Ледяное сердце

Мария просто подняла ладонь и закрыла рот Кадиле. Она извиняюще улыбнулась.

– Не торопись, прошу! Я ничего не понимаю. Разве не все здесь наложницы и рабыни падишаха?

– Конечно нет! – с возмущением воскликнула Кадиля. – Многие здесь учатся, взрослеют, потом он девушек замуж выдает. Пристраивает за очень достойных мужчин. Некоторые остаются служанками, самых красивых паша отправляет повелителю в гарем. Готовит, а раз в полгода приезжают наместники от Османа и забирают девушек. Он строгий, но справедливый. Тебя тоже, скорей всего, отправят в столицу. Ты слишком красивая.

– Некоторые говорят… – Кадиля понизила голос до шепота и опасливо оглянулась, чтобы никто не прислушивался. – Паша опасается красивых женщин. Сразу избавляется, как от больных, потому что боится привязаться и полюбить.

– Хан такой грозный и страшный, можно подумать, что он есть девушек на завтрак! – Ворчливо прошептала Мария. Кадиля с недоумением на нее посмотрела и засмеялась.

– Он может быть грозен в гневе. Нумеддин ага нам об этом кое-что рассказывает. Но мужчина и должен быть грозен. Он же великий полководец! Несколько раз его убить пытались, а за голову награда назначена…

– Я не буду с тобой спорить, Кадиля. Я считаю по-другому, но здесь для меня совсем незнакомый мир.

К ним неспешно подошла Хазыр-Калфа и негромко кашлянула, обращая на себя внимание.

– Мария, твоя комната готова. Пока ты будешь жить отдельно, и ухаживать за собой сама, слуг у тебя пока не будет, но думаю, это ненадолго. Пойдем со мной.

Пожилая женщина поманила Марию, а Кадиля даже не подумала оставить их. Она шла рядом и рассказывала про дворец. Марию этот непрекращающийся говор даже успокаивал. Где столовая, во сколько их будят и чем кормят. Кто как одевается и куда они ходят гулять. Эта болтливая собеседница была настолько полна разной информацией и так рьяно пыталась выложить все разом, что Мария просто многое не запомнила. А калфа даже не пыталась попробовать заткнуть Кадилю. Видимо пыталась раньше и понимала бесполезность затеи.

Наконец, они подошли к маленькой комнате, в которой теперь будет жить Мария. Девушка огляделась, ничего особенного. Низкая, узкая кровать, сундук в углу, круглый низенький столик, небольшое окошко, впускающее яркий солнечный свет в комнату. Слава богу, без решеток. Ворох подушек на полу, ковры и яркие расцветки делали это небольшое помещение уютным. Комната в своем уменьшенном размере очень напоминала покои ее сестры Тицианы на Аттенарии. Вот уж кто любил восточные мотивы, так это она. Но Мария постаралась отогнать от себя грустные мысли о семье.

– А почему у меня нет отдельной комнаты, Хазыр-калфа? – Кадиля со вздохом покачала головой. – Ей так сразу комнату, а я со всеми в общих покоях. Никакого уединения! Где справедливость!

– Ты бы в уединении не выдержала и до утра. – Покачала головой калфа. – Иди уже и оставь нас одних. Марии нужно отдохнуть после дороги. Через час приходи, покажешь нашей гостье хамам.

Кадиля нехотя вышла, с улыбкой оглядываясь, а калфа осталась. Тишина после болтовни девушки показалась даже зловещей.

– Не бойся! – пожилая женщина будто почувствовала внутренне смятение. – Отдохни немного. Тебе никто не будет мешать.

Только она это проговорила и направилась к выходу, как в узкую щель незакрытой двери проскочил рыжий тощий кот. Он сильно прихрамывал на одну лапу и у него был только один глаз. Кот выжидающе уставился на них, сел и обвил себя тощеньким длинным хвостом.

– Это Рыжий. Добрый кот, недавно потрепанный собаками. Он любит новеньких, везде ходит по дворцу, тебя не обидит, но если хочешь, я его прогоню?

– Нет, не стоит! Он мне вовсе не мешает. Спасибо.

Калфа вышла, тихо прикрыв за собой дверь, а кот и не подумал следовать за ней. Он также сидел и не мигая смотрел одним глазом на Марию. У нее никогда не было домашних животных, и девушка не знала, что ей делать.

– Что ты от меня хочешь? – спросила она, опускаясь на подушку и протягивая руки, но не приближаясь. – Давай познакомимся, Рыжий. Кис-кис… У меня только лакомств никаких нет, ты же за ними пришел? Так это тебе на кухню надо.

Кот похромал к ней навстречу и Мария погладила его по жесткой короткой шерстке. Местами она росла неровно, и на коже явно прощупывались старые и новые шрамы. Да уж, хорошо его собаки потрепали. Рыжий терся об ее ноги и громко мурлыкал, когда Мария снова почувствовала холод в груди, быстро спускающийся по рукам к ладоням.

Ее приступы становились все сильнее и сильнее. И подавлять их девушка могла уже с большим трудом. Раньше она боялась за свою семью, прятала свои особенности, а теперь что она теряла? Да ничего! Ну, казнят ее за колдовство и что с того? Кому она навредит этим? Своим сестрам, которые далеко? Или отцу в его политической карьере?

Теперь можно вздохнуть полной грудью и не бояться за близких. А за себя? Она всю жизнь боялась и пряталась. Больше так жить Мария была не в состоянии. Лучше уже умереть. Она потерла ладони, ощущая холодное покалывание и тихонько взяла кота одной рукой за заднюю хромую лапку, другой ласково погладила по голове.

Мария не знала, поможет ли ее дар со старой травмой, но, наконец, выпустила рвавшийся холод наружу, и даже видела небольшие искры на ладонях. Рыжий завороженно, не сопротивляясь, наблюдал, как его лапка задрожала, повинуясь невидимой силе и распрямлялась. Он встревоженно мяукнул, но видимо не чувствовал боли, так как не отскочил и не царапнул.

Девушка отпустила лапу и провела руками по шерстке кота, с наслаждением, чувствуя, как греется от проходящей мимо нее энергии. Ледяной холод отступал, оставляя тепло и бурлящую энергию. Восстановить вытекший глаз у Марии не получилось, но лапки теперь выглядели одинаково.

Кота встревожил звук труб за окном, он вздрогнул и отбежал к дверям, видимо пытаясь выйти. И с недоумением обернулся посмотреть на свою выздоровевшую лапу. Он больше не хромал, золотистая шерсть переливалась и светилась здоровьем.

Мария подошла к двери и выпустила просившегося кота из комнаты. Девушка решила прилечь, чувствуя неимоверную усталость. Она провалилась в сон мгновенно, но на этот раз сновидение не было чередой причудливых бессмысленных картинок. Это было старое воспоминание.

Ей лет пять –шесть, и девочка просыпается, когда ее кто-то трясет за плечо. За окном глубокая ночь, но пламя свечи выдергивает из темноты встревоженное лицо отца.

– Милая! – обращается он к дочери и трет налившиеся кровью глаза. Папочка устал, встревожен, но тем не менее его голос спокоен. Он не хочет напугать? – Мария, я сейчас хочу тебя кое о чем попросить. Ты невероятно мала, чтобы понять. Но выбора у меня нет. Помнишь, как ты вылечила крылышко упавшему из гнезда птенцу в нашем доме на острове?

– Я помню… – Еще хриплым ото сна голосом ответила девочка. – Мамочка велела мне никому не говорить об этом. Даже сестричкам! И больше так не делать!

– Да, все верно. Мы с мамой не хотели, чтобы кто-нибудь узнал об этом и причинил тебе зло или использовал в своих интересах. Народная молва может быть очень жестокой и бить по самому больному. Когда вырастешь, ты это поймешь!

– Но иногда я не могу сдерживаться, папа! Это внутри меня. – Девочка села и прислонила маленькие ручки к груди. – Тут очень холодно, когда я сдерживаюсь…

– Дорогая, я хочу сейчас отвести тебя к маме. Она очень заболела и ей нужна твоя помощь. Очень!

– Что с мамочкой? У меня родился братик или сестричка?

– У тебя родился братик, но твоей маме очень плохо. И врачи не могут помочь. Но, может быть случится чудо и поможешь ты? Как той птичке! Ты можешь попробовать, дорогая?

– Да, папа! Конечно!

Девочка соскочила с кровати, накидывая ночной халатик и взяв отца за руку, повела к выходу. Сначала тот нехотя пошел за ней, будто до сих пор раздумывая, правильное ли принял решение. Но потом вдруг схватил дочь на руки и быстро пошел в свои покои.

– Выйдите все отсюда! – приказал он служанкам, которые что-то спешно убирали с пола. Какие-то темные тряпки, Мария не разглядела. Отец поднес ее к кровати, где лежала ее мама. Девочка даже не сразу узнала осунувшееся бледное лицо. Красивые черты лица матери обострились, глаза горели лихорадочным зеленым огнем, а кожа белая, как простыня, которой она была укрыта. Большого живота, который девочка так отчетливо видела совсем недавно, сейчас не было.

– Я же просила тебя, Пауло. Она еще слишком мала. – Женщина, нахмурившись, хотела поднять руку, но та обессиленно упала обратно на кровать.

– Элия, прошу тебя. – Герцог взял холодную руку жены и прикоснулся к ней губами, чуть слышно простонав с мукой. – Я сделаю все на свете для тебя, пожалуйста не покидай меня! Я клянусь, что последую за тобой! Я просто не смогу жить без тебя!

– У тебя получится, милый! – Женщина грустно улыбнулась сквозь слезы. Она хотела ободряюще пожать ему руку, но сил на это не было. Тело онемело, и она уже не чувствовала боли. Самое главное она сделала. Родила сына. Наследника. Не ожидала только так рано уйти сама… – Обещай мне, что не оставишь наших детей! Они особенные! Все! Ты же знаешь! Обещай, что они будут счастливы также, как мы с тобой. Поклянись мне прямо сейчас, любимый!

– Я клянусь. – Каким-то деревянным голосом ответил герцог, а потом повернулся к дочери. – Мария, пожалуйста, попробуй помочь маме, она очень больна. Я знаю, что ты можешь помочь ей!

Девочка была очень напугана, она просто не понимала, что происходит. Она потерла руки, пытаясь вызвать наружу, выпустить из себя ту силу, которой иногда помогала животным и самой себе. Отец только случайно стал свидетелем одной такой истории. На самом деле их было много. Но потом он объяснил ей, как это опасно. Он тогда очень рассердился, просил быть аккуратнее. Люди могут принять ее за ведьму и сжечь на костре. А также расправиться со всей их семьей. Их всех уничтожат из-за нее. Народ боится неизвестного, непонятного.

Когда по рукам побежали ледяные искорки энергии, концентрируясь в ладонях, она дотронулась до холодной руки матери. И ощутила легкое беспокойство. Те животные и птицы, которым она помогала… От них шло тепло, они были ранены, обездвижены, да почти при смерти, но от них шло тепло. От маминой же руки веяло ледяным холодом.

И тут Мария своим детским неокрепшим умом впервые поняла, что мамочка умирает. Она всхлипнула от отчаяния и закрыла глаза, зовя все свои внутренние ресурсы на помощь. Ее энергия потихоньку перетекала в мамино тело, но тепло не появлялось. Мать и дочь смотрели друг другу в глаза.

– Простите меня. – Откуда только у герцогини взялись силы, она приподнялась, почти грубо выдергивая свою руку и отодвинулась подальше от дочери, которая обессиленным кулем упала рядом. Она вытерла руками набежавшие слезы. – Я так не хочу, Пауло. Мария слишком маленькая! Она мне не поможет, а уйдет вместе со мной. Простите меня, мои дорогие. Вы знаете, что я люблю вас больше жизни!

Крик отца, раздавшийся после этого, Мария слышала по ночам уже 12 лет. И сейчас она проснулась в холодном поту, снова переживая этот миг и слыша его голос. Снова и снова. Никто из сестер не знал, что в момент смерти Мария была рядом с матерью. Никто. До сих пор. Девушка вытерла набежавшие слезы и встала с кровати. Слабость, которую она ощущала, помогая кому-либо уже прошла.

Раздался стук в дверь и в комнату, после разрешения, вошла Хазыр. У ее ног ласково терся Рыжий. Ничто в его поведении не говорило о том, что совсем недавно его лапка хромала. Женщина закрыла за собой дверь и внимательно посмотрела на Марию.

– Отдохнула? Баня готова, девочка. И новые платья для тебя готовы… Ты бледна! Ничего не хочешь мне сказать?

– Нет! – Мария гордо подняла голову. Мокрые дорожки еще не высохших слез заблестели на щеках.