Немая и Туз

Сиэлла почувствовала, как ее берет злость. Он даже не поздоровался с ней! Воистину, этот человек не ведает о приличиях! Неудивительно, что в высшем обществе его принимают только из-за того, что он – брат мэра.

– Это… пудра.

О чем ей с ним говорить? О чем можно вести разговор с силуэтом? Неужели он не понимает, что ей неудобно на него смотреть?

Будто услышав ее мысли, Тинклер отошел от окна и приблизился к ней. Теперь она могла его видеть, и это тоже было плохо. Теперь тьма его глаз разливалась по комнате, заставляя Сиэллу дрожать.

Она поспешно опустила взгляд в пол. Тинклер встал в шаге от нее, и теперь она чувствовала его запах. Терпкий одеколон, кофе и… кровь. Да, она чувствовала запах ржавчины, отчего к ее горлу подкатил комок тошноты. Мысль о том, что Нейтан Тинклер может оказаться тем самым Тузом, перестала ей нравиться. Ей же предстоит стать его женой!

Женой.

От этой мысли ее затрясло еще сильнее.

– Тебе холодно? Ты дрожишь… – Он взял ее руку и поднес к губам, заставив порадоваться, что на ней перчатки. Она не представляла, что бы с ней сейчас было, если бы он коснулся ее кожи.

Комок поднимался все выше, и Сиэлла сглотнула горечь.

– Все… все хорошо, господин Тинклер.

Она не может. Не может она быть с ним любезной!

Он отпустил ее руку и будто бы немного отодвинулся. Запах одеколона, кофе и ржавчины заполнил ее ноздри и не давал покоя.

– Тебе нужно привыкнуть к моему имени. Меня зовут Нейтан. Завтра ты станешь моей невестой, не забыла?

Как она может об этом забыть? Не поднимая глаз, она раскрыла ладонь и повернула тыльной стороной, смотря на то место, где только что были его губы. Белоснежная перчатка показалась ей измазанной, грязной. Или это обман зрения?

Боль снова стала всем, чем была Сиэлла, и она услышала, как в ушах стрекочут тысячи сверчков.

Нет! Нет, она не упадет в обморок! Он же тогда… он же сможет прикоснуться к ее коже! И она не будет этого помнить. Она не узнает, что он делал!

Нет. Нет.

Чтобы хоть как-то справиться с дурнотой, она подняла голову и столкнулась с ним взглядом. Теперь она могла видеть его очень хорошо. И не видеть одновременно – все ее существо заполнила тьма, вытекающая из его глаз.

Тьма, обрамленная ресницами, морщинками и кругами от очевидного недосыпа, она текла словно смола, цеплялась за трехдневную щетину и падала вниз. Расцветала на белоснежном вороте рубашки, сливалась с угольно-черным сюртуком… и, только опустив взгляд на руки Нейтана, Сиэлла почувствовала себя чуть свободней.

Боль, о которой она почти забыла, когда попала в ловушку тьмы, ударила ее со всей силы, и, не в силах сдержаться, Силь схватилась за живот. Она скорее почувствовала, чем увидела, что ее будущий жених нахмурился.

– Тебе плохо. – Он не спрашивал, а утверждал.

– Н-немного, – ответила Силь, отгоняя вездесущих сверчков, которые с каждой секундой становились все настойчивее. – Простите меня…

Она же обещала, что будет любезной, так?

Сиэлла вновь уставилась на его руки… на выглядывающие из-под рукавов сюртука накрахмаленные манжеты рубашки. И поняла, почему ей мерещится запах ржавчины.

Он ей не мерещился. Один из рукавов был измазан кровью. Совсем чуть-чуть, самый край, но это стало последней каплей.

Она резко отшатнулась от Тинклера, оступилась, подвернула ногу и едва не упала.

– Что с тобой?! – Его противный хриплый голос заставил сверчков зазвучать еще явственнее.

Нейтан подался вперед, наверное, хотел поддержать, но при мысли, что к ней притронутся пальцы, которые недавно были в крови, Силь запаниковала, дернулась и все-таки упала.

– Не прикасайся ко мне, не прикасайся ко мне, не прикасайся!!! – завизжала она.

Живот опять взорвался болью, она перевернулась, встала на четвереньки и уставилась на его ботинки. Как ни странно, они идеально блестели, даже пыли на них почти не было.

– Не прикасайся… я сама встану, – сквозь застилающее разум надвигающееся беспамятство сказала она. – Не подходи… не подходи ко мне.

«И не говори… молчи… прошу тебя, молчи…»

Она так боялась, что он склонится над ней и вновь прикоснется, даже через ткань, что кое-как доползла до стены и села, прислонившись к ней спиной.

– Прости… те… я действительно… плохо себя чувствую.

Тинклер молчал. Она подняла на него взгляд и увидела, что он смотрит не на нее, а на дверь, откуда она пришла. Потом он подошел к небольшому низенькому столику и взял серебряный колоколец.

Позвонив в него, он отошел к окну, снова став всего лишь силуэтом.

Сиэлле стало даже немного стыдно. По сути, сейчас он не сделал ничего плохого. Он хотел ей помочь, а она устроила истерику.

Отец будет недоволен.

На зов явилась не Мирра, и даже не отец.

– Силь? – Элис казалась обеспокоенной. – Что произошло?

– Почему вы не сказали, что ваша падчерица больна? – Голос Нейтана звучал недовольно. – Посмотрите на нее, она же бледна как моль. Падает на ровном месте, не видит перед собой ничего. По-вашему, я бы настаивал, если бы знал, в каком она состоянии?

– Это… это волнение… – Элис растерялась. – Сейчас…

Мачеха подошла к Сиэлле и помогла ей встать.

– Пожалуйста… не оставляй меня с ним одну. – Сиэлла изо всех сил сжала руку Элис. – Умоляю…

Она говорила тихо, надеясь, что Тинклер не услышит.

– Я… господин Тинклер, я прошу прощения. Дело в том, что Сиэлла немного перенервничала и от этого сегодня не прикоснулась к еде. Завтра она будет в порядке.

– Вызовите ей врача, – приказал Нейтан. – И пусть поспит. Она на грани обморока, если вы не заметили. Передайте вашему мужу, что я жду его завтра утром. Надо кое-что обсудить.

Обсудить? Может… может, он отменит помолвку? Или хотя бы отложит…

– Я передам, – кивнула Элис, поддерживая Силь.

– До встречи. Надеюсь, к завтрашнему вечеру ваша падчерица придет в норму. – Нейтан вышел из гостиной, и Сиэлла, поняв, что больше не нужно держаться, отдалась во власть беспамятства.