон продолжал крутить в руках подсвечник. – Скажем… Удвойте ваше предложение, сеньор, и я уверен, команда будет не против.

Его помощник усиленно закивал головой, соглашаясь с мнением капитана.

– Это для команды, – согласился с ним губернатор. – А лично для вас?

– Моя доля неотделима от командной, – капитан улыбнулся уголками губ. – Сверх нее мне ничего не нужно… Вот разве только этот подсвечник?

– Бога ради, – махнул рукой испанец, подумав про себя, что в скором времени от его особняка камня на камне не останется, какой уж тут подсвечник.

– В таком случае с вечерним отливом мы выходим в море, господин губернатор. – Томпсон с достоинством встал из-за стола, и его помощник тут же последовал его примеру. – Разрешите откланяться.

– Не смею вас задерживать, сеньор капитан. Боюсь только, что ваше отплытие задерживается как минимум на сутки. Окончательное решение по нашей сделке примет вице-король Перу, дон Хоакин де ла Песуэла, который должен прибыть в Лиму завтра. О, не волнуйтесь, – губернатор поднял вверх руки, заметив легкое облачко недовольства, мелькнувшее в глазах англичанина. – Я уверен, что финансовая сторона вопроса его не интересует. Его заботит лишь безопасность груза, вот почему я взял на себя смелость разместить у вас на борту двадцать стражников береговой охраны. Время, как вы сами удачно заметили, неспокойное, а ваша команда толком не вооружена. Надеюсь, у вас нет претензий ко мне?

– Что вы, как можно, – капитан учтиво поклонился. – Я всегда в полном вашем распоряжении, и верный слуга его Величества короля Испании и сеньора вице-короля Перу. Я буду у вас завтра, сразу после обеда.

…Солнечный и ужасающе душный день не спешил переходить в вечернюю прохладу, но люди этого не замечали. Во всем чувствовалась ожидание скорой осады. Большинство особняков на берегу лазурной бухты пустовали – обитатели давно их покинули, предпочтя непредсказуемость моря предсказуемой мести победителей.

– Нет, ну ты скажи, – капитан снял шляпу, превратив ее в веер, расстегивая два верхних крючка камзола, – а ведь пару дней назад чуть от холода не подохли.

– Что ты делаешь, Лис?! – внезапно взорвался его помощник, дрожащей рукой вытирая вспотевший лоб. – На кой черт тебе понадобилось дразнить этого скрягу, выпрашивая жалкие три процента прибавки от сокровищ, которые и без того уже почти наши?! Ты мог…

– Заткнись, – капитан вежливо раскланялся с патрулем.

– …просто вывести его из себя и прости прощай золото! А этот идиотский подсвечник! Он-то зачем тебе понадобился, когда в наших трюмах столько… – он внезапно налетел на капитана, который, резко развернувшись, оказался с ним лицом к лицу, и замолчал. Со стороны это было странное зрелище – раскрасневшийся здоровяк и низенький тщедушный рыжеволосый человечек.

– Я сказал «заткнись», – ледяным голосом напомнил рыжеволосый. – А скажи мне на милость, Инго, как я мог еще усыпить подозрительность испанца? Если бы сделал так, как говоришь ты, молча проглотив предложенные условия, головой ручаюсь, он бы нам не поверил. Да он и так не поверил – двадцать вооруженных до зубов солдат и нас девятнадцать, считая тебя и меня! Торгуясь с ним, я на пару дней отсрочил неизбежное – неужели ты предполагаешь, что нас завтра же выпустят в море, болван?!

– Но…

– Я сказал «заткнись», – температура вокруг них опустилась еще на несколько градусов. – При самом удачном раскладе мы будем торчать здесь до прихода кораблей охраны. Кораблей, понимаешь ты?! И только под их конвоем выйдем из бухты. А если за это время сюда заглянет хоть какая-нибудь посудина под испанским флагом, то все сокровища благополучно перекочуют из нашего трюма в ее! Даже если предположить невозможное, что не произойдет ни того, ни другого, то у пирса мы будем болтаться до тех пор, пока повстанцы не возьмут город. И тогда у нас на борту окажутся все выжившие защитники города – сколько их будет – сорок, пятьдесят?! Нет, пусть губернатор думает, что я обычный торгаш и озабочен исключительно собственной выгодой, подсвечник только лишний раз укрепил его в этом, а мы попытаемся вывернуться из петли. У нас, чтоб ты знал, времени совсем не осталось – от суток до трех. Может, оружие уже на борту?

– Лис, я…

– Меня зовут Скотт Томпсон, или капитан, или сэр. И что ты там мне ответил насчет оружия?

– Нет, я… капитан, мы не успели…

– Тогда почему я еще вижу перед собой мерзавца, который осмеливается указывать мне, что делать, не справившись с собственным поручением?! – лицо капитана внезапно побелело до такой степени, что, казалось, даже оспины разгладились.

Помощника точно ветром сдуло, с такой резвостью он сорвался с места и исчез в ближайшем переулке. Капитан еще некоторое время стоял в прежней позе с искаженным от бешенства лицом, – вот ведь человек, а?! – мысли сталкивались друг с другом, разбиваясь вдребезги, не в силах остановиться – неужели только один я способен трезво оценивать ситуацию и находить правильное решение даже там, где его, казалось бы, нет?! Он сделал пару глубоких вздохов и оглянулся по сторонам. Да, согласился он с непроизнесенным вслух вопросом, порт не похож на себя. Когда мы…полгода…точно, полгода тому назад заходили в Кальяо, это был совсем другой мир… Открытые лавки, таверны на каждом углу, веселый смех, выпивка рекой и… В тот момент не хотелось приглядываться к покосившимся хижинам и роскошным дворцам на берегу океана, тогда хотелось просто забыть обо всем, забыть кто ты и где ты, сбросить с себя, словно кожу, прошлую и предстоящую жизнь, смыть кровь свою и чужую, и напиться не до полусмерти, а до нее самой. И перед тем, как винные пары окончательно одурманят и, хотя бы на мгновение, похоронят тебя, увидеть в сгущающемся черном тумане ее насмешливый оскал и попробовать на вкус остроту ее косы… Он почувствовал, как затряслись его плечи и услышал, именно услышал, свой беззвучный смех, надо же, ты просто философ, Лис, ты удивляешь меня, правда, удивляешь – расскажи о своем чувстве прекрасного экипажам взятых тобой на абордаж судов. Извечная проблема человека, который ест мясо и упорно гонит прочь мысль о том, откуда это мясо взялось… Главное, быть в ладу с самим собой, тем более, что на всех не угодишь, он слегка поежился и продолжил путь к причалам, к тому же не о том ты думаешь, проблема твоя – это девятнадцать против двадцати и последующее бегство. Другого выхода нет, просто нет, а это значит, что предстоит бой, именно бой, по его губам проворной коброй скользнула ядовитая усмешка, а не резня. Бой жестокий, быстрый, скоротечный и тихий. Молниеносный и смертельный, потому как в живых не должно остаться никого из охраны, никаких пленных, никаких раненых, Лис вздохнул и запрокинул голову навстречу стремительно багровеющему небу.

Удивительно чистое и прозрачное, оно окрашивалось в багрянец, яркий и ослепительный у горизонта и еле различимый в ночной черноте над головой. Звезды, еще бледные и едва-едва заметные, похожие на маленькие жемчужины, причудливо разбросанные чей-то небрежной рукой, лениво переливались в розоватой дымке… Дома словно таяли в густом и вязком воздухе, постепенно растворяясь – сначала исчезала крыша, затем стены начинали колыхаться, постепенно становясь все тоньше и тоньше, смешно, подумал он, скоро только я останусь живым посреди это покинутого королевства. А почему бы и нет, он внезапно словно очнулся и как бы посмотрел на себя со стороны – ни дать ни взять «Летучий Голландец» в своем последнем и вечном плавании… И бог с ним, я готов продать душу богу, дьяволу, да кому угодно! – лишь бы мне дали умереть достойно, так, как хочу я, и плевать, когда это произойдет.

Я не всегда был свободен в выборе своей жизни, подвел он жирную черту в своем монологе, и теперь хочу лишь одного. Только одного.

Свободы в выборе смерти.

Сон четвертый

Полет. В котором одинок.

– Excuse me, sir. Beer, whisky, cognac? – улыбающаяся стюардесса в ожидании замерла рядом с его креслом. Он с трудом оторвался от иллюминатора, с недоумением оглядываясь по сторонам. В салоне самолета кроме него было еще пять человек, еще бы ухмыльнулся он, кому в середине июня нужна Коста-Рика? Паре бизнесменов кавказской, нет, поправил он себя, латинской наружности, двум бизнес-леди с квадратным охранником, да последнему искателю последних приключений. Пестрый состав – ну, с этими двумя мачо все ясно – наверняка наркоту сопровождали транзитом из Колумбии, потому как у них этот вид деятельности на лицах изображен, а вот этой троице на кой леший в такую даль? Оффшор или еще какая хрень? А может, живут они там, пожал он плечами – у богатых, а тем более у богатых женщин, свои причуды.

– Sir, do you understand me? – терпеливо напомнила о себе стюардесса.

– Understand you, – кивнул он.

– Beer, whisky, cognac or vodka? – наименование исконно русского напитка девушка произнесла с чисто западным акцентом, у нее получилось классическое «уодка».

– Cognac, please, – выбрал он, сделав рукой нетерпеливый жест, мол, побыстрее, спешу я.

– One moment, sir.

Ловко плеснув в пузатый фужер янтарную жидкость, она все с той же силиконовой улыбкой продолжила свое движение по проходу. Да-а, вздохнул он, внимательно изучая содержимое стеклянного сосуда, цвет вроде как похож, но вот запах… Интересно, они сивуху здесь у нас в России брали, или из-за океана везли? Наше, наше родное, мысль пришла сразу же после первого глотка, они так не умеют. Скривившись, он проглотил остатки «коньяка» и не раздумывая достал из сумки 0,7 «Московского» – на любителя, если разобраться, конечно, но разбираться не хотелось. Пробка не поддавалась, проскальзывая вокруг своей оси, но натиску зубов уступила. Первый глоток смыл привкус сивушных масел, второй наполнил пульсирующим огнем, с ревом прокатившимся по глотке и пищеводу, третий примерил с окружающей действительностью, напомнив, что бутылка почти и не начата, а до Сан-Хосе – целая Европа с Атлантикой и вся ночь.

Одновременно с четвертым глотком он лениво скосил глаза в иллюминатор – прощай убитая Россия. Сожаления нет абсолютно, нет боли, нет никаких чувств – осталось только непонимание. А что еще можно чувствовать к Стране Торгашей?…

Ну что за время наступило,

Не могу никак понять?

В больших деньгах отныне сила,

Если хуже не сказать.

Все продаются не по разу

Ночью и при свете дня.

И ни к чему теперь учитель