Не случилось

Но на следующий день Лена, простояв на остановке сорок минут, так и не дождалась Григория и села в автобус.

«Как же наивно было надеяться, что Гриша заберёт меня, если он не ответил на звонок в обеденный перерыв! А ещё – оказаться от предложения коллеги подбросить. Сидела бы уже давно дома, а не стояла на улице в ожидании чуда!» – злилась Милена.

Впрочем, игра стоила свеч – если бы Гриша появился в тот вечер, она бы была бесконечно счастлива, а счастье – всегда риск в большей или меньшей степени.

«Можешь оставить помаду себе как трофей или выбросить», – написала смс Лена.

Через пару недель в субботу раздался звонок.

– Давай сегодня в пабе встретимся, я подъеду сразу туда, – как ни в чём не бывало предложил Гриша.

– Давай, – слегка колеблясь, ответила Милена, понимая, что даёт слабину.

Если бы она была нужна Григорию, то он бы нашёл время хотя бы на короткую встречу, а не мучил её долгим ожиданием. Следовало бы сослаться на дела, сделать вид, что у неё, помимо него, есть планы важнее, а не бежать по первому зову. Тем более, в редакции остались несколько недописанных статей, которые можно было бы закончить дома. Милена это чётко осознавала, но соблазн получить Гришу был сильнее.

Лена изменила своей традиции в тот вечер и не танцевала на барной стойке. Она, скучая, сидела в своём новом сексуальном тёмно-синем платье и уже знала – он не приедет. Слушая музыкантов, девушка медленно тянула виски и разочарованно оглядывала присутствующих. В последнее время подобные вылазки приносили всё меньше удовольствия – среди веселящихся людей Лена острей чувствовала своё одиночество. Оно отдавалось лёгкой болью под рёбрами, тяжестью в плечах и дрожью по позвоночнику.

На следующий день она позвонила ему сама, но трубку никто не взял. Никто не ответил и на сообщение. Гриша опять потерялся на долгое время. Постепенно Милена начала привыкать к его отсутствию. Казалось, в потоке рутинны его образ стёрся из памяти, наконец, её голова была занята более полезными вещами в виде работы и поездки к матери. Лена не навещала мать уже несколько лет, а лишь ограничивалась редкими вечерними звонками, редкими – потому что трезвой по вечерам Милена бывала очень редко.

В одну из пятниц июня, надравшись до почти невменяемого состояния в пабе, Милена решила разогнать физическую боль одиночества. После трёх бокалов виски даже показалось, что ничего не щемило в груди и что спину держать было легче, хотя голова немного побаливала. Натанцевавшись и сорвав голос в процессе подпевания музыкантам, она столкнулась с Григорием на входе.

– Привет, помаду решил завезти? – съязвила Лена, упершись ладонями ему в грудь, потому что с размаху влетела в него, едва не уронив обоих.

– Ну, она у меня в бардачке. Пойдём, заберёшь.

Они сели в машину, и он, наконец, вручил ей забытую вещь. Милена была вне себя от ярости, но в то же время в душе ликовала – наконец-то они встретились спустя долгое время. Хотя уже возникали сомнения, нужна ли ей эта встреча.

– Милен, может покатаемся? – посмотрел он искоса, улыбаясь очаровательной улыбкой, при которой обнажились два ровных острых клыка. У него была необыкновенная улыбка – мягкая и одновременно хищная из-за необычной формы белоснежных клыков.

– Нет.

– Ты голодна? Съездим куда-нибудь перекусить? Правда, не знаю, что открыто сейчас в три часа ночи… Мне же надо как-то загладить свою вину, – мужские крепкие руки поглаживали руль автомобиля.

– Я не хочу есть.

– Домой отвезти?

– Нет.

– А чего ты хочешь?

– Тебя, – хитро прищурив карие глаза, сказала Лена. Она решила идти ва-банк – или сейчас, или уже никогда.

Григорий ничуть не смутился, словно ждал именно такого ответа, и нажал на педаль газа.

Они поднялись к нему в квартиру, уже начав целоваться в лифте. Гриша закрыл входную дверь, и Милена с ещё большей страстью набросилась на него. Она, наконец, получила его. Одежда полетела на пол ещё в коридоре, поэтому до кровати они добрались абсолютно голыми.

– Милена, я не люблю царапин, – отстранился Гриша, когда Лена вонзила ему в спину красные миндалевидные ногти.

– Ты боишься, что кто-то другой заметит следы преступления? Ну и кобель же ты! – Милена перевернула его на спину и села верхом. – Зато сегодня ты мой.

– Воу, воу, тигрица, – он слегка сжал шею девушки правой рукой, а левой впился в её ягодицу сзади, – хищник тут только один – я.

Милена не могла узнать себя и обстановку вокруг. Она была в теле женщины-жрицы с длинными тёмными волосами, смуглой кожей и пышными бедрами. На ней была надета кожаная набедренная повязка, на шее висело множество амулетов. На щиколотках бренчали костяные браслеты, а в руках был длинный острый клинок.

Лена стояла внутри тёмной пещеры, похожей на место древних жертвоприношений. Стены украшали выцарапанные картины страшных ритуальных убийств – людей резали, жгли, кидали диким зверям. В самом дальнем углу валялась груда обгорелых человеческих костей. Посередине стоял столб, а вокруг него были разложены дрова. На входе горели два небольших костра.

Вдруг снаружи послышались шаги и возня.

Двое крепких мужчин, также облачённых лишь в набедренные повязки, втащили обнажённого избитого пленника. Он был измучен и почти не сопротивлялся, хотя было очевидно, что в этом мускулистом теле когда-то таилась мощная физическая сила. Его чёрные растрёпанные волосы скрывали лицо, а кожа была покрыта ссадинами и кровоподтёками.

– К столбу его, – неожиданно для себя скомандовала Милена и дрогнула. Её голос был грубым, она говорила на каком-то неизвестном ей древнем языке.

Жертву привязали к столбу. Помощники Лены поленьями из других костров подожгли дрова вокруг столба. Всего за несколько минут пламя разгорелось настолько, что по пояс охватило тело привязанного незнакомца. В пещере запахло жареной плотью и палёными волосами. Несмотря на адские муки, он не издал ни стона, а лишь продолжал учащенно дышать, опустив голову.

– Хочешь, я подарю тебе быструю смерть, если ты покаешься? – с ухмылкой спросила Милена всё на том же непонятном языке. – Покайся, только и всего, и я перережу тебе горло.

Она вытянула руку, слегка вонзила кончик клинка в шею мученика и сделала ещё одно удивительное открытие – огонь никак не ранил её.