Секс-няньки по соседству

Мнусь на своём месте, немного смущенная тем, что стою перед ними в обычном домашнем, розовеньком топике с принтом Спанч Боба. Стыдно. И я чувствую, как мои щёки начинает нещадно жалить, делая мое лицо ещё более нелепым в данном случае.

Завещание будут зачитывать через пол часа, а я еще не готова, да и вообще не знала, что они придут так рано меня навестить.

– Наша принцесса выросла, – говорит Ренат после неловкой паузы, обращаясь к своему боевому товарищу. – Мне становится страшно за наши…

Я очень хочу узнать, что он хотел сказать дальше, но наш разговор и разглядывание друг друга прерывает громкий стук в дверь. Ой…

В кабинет входит адвокат отца, держа в руках чёрный чемоданчик.

Пора…

Извиняюсь перед ребятами, спешу в свою комнату, чтобы надеть ненавистное черное платье, которое все же необходимо. С грустью смотрю на розовую пижамку… мой ночной протест мрачности и боли. Возвращаюсь в библиотеку, где все меня уже ждут, чувствуя, будто обстановка давит, так и хочется вырваться отсюда. Высвободиться. Почему эта мысль пришла именно тогда, когда Ренат отодвинулся от Захара и жестом руки указал на место между ними.

Чуть приподнимаю уголок рта. Все-таки с ними, сколько себя помню, всегда было легко и непринужденно. Теперь мы можем стать полноценными друзьями, ведь я выросла и мне не нужны больше няньки. Теперь им не нужно меня оберегать.

Сажусь на стул и думаю, что на месте Панина, нашего адвоката, всегда сидел отец. Вот прямо так же за огромным дубовым столом вишневого цвета в окружении наград и картин с военными историческими баталиями.

Отец, он был… Такой же, как война. Взрывоопасный. Разрушительный, бескомпромиссный, он подавлял и подчинял всех своей энергетикой. Особенно маму. Она не выдержала. Ушла. Меня с собой забрать он не позволил. До сих пор задаюсь вопросом почему. Даже запретил с ней общаться. Я не знаю, как сложилась ее жизнь. Ещё один шрам на моем сердце.

Странно, но подобные же чувства у меня вызывает Ренат. Пугающие. Он тоже война. С Захаром все же попроще, он больше весельчак. Хотя бывали некоторые моменты в прошлом, что пугали до жути…

– И так. Всех приветствую, – официальным тоном заговорил Панин. – Сегодня мы собрались здесь…

– Ревизор, – шепчет мне на ухо Захар, и я пытаюсь строго на него взглянуть, но от его ухмылки по телу разливается приятное тепло, и я беру его руку в свою. Так мне легче. Так мне хорошо.

Я вздрагиваю от неожиданности, когда огромная, шершавая ладонь Рената приземляется ко мне на колено, а после сжимает до легкой боли. Поворачиваю к нему голову, вижу, что его взгляд направлен на наши сцепленные с Захаром руки.

Мне показалось, или он смотрит с ревностью во взгляде? Конечно, показалось, по-другому и быть не может.

Ну вот и все. Сейчас я узнаю, что будет со мной дальше. Хотя и ежу понятно, что отныне я сама за себя отвечаю, одна одинешенька, без отцовской поддержки.

Но с его деньгами. И с возможностью делать, что вздумается. Это приятно щекочет нервы. Свобода так близко.

– Сейчас я оглашу последнюю волю умершего – Жильцова Анатолия Васильевича, – говорит адвокат, направляя на меня нервный взгляд.

Глава 3

В груди становится тесно. Меня преследует странное предчувствие, что здесь таится какая-то подстава. Не может все пройти идеально, не с отцом.

– И так… – говорит адвокат, кладёт свой чемодан на стол и вводит нужные цифры. Неспешно достает документы.

Именно Панин был посвящен во все тайны. Друг семьи и, наверное, единственный человек, который понимал отца.

А я?

А что я… Я девчонка. Когда-то я еще хотела подстроиться под отца. Состригла волосы, стала ходить в военный кружок. Пришла к нему и сказала, что пойду в армию. Буду как он и его солдаты, не хуже.

Дура…

В мои четырнадцать он не понял моих стремлений. Дал мне пощечину и сказал, что бабам место на кухне, а не на поле боя. Я не возненавидела армию, но во мне подсознательно засела установка, что мужики должны служить. Что без стандартного срока в армии мужчина не может состояться.

Может быть поэтому я напрочь отшивала парней, которые гордо заявляли, что их отмазали предки и армия для дебилов. Для меня это крайне дико и ненормально.

Меня пихают в бок, вытягивая из мыслей, как со дна океана, и я, хлопая ресницами, сосредоточиваю внимание на происходящем.

– Вы все слышали? – спросил меня Лев Дмитриевич Панин, и я честно покачала головой.

Он тяжело вздыхает и обреченно смотрит на свой лист бумаги, потом вопросительно на Рената. Ну и я. Только у того челюсть сжата. Зубы почти скрипят. А моя коленка в его руке почти хрустит, так сильно он ее сжимает.

– Вот старый хрен, – удивляет он меня словами, судя по всему об отце, и поворачивается ко мне всем корпусом. Кидает взгляд на свою руку. И убирает, словно ошпарился. – Твой отец хотел уберечь тебя от непродуманных поступков, – выплевывает он слова, начинает явно издалека.

Кровь стынет в жилах от его тона. Что это значит?

– Ближе к делу, – прошу я и слышу, как адвокат откашливается, чтобы я следила за языком. Но меня волнуют не приличия, а то, как пристально смотрит на меня Ренат. – Да что происходит? – вскрикиваю, начиная злиться.

– Трындец, – слышу я сбоку и оборачиваюсь к Захару. Злой. Даже непривычно. – Нам придется жить здесь. Пол сраных года! Чтобы получить следующее назначение и звание. Иначе… – ох хватается за свою голову и проводит по своему отбритому по-военному ежику. – Гражданка… – цедит сквозь зубы.

Мой мозг не воспринимает данную информацию, в голове каша… что он сказал?

– Что за бред! Вы будете жить здесь?! – я смотрю на обоих, и, кажется, мой мир начинает рушиться в этот момент. – Со мной?! И только потом получите возможность и дальше щеголять по миру? – пытаюсь я осознать происходящее.

Все трое кивают. Уныло. Тяжело.

Нет. Не правда. Просто такого не может быть, мать твою!

– А ты свои деньги… – кто-то из них говорит это.

Я вроде слышу слова, но они как разбросанная по сознанию мозаика, не могу собрать общую картину. Хоть и стараюсь, ползая на коленях. Что-то не то, где подвох?

– Я не понимаю, – выдаю с нервным смешком, продолжая глядеть по очереди на каждого мужчину в этой комнате, ожидая получить вразумительный ответ.

– Екатерина Анатольевна. Для защиты вашего капитала и контроля за вашим поведением молодые люди приставлены к вам… – монотонным голосом начинает объяснять адвокат.

– Няньками, – подбираю я правильное слово, и парни издают неопределенный звук похожий на рычание.

Я нервно вскакиваю, оборачиваюсь, смотрю по углам. Это не по-настоящему. Не может быть правдой! Такое вообще бывает? Мне уже давно стукнуло восемнадцать! Я взрослая девушка, умеющая за себя постоять.

Этот фарс должен закончиться прямо сейчас!

– И где скрытая камера?

Расхаживаю по комнате, пытаясь найти доказательство того, что это всего лишь глупая шутка. Переворачиваю весь стол вверх дном, подбегаю к рядом стоящему дивану и раскидываю подушки в сторону. Оглядываю библиотеку, ища, где может быть спрятан сей прибор.

Взяв стул, несу его в сторону висящей огромной картины, но мужчина, а им оказался Ренат, останавливает меня, отбирая несчастный стул, что я не собиралась отдавать без боя.

– Это не шутки, Киска, все вполне серьезно.

– Не называй меня так! – разозлилась я на Рена совершенно необоснованно. Но именно он в компании Захара теперь препятствие к моей свободе!