– Ты мой худший грех….
Внутри все в момент переворачивается. Но я закусываю щеку и давлю в себе чувства, что внезапно вскипают.
– Вот именно такие слова вселяют в девушек глупые, несбыточные надежды на романтику… – говорю и прижимаю проспиртованный тампон к члену, на что Тамерлан шипит и закрывает глаза. Именно это дает мне возможность залезть в его карман и спрятать ключи у себя.
– А укус члена тоже романтично? – спрашивает стальным голосом. Стараюсь держать себя в руках, но чувствую, как начинает потряхивать от негодования.
– Настолько же, насколько изнасилование. Но, как говорится, любое отношение зеркально, – поднимаю на него взгляд, утопая в его. И этот безумный огонь, что светится в его карих, мне совсем не нравится. – Так что, пока ты будешь пытаться учить меня. Ограничивать… Я буду вредить тебе всеми силами.
Я заставлю его жалеть о каждом необдуманном действии, о каждом малейшем давлении с его стороны.
– Но, тем не менее, ты только что меня подлечила, – говорит он, пока оборачиваю член тонким слоем бинта. А потом напоследок клею тряпичный пластырь на голую кожу. Жаль не увижу, как он будет это отрывать. – А значит, ты противоречишь сама себе и все еще имеешь ко мне чувства.
Ублюдок. Да как он смеет?… Ему нравится меня в это тыкать? Тех чувств больше нет, лишь желание избавиться от него поскорее. Выгнать из жизни и забыть, как страшный сон.
– Имею, – складываю все в аптечку и с ней в руках поднимаюсь во весь рост, – неутолимую жажду крови!
Делаю взмах рукой и углом аптечки попадаю Тамерлану в висок, так что мудила валится в сторону. Да! Затем, не оглядываясь, бегу к машине, сажусь, блокирую все двери и завожу двигатель.
Быстро бросаю взгляд назад и вижу, что Тамерлан так и лежит на земле. Неподвижно.
Глушу в себе любовь к ближнему. Игнорирую мысли о клятве Гиппократа. Газую, но, преодолев несколько метров, взгляд снова тянется к зеркалу заднего вида. Где за счет брошенного фонарика видно, что Тамерлан так и продолжает лежать.
Да ладно, не верю! Неужели его вырубил один удар пластиковой аптечки? Такую тушу?
Торможу и долго с досадой барабаню ладонями по рулю, до боли. Снова смотрю в зеркало и жду, когда он начнет шевелиться. Как только он очнется, я смогу уехать со спокойной душой.
«Ну, давай же, – шумно выдыхаю, пока в голову как воры вновь непрошено вторгаются слова Тамерлана про чувства.
Ему какое до этого дело? Неужели он и правда ревнует?
Нет, нет, Алла. Это путь в никуда. Хватит. Однажды ты уже отдала всю себя на алтарь одержимости этим человеком. Второй раз будет больней первого.
Теперь нужно дать понять всему окружающему миру и в первую очередь Тамерлану, что ты больше не позволишь собой пользоваться. Что ты больше не та наивная девочка, которая была уверена, что ее светлые чувства смогут изменить столь сурового мужика.
Нет, он ясно дал понять, кто он. И теперь никакие приказы отца не заставят меня подчиняться этой обезьяне.
Снова нажимаю на газ и снова торможу.
Сука… Ну что же он лежит и не двигается? Он же не мог умереть?!
Можно сколько угодно думать, что я ненавижу его, презираю, готова убить. Но в войну даже врагам нужна была помощь, а Тамерлан уже более десяти минут лежит неподвижно…
Жалость к ущербному все же берет свое, и я вынимаю ключи, аккуратно выхожу из машины, чувствуя, как тут же промерзаю до костей. Иду к нему, настороженно прислушиваясь к дыханию.
Шаг, другой, третий. Он хоть дышит? Лишь бы не умер… Меньше всего я хочу брать на душу такой грех.
Опускаюсь на корточки. Медленно тяну трясущиеся пальцы. Аккуратно касаюсь кровавого пятна на виске.
Да, не хило я его приложила. Могу выделить себе медальку за то, что вырубила такого опытного вояку. Папочка может мной гордиться. Еще позвонить ему, ну, чтобы погордился прямо сейчас и забрал отсюда. Иногда очень хочется вернуться в то время, когда моя розовая комната казалась убежищем, а пуховое одеяло защищало ото всех бед. Или еще раньше, когда мама была жива… Но, увы, время вспять не повернешь, поездку и навязывание себя Тамерлану не отменишь. Теперь только разгребать последствия.
Крупные такие последствия, лежащие без сознания, заставляя меня испытывать острое чувство вины.
Проверяю пульс, нажимая на артерию на шее… За долю секунды понимаю, что он начинает стремительно ускоряться.
Сразу же чувствую подставу подстав. А я просто дура…
Хочу подняться, но бросок руки не дает мне этого сделать. Еще движение и я уже на земле. А сверху, прижимая меня всей своей тушей, довольный Тамерлан. Давит тяжелым телом, и нагло давит осознание того, что у меня нет даже малейшей возможности выбраться.
Вот черт, Алла! Помогла, да?! В следующий раз в него стрелять будут, я не помогу!
– Ты просто ублюдок! Ты же не двигался. Не шелохнулся!
– Охотники могут лежать неподвижно по несколько часов, а вот добыча часто паникует и совершает ошибку.
– Я не… – начинаю дергаться, но он лишь раздвигает мне ноги коленом. – Я не добыча! Слезь, мне больно!
Но он только скалится на любые мои попытки высвободиться. Его это заводит ещё сильнее. Это чувствуется по внушительному бугру и по тому, как вместо того, чтобы больно сделать, Тамерлан касается влажной кожи бедра.
Та-ак? Зачем?
– Я все думал, как тебе отомстить, – горячо шепчет мне в губы, но я отворачиваюсь. – Как сделать тебя зависимой, настолько, что ты будешь делать все, что я скажу. Будешь мягкой, послушной кошечкой…
Не дождётся. Он опоздал на два года!
– Пф, – фыркаю в ответ и чувствую, как начинает подмерзать голый зад. – Это фантастика…
И тут его пальцы находят мое колено. Начинают поглаживать, нежно так, с чувством. Похоже, удар-таки повредил ему мозги…
– Ты что творишь? У тебя сотрясение мозга? Нужно срочно сделать рентген, – хриплю я, чувствуя, как по телу тут же бежит табун мурашек, и как бы я не пыталась их остановить, подумать о чем-то другом. О рентгене и о том, как на экране я увижу, что мозгов-то у Тамерлана нет. Думаю, это сразу отметет с моей стороны даже остаточные чувства. Но, судя по всему, там такие крупные остатки, что серое вещество моего мозга тает.
А все его пальцы. Кто вообще мог представить, что они могут быть такими трепетными, словно жмут не на яблоко глаза противника в битве, а на курок винтовки. Боже… Они же нагло продолжают затаптывать разум, открывая дорогу далеко спрятанной похоти. И все чувства стремительно собираются в одном очень конкретном месте…
Именно там, где теперь грелась рука Тамерлана. Когда успел? И почему я перестала сопротивляться…
– У тебя член перебинтован… – напоминаю я с зыбкой надеждой на то, что он оставит меня в покое, но Тамерлан лишь скользит взглядом по моей голой груди, у которой соски торчат как пару вишенок, призывая скорее их откусить. Так, а это что за ощущения? И почему в груди так горит? А клитор он зачем мой трогает, да еще и мягко кружит по кругу, словно гипнотизируя меня…
– Боже… не надо…
Словно эти слова могут его остановить. Словно его пальцы перестанут сводить меня с ума, продолжая давить на клитор, и тереть его в неспешном ритме, пока я еложу по земле, ощущая, как все тело заполняет жидкий металл. Тут, его рука пробирается под задницу, согревая своим теплом. Но даже это подстава, потому что его большой, довольно крупный палец лег так удобно, что смог на пол пипеточки забраться во влагалище. В это же время пальцы другой руки продолжают творить магию, пока Тамерлан не сводит с меня магнетического взгляда. Это вообще законно, так делать? Законно уметь так сводить женщину с ума?
Я отомщу ему… Обязательно отомщу за это чертово удовольствие…. Потом… А сейчас… Внутренности скручиваются в узел, создавая бешеное напряжение во всем теле.
– Хватит, – мечусь из стороны в сторону, пока его пальцы проводят эротическую экзекуцию, а глаза жидким огнем выжигают мне сетчатку. – Остановись, потому что я сейчас…
Он усиливает напор и захватывает несчастный сосок в сладкий плен губ, слегка покусывает, продолжая массировать комок нервов.
И как бы я не старалась подавить в себе это безумие, как бы сильно я не прикусывала язык, пружина внутри продолжает натягиваться до предела. Внутри плещется океан, готовый вот-вот превратиться в стихийное бедствие. Небо даже, кажется, начинает громыхать…