Дувушка

За двадцать пять лет Алекс наизусть выучил тончайшие оттенки интонаций супруги. Сейчас ему давали понять: мясо резать лень, может, обойдется булочками с кофе?

– Когда это Кошонок хотел чего-нибудь утром, кроме икры да коньяка?

– Хорошо бы. Останавливает только, что нет икры. И коньяка тоже.

– Как это – нет? – искреннее удивился Алекс. – А куда они делись?

– Рустам вчера приходил, помнишь?

– Но ведь он принес!!!

– Правильно, принес. Все выпили и съели. И его, и наше.

Подбодрив «Кошонка» таким образом, Анна продолжила свои упражнения в поварском искусстве. Булочки получились сегодня пышными, да и творог не подвел, оказался крупнозернистым и свежим. А в холодильнике обнаружилась коробочка с финиками, принесенная Рустамом. Таких они еще не видели: крупные, откалиброванные, уложенные ровными рядами, и даже пластмассовая вилочка прилагалась. На упаковке не было перевода на русский язык. Потом уже Рустам написал – друг привез из Ирана.

Подкрепившись, они оба прошествовали в кабинет. Анна сразу плюхнулась с ноутбуком на диван, Алекс выглянул в окно:

– Это ты снег раскидала?

– Нет.

– Там натоптано и сало съедено.

Анна подняла голову:

– Ты думаешь, это я сало съела? И натоптала?

– А ведь Рустам запал на тебя.

– С чего ты взял?

– И у тебя голос изменился, когда я сказал про него… Я бы многое отдал, чтоб только он тебя не бросил.

– Тебе не кажется, звучит, по меньшей мере, странно: «Чтоб только он тебя не бросил»?

Действительно, парадоксально было слышать такое от мужа. К тому же Анну порой безгранично удивляла уверенность Алекса в том, что все вокруг должны искренне восхищаться ею, хвалить ее, чтобы сделать ему приятное – так, как обычно хвалят детей гости, когда им показывают фотографии любимого чада. Вот ребенок сходил на горшок, вот он сделал первый шаг, вот он стоит под елочкой, читает стишок…

Алекс поспешил перевести разговор и стал красочно описывать страдания приятеля, женившегося во второй раз – на женщине, моложе его на двадцать четыре года. После очередного витка подробностей «про Иру» Анна не выдержала:

– Разве можно так убиваться из-за бабы? Я понимаю – из-за мужика!

Их хохот, наверное, был слышен на последнем этаже.

Анна зашла в мессенджер. Сообщение от Рустама – в ответ на ее вопрос, со смайликом, схватившимся за голову:

– Ты же сама говорила, что пропала бы без него.

– Жизнь и секс – разные вещи.

– Я не понимаю. Мне даже показалось, он не против нашего возможного секса. Но ведь так не бывает…

– Мы просто родственники, я же говорила. Уже давно. Разве у тебя не так?

– Как?

– Три года химии, потом привыкаешь.

– Не скажу про химию, у нас идут бесконечные притирки. Каждый борется за свое личное пространство. Слово «химия» в то время, когда женились, вообще не употреблялось в отношении любви, и я тогда тоже не засекал, прошла химия или пришла… никогда такого не было. А сейчас какое-то модное слово – «химия». Поэтому мне непонятно.

– Нижевич говорит: «Нельзя находиться на чувственной высоте с женщиной, которой пользуешься одним унитазом».

– Чувственность в отношениях, унитаз в быту.

Анну кольнули его слова – она надеялась, что отношения Рустама с женой давно стали прохладными. Получается – нет, но все нормально только в постели, общих интересов никогда и не было. У них с Алексом все наоборот. Давно. Очень давно. Так давно, что можно свихнуться. А ведь она в глазах окружающих считалась замужней женщиной. Автоматически это означало: все хорошо. Вот такие стереотипы. Но у всех разное здоровье. У кого-то раньше, у кого то позже. Впрочем, как и у другой стороны.

Но ворошить прошлое, что-либо объяснять, оправдываться она не собиралась.

Анна вспомнила чью-то фразу: «Измена в мыслях – уже измена, это почти действительность».