Следствие слабости

– Папа, останься. Ты же смог прийти, значит, можешь и остаться. Пусть всё будет, как раньше – мама, ты, я, Антон. Как в старые добрые времена.

– Не могу, доченька. Такова жизнь. А, вообще, мне здесь очень хорошо. Ты же хочешь, что бы твоему папе было хорошо?..

Весь день дети с женой были заняты похоронными хлопотами. Павел то следил за ними, то мгновенно перемещался в места, что всю жизнь вили гнездо в его памяти и сердце. В основном то были островки его молодости – светлые воспоминания, как бальзам ложащиеся на огрубевшую с годами душу. Он метался между годами и пространствами, по несколько раз заново переживая самые яркие и счастливые моменты своей жизни. На одних зависал подолгу, вчитываясь, как в книгу в мысли и чувства некогда окружающих Павла людей.

– … Боже, какой парень! Ловкий, весёлый, а симпатичный-то какой, – украдкой влюблёнными глазами смотрела на него та невзрачная малолетка, которую он тогда даже и не заметил. – Мне кажется, я сделала бы всё, что он от меня попросит, – вздохнула она, закатив глазки.

А сам Паша в этот момент лихо скакал на заднем колесе велосипеда, заставляя того прыгать с бордюра на клумбу и застывая на оной секунд по пять. Мышцы на его руках вздувались бугорками и перекатывались, вызывая сладкую истому в груди стоящих рядом друзей женского пола. От подростка исходили волны детского восторга, которые сейчас, через сорок пять лет он же жадно впитывал.

«Это ж, как я упустил такую поклонницу? Надо было всего лишь присмотреться, а я, дурак, только на велике прыгал», – проклинал себя Паша, в десятый раз пересматривая со стороны эту сцену.

«А вот интересно года через три, помнится, была история, дай бог памяти…» И его тут же потянуло вслед за мыслью вперёд по дороге времени.

Себя он увидел сразу – модно одетый студент-щёголь вышагивал по асфальтированной дороге в направлении летней дискотеки. Вдали уже был слышен, бьющий по ушам ритм до боли знакомых мелодий, и сердце щемило от предвкушения тусовочных удовольствий. Вчера они с Серёгой познакомились с тремя симпатичными девушками и пригласили их в компанию, а сегодня те должны были подойти к дискотеке часам к шести. Воспоминания Павла нынешнего мягко ложились на чувства Павла из прошлого, и он с наслаждением ощущал, как фантазии будоражили идущему кровь, а гормоны заставляли аж подпрыгивать при ходьбе.

Вот Павел, наконец, подходит к дискотеке, девушки уже стоят у входа. Он широко улыбается им и останавливает свой взгляд на той, что вчера понравилась больше всего. Позже происходит то, над чем Паша потом целый год ломал голову. Девушка, которая ещё вчера изо всех сил демонстрировала свою симпатию, и с которой он планировал провести сегодняшний вечер, отворачивается от Павла, причём без малейшего намёка на улыбку. В тот вечер она не сказала ему ни слова. Тогда, много лет назад Павел не знал, что делать и куда себя девать в этой неловкой ситуации. А неуверенность в себе оставила свой подлый след на долгие годы. Но сейчас у него появилась возможность во всём разобраться, и он тут же ею воспользовался.

Всего какие-то сутки обратно, вдоль по четвёртому измерению и Павел видит знакомых трёх подруг, возвращающихся домой после знакомства с юными ловеласами Павлом и Сергеем. Подруги светятся от счастья – все, кроме одной. Той, которой ухажёр не достался. Она провожает до дома более удачливую подругу, и Павел видит их разговор.

– Слушай, Лена, – зачем-то понизив голос до шёпота, говорит она, – хочу тебе признаться в одной вещи. Помнишь ты отошла в ларёк за сигаретами? Так вот, твой Паша подошёл ко мне, приобнял и предложил после того, как проводит тебя, подняться ко мне, типа выпить по чашке чая и поболтать. Ну я, конечно, отказалась, а он тут же потребовал, что бы тебе ни слова не было сказано. Улыбнулся мне, так, гаденько и говорит: «если скажешь, она всё равно мне больше поверит, чем тебе, потому что влюбилась».

Павел увидел, как грязно жёлтые волны боли окутали Лену. Похоже, ложь даже не нуждалась в проверке. В горле встал спазм и она начала задыхаться. Прокашлявшись и постаравшись скрыть сей факт от подруги, Лена неуклюже спросила:

– И он, прямо, улыбался?.. Как такое может быть, что же мне теперь делать?

Подруга ждала этого вопроса и опять сокровенно зашептала на ушко:

– Не общайся с ним, брось его. Он тебе не пара, такой подонок. Познакомишься с другим.

Павлу вдруг стало почти так же больно, как Елене. Выходит, из-за чёрной зависти подруги он лишился, может и временного, но счастья, да ещё на несколько лет приобрёл комплекс неполноценности. А теперь, взглянув на девушку с другого ракурса, Павел понял, что в выражении «чёрная зависть» цвет выбран не безосновательно.

«Ну здесь всё понятно, – решил Павел. – Пойдём дальше. Всегда было интересно увидеть то, чего практически не помню, а именно совсем юный возраст».

Тут же Павел оказался в просторном зале – игровой комнате детского сада. Вот и он сам играет машинкой и представляет, как его сегодня заберёт мама. А завтра в садик идти не надо, и они всей семьёй отправятся в детский универмаг покупать обещанную железную дорогу. Маленький Паша так замечтался, что не увидел, как к нему направился хулиган Алёшка – гроза всей группы. Алёшка с силой толкнул Пашу и засмеялся. Паша попытался ответить, но получил теперь уже кулаком в лоб. Он заплакал. А Лёшка вырвал из рук машинку и направился в другой угол комнаты.

Сейчас Павел вспомнил этот момент, однако в отличие от той горькой обиды, он почувствовал лишь интерес. Ведь теперь он видел всю суть и причины происшествия. А суть была такая: сей отрок – будущий альфа или бета самец, постоянно всех обижающий, совсем в этом не виноват. Его социализация – мораль, совесть находилась в зачаточном состоянии, она ещё не внесла поверх животных инстинктов свои коррективы. А посему инстинкты полностью довлели над ним, то есть Алёшка в данный момент был практически животным, выполняющим свою генетическую программу доминантного самца, и бороться он с этим не мог.

Теперь со стороны было очень хорошо видно, как нетленные души детей спокойно сидели за стенкой подсознания и не высовывались до той поры, пока адаптация не начнёт свою работу, приспосабливая их к данному социуму. Поэтому вся иерархическая вертикаль была налицо, без маскировки. Альфа, бета, гамма самцы угнетали нижестоящих и командовали «шестёрками», интеллигенция гордо смотрела со стороны, будущие воришки и попрошайки, если были, тоже делали первые попытки освоить своё возможно будущее положение в обществе.

Проследив для интереса некоторые пути дальше по времени, Павел увидел, как повзрослев, многие его одногруппники научились себя сдерживать или вовсе изменились. Это его несколько упокоило и позволило продолжить экскурс по познанию сути всего сущего.

Сколько времени продолжалось путешествие сказать сложно, ведь времени-то и не было. А скорее так: были субъективные минуты, часы – одна твоя мысль или действие наступало после другой, а вот земное время теперь стало, как дорога, по которой ты можешь идти взад и вперёд. Можно сказать, что он перешёл в измерения более высокие, чем те, в которых обитал раньше, и теперь бывшие «высокими» измерения времени и пространства стали для него «низкими», как когда-то геометрические размеры: длина, ширина и высота.

Но вот теперь, когда душа насытилась, и все её рубцы были доверху заполнены целебным ностальгическим бальзамом, на Павла снизошло новое желание. Ему, как хорошему отцу немедленно захотелось посмотреть, что у детей будет дальше в будущем. А если он ещё сможет на них воздействовать, то и вовсе замечательно, можно помочь хоть чем-то. Но как сие сделать – вот вопрос.

«Всему виной время. Но… здесь ведь того – земного времени нет! Только субъективное, – мысль обожгла Павла своим ликованием. – Ну, конечно, я же читал истории, когда родители на протяжении всего пути детей помогали тем, кто свою любовь и память о них пронёс через всю жизнь. Надо пробовать. Вроде отношение моих детей ко мне отличается в лучшую сторону, в сравнении с моими родителями, которых я уже и не помню».

Перемещение во времени прошло мгновенно, абсолютно так же, как в пространстве, стоило ему только захотеть и с чуть заметным напряжением подумать об этом.

Тотчас Павел увидел сына Антона. По ощущениям тому было лет тридцать – задорная энергия, лёгкость тела, но уже вполне зрелые мысли и мораль. А сейчас в его ауре присутствовали красноватые оттенки волнения. Антон шёл с работы, но совсем как-то не весело.

«Мерзкий начальник, – крутились мысли вокруг головы, – какое, к чёрту, сокращение?! В отделе ведущих инженеров по телекоммуникации не хватает! А он меня… Точно освобождает места под своих дружков или родственничков».

«Похоже, сына уволили, – понял Павел. – Вот тут я и пригожусь. Надо помочь ему при поиске новой работы».

Вечером Антон засел за интернет, а на следующий день утром уже торопился на собеседование. Его отец находился рядом и был готов вступить в бой за хорошее место вместе с сыном.

Но не тут-то было. Ни на первом собеседовании, ни на втором, ни на третьем Павлу воздействовать на желание работодателя взять его сына не удалось. Возникло такое ощущение, что ему аккуратно мешает какая-то сила. Только Павел, мысленно протянув руки к голове начальника, пытался пробудить в ней синюю энергию лояльности и доверия к собеседнику, как его пальцы натыкались на стену. И главное, что истоки возникновения сей стены отследить не удавалось. Казалось, что она была соткана на том же месте, на котором находилась и сама начальничья голова, но вот кем… Может быть самим мирозданием? Ответа у Павла не было.

А пока отец пытался этот факт осмыслить, сын, сильно удручённый неудачами, купив в ближайшем алкомаркете бутылку коньяка, выключил телефон и заперся дома.

«Что же делать? Что делать?» – слышал Павел в общем сумбуре мыслей, полных отчаяния.

И пока у Антона на языке крутился этот классический вопрос, в его голове уже начал сформировываться выход из ситуации. К утру решение было найдено, а сам он стал немного другим человеком.

За ночь Антон вспомнил и проанализировал и то, как он поступал в ВУЗ на специальность инженера по связи, настоятельно рекомендованную родителями, и как, напрягшись, впихивал в голову то, что ему было совсем не интересно. Классическая ситуация, да? Тут же рядом сверкнуло и другое воспоминание из самого детства. Он, учащийся школы, спешит после уроков в любимый кружок «Морская флотилия». Детское сердечко бьётся от восторга, когда представляет себя капитаном судна, талантливым штурманом, выводящим корабль из шторма. Эту любовь к кораблям Антон пронёс до конца школы, а когда ему вручили диплом «судоводитель», был полностью уверен в дальнейшем своём пути по сей профессии. Правда, потом вмешались родители, назвав специальность архаичной и смешной, но это уже другая история.

И вот обновлённый Антон идёт с утра в местную судоходную компанию. Надежды у него мало, но всё же… Описав свою ситуацию, показав все дипломы и трудовую книжку, он смиренно ждёт ответа от пожилого дяди с лицом, прожжённым морем и солнцем. Его отец, естественно, рядом и снова пытается воздействовать на решение. И, о чудо, на этот раз его руки свободно проходят и касаются ауры работодателя. С отчаянием за сына, Павел изо всех сил старается внушить тому положительные и доверительные чувства по отношению к просящему. А также, притянуть виднеющийся на дороге времени жизненный путь Антона к пути сего моремана. И…

– Просто прекрасно! А если учесть вашу инженерную специальность, это как раз то, что мы ищем! – восклицает дядя прожжённый моряк. – Понимаете, у нас есть одно очень не большое судно. А работа, выполняемая им, крайне необходима. Экипаж там маленький и все совмещают по несколько специальностей. Ходить далеко в море не надо, в основном по бухте и немного за её пределы, поэтому особого капитанского опыта не требуется. Зато необходимо разбираться в системах связи. Там по дну проходит кабель защищённой военной и правительственной связи, дублирующий радиосвязь. Этот кабель покрыт обшивкой с электромагнитными полями – все тонкости я вам покажу на чертеже. Так вот, что бы проверить всё ли исправно, надо разбираться в напряжённостях электромагнитных полей – что бы ни больше, ни меньше, защитах связи, протоколах, ну и так далее, а так же уметь всё регулировать. А это как раз ваша ВУЗовская специальность. Дистанционный прибор у вас будет. Но не беспокойтесь, – моряк заторопился, – часто расстраиваться система не будет, так что в основном будете плавать туда-сюда в своё удовольствие и посматривать на прибор. Оплата, в связи с ценностью сей работы, приличная. Тем более ещё будет оформлено совмещение. Так что дерзайте, молодой человек, семь футов вам под килем!

Антон выходил из здания, светясь яркими тонами счастья. И так же счастлив был отец.

«Смотри-ка, выходит не его эта линия жизни была, – приходило вместе с опытом понимание. – И счастлив сын стал только после её изменения. Потому мне и не давали вернуть его на прежнюю колею… А кто не давал? Получается опять мироздание?.. Интересно, а что бы было, если б он не решился поменять жизнь? Какое-то несчастье?» – Павел задумался.

«Он бы не выполнил своей роли в этом мире, был бы лишён счастья и успеха, а возможно и, вообще, сильно укоротил бы себе жизнь», – незамедлительно пришёл ответ, как всегда, ниоткуда.

«Похоже, всё-таки мироздание так со мной играет. Ну, да, пусть. Я помог сыну и счастлив этим». «А теперь Катенька».

У Кати, в отличие от Антона, линия жизни, по-видимому, полностью совпадала с предназначением. Она работала на любимой работе и жила с любимым человеком. Во всяком случае, так она чувствовала. Придя с офиса, одухотворённая, полная творческих идей, Катерина готовила ужин и падала в объятия, как раз пришедшего с работы, мужа. В архитектурном бюро, в котором она работала, Катю ценили. Она феерила идеями, за что год назад была назначена начальником отдела. Катины проекты всем нравились, они вытягивали бюро на первые места в рейтинге города, за что она пользовалась любовью и уважением коллег. И даже её озорное подтрунивание над менее удачливыми воспринималось, как милая шутка.

– Читайте Витрувия, – с улыбкой щебетала Катерина. Сие было самым её грозным нагоняем подчинённому.

«Что же я могу ей дать?» – думал Павел.

И вот, пройдя по первым нескольким годам Катиной жизни, Павел не нашёл никаких серьёзных причин для вмешательства. Ну, правда, были пару раз возможности лёгкой травмы, и Павел повёл дочь в этот день по другой дороге. С её стороны это выглядело, как голос отца в голове: «не иди здесь». Ещё через два года он увёл Катеньку от автокатастрофы, приснившись ей на разбитой машине. Ни в первый, ни во второй раз Павлу это сделать не мешали, а значит, несчастья не имели важных жизненных последствий. После такой помощи дочка отца просто боготворила, а он млел от счастья.

Потом, где-то далеко, лет через десять тому вперёд, Павел увидел какие-то смутные подозрения на семейные проблемы. Но сие может случиться, если она пойдёт именно этой дорогой, не свернёт ни на какую альтернативу, да и, вообще, проблема виделась не серьёзной. А посему Павел просто наслаждался тем, что видел Катеньку и Антона в добром здравии, хоть и без возможности их обнять.

Тем не менее, к концу паломничества по петлям и узорам жизненных дорог своих детей, сердце не успокоилось. Павлу захотелось не просто их видеть и чувствовать, а всё-таки, как и раньше, да буквально совсем недавно – обнять и поцеловать. Мы ведь часто хотим сделать то, что раньше не ценили, а сейчас получить уже не возможно.

Вдруг откуда ни возьмись возникла мысль, даже не возникла, а осенила, и ни мысль, а уверенность, появившаяся неизвестно как. То было, как взрыв в голове. Конечно же, увидеть детей у него будет шанс только в первые моменты после их смерти. Ведь потом дети пойдут по своему пути, зато вначале он точно необходим.

Павел за секунды «пролетел» над остатком жизни сына, будто над шоссе и вдруг оказался в больничной палате. Дальше жизненную дорогу Антона он уже не видел, похоже, её просто не было. Тут же рядом с койкой он увидел Елизавету.

Лысый старик весь в морщинах лежал перед ним на койке, напротив него по углам палаты лежали ещё три сердечника. На маленьком экране монитора жужжала прямая линия. Если бы не новые, подаренные этим миром чувства, Павел бы не узнал в старике своего сына. Но за морщинами и белой с пятнами некротической кожей, он тут же увидел своего юного, улыбающегося ребёнка. А тот ошарашено глядел на отца. Так было первые пару секунд.

– Папа, мама! Я умер?