Авиатор: назад в СССР 7

– Всё уже. Замуж вышла Ольга, – сказал я.

– Блин, Серый, поздравляю! – кинулся ко мне обниматься Марк. – Совет да любовь! Любите друг друга, как я… а я никого не люблю, кроме Родины и мамы.

– Да погоди ты поздравлять, – пытался я его оттолкнуть, но Барсов никак не отставал.

– Неа, слушай дальше. Я специально готовил эту речь, – отошёл он на шаг назад и гордо начал поздравлять, словно поэму рассказывал со сцены. – Чтоб меньше было разбросанных носков и пересоленных борщей. Чтоб пилила в доме только пила, а горькими были только попки от огурцов. Чтоб…

– Ты закроешься или нет? – перебил я его. – Замуж вышла не за меня Вещевая.

– Тогда вдвойне поздравляю, Серёга! Баба с возу, коню легче! И вообще, мы так молоды ещё, нам гулять и гулять! – одну руку он положил мне плечо, а вторую устремил в звёздное небо. Это ж какие перспективы открываются!

Марика ничего уже не изменит. Я сбросил его руки и пошёл в класс не обращая внимание на звучащие в мою спину поздравления о сохранении меня в Красной книге холостяков.

И почему мне сейчас как-то не по себе. Есть ощущение, что меня кинули. Да и как такое может быть?! Тут времени прошло не так много, а Оля уже и замуж выскочила. Сколько с ней непоняток возникает!

Получается, что со мной Вещевая была ради «здоровья». Потрясающий доктор!

– Ты чего такой, Серж? – спросил у меня Бажанян.

– Думаю.

– Ну, ты давай быстрее думай. У нас разбор идёт, – спокойно сказал Араратович, и тут же вернул меня в реальность.

Я совершенно не заметил, как вошёл в класс, где уже собрался весь лётный состав. У доски стоит Бажанян, а за его спиной Гнетов с указкой. И гробовая тишина.

– Я… опоздал?

– Как бы да, Сергей Сергеевич. Ещё и зашёл без спроса, – сказал Гнетов.

Мои однополчане, если я им расскажу причину заклинивания у меня аварийного тормоза, поймут. А вот перед штурмовиками я сейчас выгляжу полным идиотом.

– Ладно, – махнул рукой Бажанян, разрешая мне занять своё место рядом с Пашей. – Давайте, Григорий Максимович по сегодняшнему дню.

– Особенностью сегодня явилось то, что мы работали по вновь выявленным целям в районе горного массива Луркох, – продолжил говорить Гнётов.

– А какова ситуация в районе Шаршари? – спросил командир эскадрильи штурмовиков.

– Судя по фотопланшетам, в районе Шаршари ничего нет. Воздушная разведка никаких сведений нам не дала, – ответил ему Гнётов.

– Ну а все наши удары пришлись на второстепенные объекты в, ничем не примечательном, Луркохе, – высказался недовольным голосом командир штурмовиков.

– И как показали результаты, вновь выявленные объекты не были полностью поражены, – подытожил Гнётов.

Тут же среди штурмовиков поднялся шум. Понять ребят можно. Максимович сейчас обвинил их в некомпетентности и непрофессионализме. Мол, бомбили не туда.

– Вы, товарищ Гнётов, сами-то, чем сегодня занимались? Прикрывали? А спустились бы и поработали, – встал со своего места командир эскадрильи штурмовиков.

– Арсений Павлович, поработаем. Дали бы чем, зашли бы на цели и поразили. Так, вам же доверили. А наши: – Мендель и Родин, и вовсе попали под перехват иранцев, – успокаивал рыжего подполковника Бажанян.

Стоит сказать, что с Арсением Павловичем Афанасьевым сталкивался я только на паре совещаний у Хрекова. Невысокого роста, коренастый, с непропорционально большими ладонями. Одной такой лапой он бы мог баскетбольный мяч спокойно держать, словно это теннисный шарик.

– То, что прикрыли, большое спасибо. Насколько было тяжело? – спросил Афанасьев. – Капитан, выйди, расскажи, – предложил он Менделю поведать о сегодняшнем бое, и Паша рассказал, как он уходил от атак Ф-14.

– Затем ещё и МиГи появились новые, – сказал Мендель и по классу прокатился гул удивления.

Но наша минута славы закончилась, и весь личный состав вернулся к спорам. Дело дошло до того, что штурмовикам оказалось не по нраву, почему командует именно наш полк. Они здесь уже базировались до нас и прекрасно справлялись с нанесением ударов. А тут прибыли бравые ребята, которых сам генерал армии Ахромеев сюда определил. Все лётчики-орденоносцы, некоторые повысили класс за время командировки и теперь учат их, как нужно работать по земле. Видимо, не сильно их поощряло командование за боевые вылеты.

А ведь работа у штурмовой авиации весьма опасная. По крепости духа и яиц, круче них только вертолётчики.

– Я ещё раз, вам повторяю, товарищ капитан… – продолжал доказывать свою правоту Афанасьев.

– Опыта у нас хватает, чтобы мы могли вам подсказать, как правильно нужно работать по земле, – не унимался Гнётов.

Бажанян сразу вклинился в эту разборку, призывая всех к порядку. Среди обычных лётчиков тоже начались трения. Опустились уже до внутреннего порядка в жилом палаточном городке.

– Вечно приходите со своего дежурства, и давай намываться, – выкрикнул кто-то из штурмовиков.

– Там бак здоровенный. Чего тебе не хватает? – пытался уточнить суть претензий Паша Мендель.

– Вот ваши все так думают. А приходишь вечером, а воды уже нет, – продолжал возмущаться лётчик «грачей».

Через несколько секунд Араратович не выдержал и громогласно дал всем команду закрыть рты. Точного перевода его гневной фразы на армянском никто не знал, но догадаться о содержании было несложно.

– Завтра нашему полку… – начал говорить Араратович.

– Только вашему? – перебил его Афанасьев.

Вот же какой злючий попался! И не успокаивается. Всё задеть пытается. Не успел я додумать и наградить Афанасьева каким-нибудь нелестным эпитетом, в класс вошёл особый гость в звании полковника.

– Команду не подавайте. Я не надолго, – сказал он, медленно выходя на середину класса.

Полковник имел болезненный вид. Как будто его раньше времени выписали из инфекции и сразу на работу заставили выйти. Лицо, кстати, очень знакомое.

– Хотел бы с вами познакомиться. Всегда с уважением относился к авиации, – сказал полковник, поправляя солнцезащитные очки на воротнике. – Полковник Громов Борис Всеволодович, командир 4й мотострелковой дивизии.

Возможно, я единственный из сидящих сейчас смотрел на этого человека восторженными глазами. Передо мной был если не образец грамотного и достойнейшего генерала, то точно один тех, с кого стоит брать пример по службе.

Борис Громов, в будущем генерал-полковник. Через три года ему будет поручено занять должность генерала по особым поручениям. Эту должность возродят, поскольку Генеральный штаб будет нуждаться в объективной оценке обстановки в Афганистане.

Позже он получит назначение на должность командующего 40й армией. Именно ему поручат организовать и провести вывод советских войск из Афганистана. В 1988 году он будет удостоен звания Герой Советского Союза.

Как и многие видные генералы Советской Армии он уйдёт в политику. Займёт пост Губернатора Московской области. Один из немногих, кто за особо выдающиеся заслуги, связанные с укреплением российской государственности, станет полным Кавалером Ордена «За заслуги перед отечеством».

– Чего спорили то? – усмехнувшись, спросил Громов.

– Борис Всеволодович, дискутируем. Громко, но по делу, – ответил Бажанян.

– Ну да. Я так и подумал, – сказал Громов и подошёл к карте. – В общем, командованием поставлена задача взять проклятый Луркох. Как видите, этот горный хребет находится на пересечении дорог на Кандагар и Герат.